Битва в пути

— Так я ж больной, — раздался сзади густой голос Медведева.

Бахирев обернулся, Медведев шел по пятам. Он прочно уперся взглядом в лоб Бахиреву и коротко пригрозил ему:

— Давайте платите мне как следовает по больничному. Не то мы с Гапкой по судам, затаскаем.

Бахирев чуть не выронил изо рта трубку,

— Какая еще Гапка?

— Известно, какая, — сказал тракторист и с тем беспощадным добродушием, с каким медведь опускает лапу на муравья. — Как я ее кликну, она напустится — всю эмтээсу мигом разгонит! Чисто здесь будет.

— Михайло, товарищ приехал не по тому вопросу, — сказал Петрушечкин.

— Знаю я, по каким они вопросам ездют! Колхоз по больничным не платит, эмтээс не платит. Мне все должны платить! Ихние тракторы стреляют, они больше всех должны платить.

— Тебе, Михайло, уплатили сколько положено, — возразил Петрушечкин. Но тракторист не слушал его,

— Я ото всех должен получать, а ни от кого не получаю. А я на производстве подстреленный противовесом. Вона плечо-то еще худо подымается. — Медведев двинул широченным плечом и снова наступил на Бахирева: — Платите лучше добром.

Как только Бахирев понял, что Медведева ушибло противовесом, он втянул голову в плечи.

— Есть законы. Мы разберемся. Будет сделано, как надо по закону, — пробормотал он и, весь сжавшись, быстро пошел к правлению МТС. Медведев шел следом.

— Гапка вам объяснит, какие такие законы. Мы с Гапкой до городу достигнем! Увечить увечат, а платить не платят.

Бахирев сутулился и все сильнее втягивал голову — старался по мере возможности уменьшиться в размере. Рука его невольно тянулась к карману: он рад был бы отдать всю свою наличность, лишь бы отвязаться от тракториста. Но как отдашь? Что скажешь? «Вот скверное, сквернейшее положение!» — повторял он про себя и все ускорял шаг. Но Медведев шел за ним неотступно, а маленький секретарь райкома стоял на крыльце, смотрел на них и улыбался. «Прочувствуй, прочувствуй, как нам здесь достаются твои противовесы, — думал Курганов. — Еще бы на тебя Гапку! Таких только Гапкой и проймешь!»

Лишь скрывшись в кабинет директора, Бахирев облегченно передохнул. Здесь было жарко и пустынно. Письменный стол, на нем чернильницы с пересохшими чернилами и графин мутно-розового стекла. Ряд стульев у стены. За большими окнами на выбитой и утрамбованной машинами земле ряды сеялок и плугов, а за ними беспредельная холмистая равнина с далекой кромкой чернолесья. Тяжелый зной и тяжелая тишина. Даже грохот чугунолитейного показался сейчас Бахиреву легче, чем безмолвие и недвижность глинистой земли и сухих трав. Чужды были и безлюдный раскаленный простор, и унылая душная комната, и Петрушечкин с горячечным румянцем на впалых щеках, и головастенький секретарь с его мальчишескими улыбочками. «Понятно, почему здесь больше, чем где-либо, летят противовесы, — думал Бахирев. — Плохие организаторы, плохая организация, плохие кадры, плохое использование техники. Уточнить, где, когда, при каких условиях происходили аварии, и скорее уехать. Хотя, что здесь можно уточнить? Разве тут знают, что такое точность?»

Однако секретарь сказал деловито:

— Вы просили сведения о том, где, когда, при каких условиях происходили аварии. Директора МТС нет, но документы приготовлены. Трактор стоит на месте аварии, и мы туда подъедем. Вы хотели побеседовать с трактористами, работавшими на подорвавшихся тракторах. С одним из них, вы, кажется, уже набеседовались. — На лице секретаря опять мелькнула улыбка.

Бахирев покосился в окно. Под окнами по раскаленному пустырю, неторопливо поднимая журавлиные ноги, прохаживался Медведев. «Гапку ждет», — подумал Бахирев и поспешно отошел от окна.

Документы были составлены толково. Бахирева удивила большая выработка на трактор: «Работали несколько месяцев, а выработка такая, что иные не дают и за полгода».

— С кем бы я мог подробнее побеседовать? — спросил он.

— Со мной, — ответил секретарь. — Я сам разбирался в этих авариях. На заводе да и в обкоме, к сожалению, считают меня паникером. А почему я волнуюсь, почему долблю телефонограммы? У нас так организовано дело, Что новый трактор для тракториста — и награда и боевое задание. Новую технику даем самым опытным трактористам и на самые ответственные участки.

— Что вы называете ответственными участками?

— Залежные и порослевые земли. Мы за землю сражаемся с лесом.

— Леса одолевают! — вставил Петрушечкин. — Год землю не вспаши — на другой год, глядишь, все порастает. Не пашня, а лесопитомник. Это на взгорье. А в низинах топи наступают.

Секретарь вышел на середину комнаты и остановился против Бахирева.

— Порешили мы в этом году отбирать обратно отданное! — Он развел руки и с силой притянул к себе, будто хотел заграбастать все окружающее. — Работать на залежах, да еще поросших лесной мелкотой, трудно. Трактористы не вырабатывают этих, будь они неладны, гектаров мягкой пахоты. Посылаем на залежи самых опытных, вооружаем их лучшей техникой.

— Мы создали у людей подъем, — сказал Петрушечкин. — Тракторист берет новый трактор как премию, а вдруг бац — противовес!!

«Выходит, здесь много аварий с противовесами не от плохой организации, а как раз наоборот, от хорошей, — подумал Бахирев. — Первые февральские партии тракторов шли главным образом на Украину, на легкие земли, А здесь тяжелые земли и интенсивное использование. Здесь и летят противовесы».

Причина прояснялась.

Бахирев начинал поглядывать с интересом на головастенького секретаря, однако мальчишеская улыбка, то и дело скользившая по губам, вызывала недоверие. «Несолидный секретарь».

Словно прочитав его мысли, Курганов сказал:

— Ругает меня товарищ Бликин: «Плохо наладили эксплуатацию. Почему в соседних районах не летят противовесы?»

Румянец на щеках Петрушечкина стал ярче.

— Обидно слушать, — перебил он Курганова. — Ведь дернина разная! У них степь, чернозем. Горы и лес начинаются в нашем районе да в Холмогорском. Так в Холмогорах залежами не занимаются, болота не сушат, пашут себе по паханому! И разве у них такая выработка на трактор, как у нас? А нас критикуют и паникерами и аварийщиками. Обком, а не. понимает! Обком все должен понимать.

«Если сегодня противовесы летят здесь, где интенсивное использование тракторов, на тяжелых землях, значит завтра и послезавтра они полетят и на легких землях. Это мне уже ясно, — думал Бахирев. — Но в чем причина: в конструкции или в технологии? Первый случай… Тогда обрыв произошел на тракторе февральской серии… Меня еще и на заводе не было».

— Послушайте, — сказал Бахирев. — Тут у вас по документам первый обрыв противовеса был по вашей вине. Один противовес отвинтили и использовали как гирю. Вы сняли рекламацию.

— Честно говоря, все через баббит, — вздохнул Петрушечкин.

— Как через баббит?

— Никаких противовесов мы не отвинчивали. Приняли на себя вину потому, что зарез с ремонтными материалами. Директор завода предложил: «Давайте полюбовно. Вы берете на себя вину, снимаете рекламацию, а мы за это и трактор отремонтируем и отпустим материалов, каких ваша душа пожелает».

Тина была права! Бахирев шумно втянул воздух всей грудью. Один противовес, один факт, но как изменил он всю картину! Так иногда один минус или один плюс меняют весь ход решения уравнения со многими неизвестными. Груз противовесов медленно сползал с него. Ведь если хоть один противовес оборвался на тех, добахиревских тракторах, значит дело не в главном инженере, не в «анархии производства», вызванной им, а вернее всего, в конструкции.