Благородный топор. Петербургская мистерия

— Вы говорите «мы»?

— Да, мы с дочерью, Софьей Сергеевной. Марфа Прокофьева тоже была с нами. И Осип Максимович, — добавила она после некоторой паузы.

— Понятно.

— Ну а с ним, разумеется, и Вадим Васильевич, — сказала она словно в пояснение.

— Очень вас прошу: расскажите, что произошло.

— Тихон, — выдохнула наконец она.

— Вон оно что.

— Да. Там был Тихон. То есть он, видимо, следовал как-то позади нас. Не в нашей компании. Может, просто по совпадению, взял и набрел на нас в… таком виде.

— В каком?

— В пьяном. Изрядно навеселе. Это единственно, чем можно объяснить его тогда поведение.

— А что он такого сделал?

— Мы расположились на пикник в крохотном таком ложке, под березой. Остальные все потом отправились на прогулку. Я же не пошла, что-то подустала. Осталась читать роман. И тут вдруг Тихон — и откуда только взялся! Выходит, и на меня прямо-таки падает. И…

— Ничего-ничего, бояться совершенно нечего. Говорите напрямую; поверьте, так лучше.

Глаза у Анны Александровны рассерженно блеснули.

— И начал со мной объясняться, в любви!

— И как вы на это отреагировали?

— Так он же дворник! — вскрикнула она изумленно.

— Он прежде всего человек.

— Помилуйте!

— Вы его отвергли?

— Это было ужасно! Прежде всего, он был пьян. Я что, должна отвечать чувствам пьяного дворника?

— Вас кто-нибудь застал за этим?

— Боже упаси! По счастью, нет.

— Точно?

— От всей души надеюсь.

— А что Степан Сергеевич? Он был в тот день с вами?

— Да собственно, нет.

— Степан Сер-ге-е-вич, — задумчиво, по слогам произнес следователь; Анна Александровна нахмурилась. — А вашу дочь звать…

— Софья.

— Софья Сергеевна? — Да.

— Стало быть, супруг ваш Сергеем именовался?

— Сергеем Павловичем. А что?

— Сергеевна… Сергеевич…

— О чем вы?

— Как интересно отчества совпадают.

— Совпадают, только и всего.

— А не могло быть так, что супруг ваш чувствовал к Степану Сергеевичу некое отцовское расположение? Что-нибудь вроде родительского долга?

— Я за мужа отвечать не вправе. Порфирий Петрович утвердительно кивнул.

— И не возможно ли то, что Степан Сергеевич намеренно подзуживал Тихона насчет чувств, которые он испытывал к вам? Не могло ли это послужить причиной ссоры?

— Я, право… — Профиль женщины был таким беззащитным и трогательным, что невольно сжималось сердце.

— Или, может, они были меж собой соперниками?

— Ну, знаете! — вскрикнула Анна Александровна. — Вы смеете на одном дыхании заявлять, что этот человек, с одной стороны, был сыном моего мужа, а с другой, так и вовсе моим любовником!

Порфирий Петрович слегка наклонил голову; вышло похоже на утвердительный кивок.

Тут двери в гостиную распахнулись, и на пороге возникла дородная фигура Осипа Максимовича Симонова; очки, как всегда, на месте.

— Что здесь происходит? — воспросил он с видом решительным, можно сказать грозным.

— Осип Максимович! Слава Богу! — как к спасителю, устремилась к нему Анна Александровна, простирая руки. Однако, не встретив ответной теплоты, замешкалась.

— Я требую разъяснений, сударь! — гневно сказал Осип Максимович, прикрывая за собой двери.

— Разъяснений? Извольте. Я провожу расследование об убийстве троих человек.

— И вы что, подозреваете Анну Александровну?

— Я лишь восстанавливаю объективную картину. Кому, как не вам, это должно быть понятно более всего; вы же книжки философские издаете.

— Анна Александровна — всеми почитаемая, уважаемая женщина! У вас нет никакого права являться сюда со всякого рода провокационными вопросами!

— Откуда вы знаете, провокационные они или нет? Вы что, извиняюсь, под дверью подслушивали?

Порфирий Петрович улыбнулся весьма натянуто.

— Не считайте людей за дураков-с, милостивый государь! Я очень даже представляю, какие гнусные вопросы вы, должно быть, задаете!

— Прошу поверить на слово: уж кому подобные вопросы в тягость, так это именно мне.

— Ну так не задавайте их!

— Боюсь, это моя работа.

— Такая работа благородному человеку не к лицу.

— Возможно. И тем не менее надо же ее кому-то делать.

— Но как! Подвергать Анну Александровну унизительному допросу!

В глазах у Порфирия Петровича мелькнула лукавинка.

— А вот вы как считаете, Осип Максимович: благородный человек способен на убийство?

— Да мало ли кто из нас на что способен, — слегка опешил Осип Максимович. — Тут уж одному Богу известно. Неразумно было б отрицать, что и дворянское сословие иной раз берет сей грех на душу.

— А бывает, например, такое, чтоб дворянин, благородный человек, — и вдруг топором кого по темени? — спросил следователь с хитрецой.

— Ну и вопрос! Хотя отчего же: вот писали как-то, вполне свежий пример. Какой-то студент двоих топором укокошил, старуху с сестрой.

— А и вправду. Хотя образ топора, согласитесь, увязывается скорее с каким-нибудь простолюдином, разве не так? С тем же Тихоном, если на то пошло.

— Соглашусь.

— А вот благородный человек, он какое бы орудие выбрал? Дворянин или, скажем, дворянка?

— Ладно, хватит. Надеюсь, вы закончили допрашивать Анну Александровну? В таком случае, думаю, нам пора раскланяться.

— Да, разумеется. У меня теперь всего один вопрос. И еще просьба. Анна Александровна, у вас нет соображений, каким образом при Тихоне могло оказаться шесть тысяч рублей?

— Тихон? — Щеки у нее побелели. — Да я… Я понятия не имею, — выдохнула она.

— Украл, должно быть, — ответил за нее Осип Максимович. — Ах он шельма! Вот и верь людям.

Он бросил на хозяйку ободряющий взгляд.

— Деньги-то немалые, — раздумчиво заметил Порфирий Петрович, неотрывно глядя на совершенно растерянную женщину.

— На этом, надеюсь, все? — нетерпеливо переспросил Осип Максимович.

— Да, все. Осталась только просьба. Анна Александровна, вы не могли бы мне что-нибудь такое написать? Буквально пару фраз?