Битва пророков
Шрифт:
– Да, это он…
– Что я слышу, Михаил? Да тут открывается целый заговор! Откуда у тебя этот крест?
Беловский молчал. Не мог же он сказать, что ему дал этот крест воскресший Тимофей?
– Я выяснил, что бежавший черкас – сын Тимофея. Это правда, Михаил?
– Правда.
– Ты помог бежать сыну Тимофея, на тебе крест Тимофея. Не слишком ли много совпадений? Ты сам-то хоть не брат Тимофея?
– Нет, не брат.
– Но родственник?
Беловский вспомнил, что Тимофей действительно говорил, что они родственники. Ему все стало безразлично. Отпираться уже поздно: ничего не изменится, и он решил говорить, что придет на ум.
– Да,
– Ну, вот! Я так и предполагал! Ах ты хитрец, Михаил! Ах хитрец! Всех обвел вокруг пальца! Ай, молодец!
– Я никого не обманывал!
– Я же говорю – молодец! Никого не обманывал и так всех обвел! – с искренним восторгом заливался Каган. Он был большим любителем и ценителем тонких интриг. – Жаль, как жаль, что мне придется тебя казнить! Глупец ты, Михаил! Я начал такое грандиозное дело! Ты мог бы стать близким мне человеком. Весь мир бы лежал у твоих ног. А ты выбрал нищего черкаса!
– У тебя нет будущего, Каган.
– Что ты знаешь о будущем?
Беловский улыбнулся.
– Многое знаю. Например, то, что твои замыслы не состоятся, потому что у них нет возможности состояться.
– Не смеши! Что ты можешь знать? Вот я знаю, что сегодня до заката ты пойдешь вслед за Тимофеем.
– Нет, не за Тимофеем. У меня свой путь.
– Ха-ха-ха! У тебя закончился путь, Михаил. Можно сказать – ты приехал!
Михаилу захотелось подразнить Кагана.
– Ты знаешь, на этом месте будет стоять большой христианский город. И на местах всех твоих городов тоже будут стоять большие христианские города. Белоснежные соборы с золотыми куполами будут отражаться в Волге. И будущие поколения будут спорить, где находилась твоя столица, потому что от нее ничего не останется, ни камня! Была Великая Хазария, и не осталось от нее ничего, кроме смутных воспоминаний.
– Ты врешь, Михаил! – испуганно зашипел Каган. – Наши пророки говорят другое! Не смей!
– Ваши пророки – не пророки…
– Ну ладно, я вижу, что ты мне хочешь подерзить. Я знаю – христиане любят страдать, обвиняя в этом нас. Мы, де, и Христа вашего распяли и вас преследуем. Ложь все это! Тут нужно уточнить – мы не Христа распяли, а преступника, не христиан преследуем, а преступников. Вы не нарушайте законы, и вас никто не будет преследовать. Но вы не сможете жить честно, поэтому всегда вас будут наказывать. Всегда, вплоть до полного искоренения! Кто тебя просил выкрадывать сына Тимофея? Скажи сам – нарушил ты закон? Нарушил? Или это я нарушил? Молчишь? Нечего сказать? А я знаю, что тебе нечего сказать!
Ты сейчас хочешь выглядеть героем, помучиться за правду, за Христа… Нет! Ничего у тебя не выйдет! Ты будешь получать свое справедливое наказание как гнусный предатель! Как Иуда Искариот, которого вы так не любите. И не более того! Это слишком сладко – умереть героем. А ты вот попробуй умереть дерьмом! И ты умрешь дерьмом. Никто не пожалеет о тебе! Понятно тебе, Михаил? Не думай о себе так возвышенно...
Каган позвал новых толмачей.
– Вот замена тебе, Михаил. Ты с ними знаком? Я знаю, что не знаком. Ты никогда не был в Итили у Мордахея Рыжего. Они тебя не признали. Ты обманул всех. А говоришь – не обманывал.
– Ты сам меня вынудил. Я тебе говорил, что я свободный человек.
– Мне надоело с тобой препираться. Судить тебя будут русы. Да-да – твои дорогие русы! А ты надеялся, что я? Нет, я тебя прощаю, как не умеет прощать даже ваш Иисус. Узнай, как это больно – быть прощеным врагом и проклятым своими! Вот смотри, Михаил, как изящно я это сделаю! Я тоже кое-что умею! – улыбнулся он.
Через
новых переводчиков он подозвал русов поближе. Подошли Ратко и несколько пожилых воинов. Каган потребовал, чтобы подошла и Венеслава. Он сорвал крест с груди Михаила и протянул его Ратко.– Посмотри, мой друг, на это ужасное распятие. Не видел ли ты его где-нибудь раньше?
Ратко рассмотрел крест и вспомнил:
– У казненного мной черкаса был, кажется, такой же…
– Правильно, правильно! Ты можешь спросить у него самого – чей это крест?
Ратко повернулся к Беловскому.
– Это правда, Мишка? Это крест Тимофея?
– Да, вождь, это его крест…
– А теперь спроси у него – кому он устроил сегодня побег? – продолжал Каган.
– Его сыну…
– И последнее звено в цепи наших рассуждений – как и когда он появился среди русов? – торжествовал Каган.
Ратко вспомнил, что Беловского нашли в то же время, когда черные папахи изрубили отроков и старого Кукшу. Вождь недобро покосился на него, осененный догадкой.
– Так ты тоже был с ними? Ты – заодно с ними? Ты – предатель?!
– Нет, Ратко, я не предатель…
– Так почему же на тебе крест черкаса? Почему ты спасаешь его сына, который устроил резню наших людей? Как это объяснить?
Каган, которому исправно все переводили, поставил победоносную точку:
– Спроси у него еще про то, кем он приходится этим черкасам! Я узнал, что они – родственники!
– И это правда, Беляк?! – стальным голосом спросил Ратко.
Беловский не знал, что ответить, он понимал, что Каган хитро расставил капканы, и единственным выходом из данной ситуации была ложь. Но он не хотел врать вождю. Он не знал, что говорить. Тимофей для Ратко оставался тем самым презренным, лукавым убийцей отроков, недостойно торговавшийся за свою жалкую жизнь.
– Это правда? Что ты молчишь? Ты нам врал? Ты – предатель?
– Это правда, Ратко. Я действительно дальний-дальний родственник черкасам. Но это не то, что ты думаешь. Я – не предатель. Я не могу объяснить, ты все равное не поймешь, не поверишь… Каган клевещет…
Стоявшие вкруг русы закричали:
– Врет гадюка! Измена! Смерть изменнику!
Ратко схватил Михаила за волосы, достал меч и повернул его голову к русам.
– Убей его! Убей пса! – кричали русы. – Смерть предателю!
На него посыпались удары и полетели плевки. Ратко стоял, держа его за волосы, готовясь перерезать Михаилу горло, и ждал только, когда русы насытятся местью. Но Каган опередил:
– Подожди, вождь, не спеши! Он еще не сказал, куда он скрыл вашего врага – сына Тимофея. Нам нужно его вернуть на место – он указал на пустующий крест. – Кстати, вчера мы не распяли одного злодея. Он пытался бежать. Но его крест приготовлен и ждет своего христианина. Они же так любят кресты!
– Правильно! Любо! Любо! На крест шакала смердячего!
Михаила швырнули на землю и прижали голову ногой к песку. Он посмотрел из-под чьей-то подошвы и увидел охваченное ужасом лицо Венеславы. Ее огромные глаза сверкали от слез, приоткрытый, перекошенный от ужаса рот как будто бы стонал, но не было слышно. Не было слышно, но стонал громко, очень громко. Он не стонал, он кричал ураганом, срывающим крыши, вырывающим с корнем дубовые рощи шквалом. Беловский слышал ее, хотя не было слышно. Ее толкали, трясли за плечи, разбрызгивая из глаз драгоценные искры слез, показывали на Михаила пальцами, что-то ей говорили, убеждали, а она все кричала и кричала молча, не в силах оторвать от него небесных глаз. Михаил тоже улыбнулся ей глазами: