Благословенный

К этому разговору они больше не возвращались. Исса, казалось, вообще о нем забыл. К облегчению Кэрол, пока больше не предпринимал попыток затащить ее в постель. Но с тех пор у Кэрол появилось навязчивое ощущение, что он хочет уложить ее в постель к своему дружку. Возможно ли это? Если она самому ему нравится, как может он стараться для другого мужчины? Или она ошибается? Тогда как понимать то, что он по каждому поводу посылает ее к Тиму, взвалив на нее одну все заботы о раненном? Уж конечно не потому, что ему вдруг стало наплевать на друга. Он даже прекратил свои похабные выходки. Стал выказывать симпатию. А его похоть как рукой сняло. Кэрол ее больше не видела, не чувствовала. Или он тщательно ее скрывал, или она пропала, или ее изначально просто не было. Кэрол напряженно за ним наблюдала, не понимая, что происходит, и чего ему надо. То он изрыгает на нее неприязнь, то преследует своей похотью, а теперь улыбается и пытается угодить, как будто они уже век были друзьями. Даже Патрик перестал косо на него смотреть. Допоздна мальчик сидел в спальне с мужчинами, с восторгом слушая бесконечные истории о войне и беспризорной жизни, богатой приключениями, которые они ему рассказывали. Всем сердцем он привязался к умной собаке, восхищаясь ее сообразительности и понятливости, подолгу с нею играл, заливаясь счастливым смехом, который давно уже не слышала Кэрол. Исса стал затаскивать и ее на их вечерние посиделки у кровати раненого. Кэрол не отказывалась, и с не меньшим любопытством, чем Патрик, слушала истории, которые они рассказывали. Исса был более разговорчивым, чем Тим, любил поболтать, с удовольствием рассказывал о своей жизни. Тим был замкнутым и открывался нехотя. Только благодаря Иссе, который ловко втягивал его в разговор и умел развязать ему язык, Тим делился своими воспоминаниями. Между ним и Кэрол оставалось неослабевающее напряжение, которое только когда они все вместе собирались в спальне по вечерам, давало слабину. Кэрол нравились эти вечера. Теперь, когда она больше не боялась этих двоих, так внезапно вторгшихся в ее жизнь, она начала получать удовольствие от их присутствия. Сидя в кресле и хохоча над шутками веселого Иссы, наблюдая за ползающими по комнате малышами, за Патриком, забавляющимся с псом, она впервые за эти полтора года чувствовала себя надежно и в безопасности, находясь в одной комнате с этими двумя сильными мужчинами, так доброжелательно настроенными к ней и ее семье. У нее появилось ощущение, что сейчас, пока они в ее доме, она и ее дети находятся под их защитой. Она радовалась каждой улыбке Тима, украдкой наблюдая за ним. Он продолжал держать ее на расстоянии, на ее заботу отвечал холодной вежливостью. И даже с Иссой, шокирующим ее теперь своим почти идеальным поведением, она больше сблизилась за это время, чем с ним. Исса был открытым и, хоть она не понимала до конца причину, по которой столь резко изменилось его поведение, с ним было намного легче, чем с Тимом. Исса, которого она так ненавидела вначале, начинал ей нравиться, Тим же наоборот, злил ее все больше, заставляя тихо ненавидеть его за подобное отношение. И если несколько дней назад она искренне хотела ему помочь, позаботиться о нем, то теперь готова была послать ко всем чертям.

Глава 7

Приближалось Рождество. Исса притащил огромную елку, которую нарядил вместе с Патриком накануне праздника, пока Кэрол хлопотала над праздничным ужином. Наблюдая за радостной оживленной суетой вокруг елки, Кэрол улыбалась, гадая, кто больше был ребенком в этот момент — Исса, с детским восторгом наряжающий елку, или Патрик. Тим, впервые покинувший спальню, сидел в кресле, наблюдая за ними и за Кэрол, возившейся на кухне, совмещенной с гостиной. Спайк, радуясь предпраздничной суете, носился по дому и прыгал вокруг елки, время от времени весело лая. И подбегал к Тиму, подсовывая голову ему под ладонь, словно звал его разделить всеобщее веселье.

— Впервые в жизни наряжаю елку! — признался Исса.

Патрик ушам своим не поверил.

— Ты врешь! Этого не может быть!

— Может, пацан. У меня не было никогда своего дома, где же мне было елку наряжать? — Исса весело засмеялся, словно совсем не сетовал на судьбу по этому поводу.

— Значит, у тебя никогда не было настоящего Рождества? Мам, ты слышала? Это же кошмар!

Кэрол улыбнулась, переглянувшись с Иссой.

— Тогда давай устроим тебе настоящее Рождество! — предложил мальчик. — А мы будем как будто твоей семьей.

— Давай, — кивнул серьезно Исса.

Мальчик посмотрел на Тима.

— А у тебя тоже никогда не было настоящего Рождества?

— Было. Только я не помню. Я был тогда совсем маленьким, — ответил тот.

— Тогда давай представим, будто мы все — одна семья. Ты, Исса, мама, я и лисята. Будет здорово!

Тим печально улыбнулся и кивнул. Затем украдкой перевел взгляд на Кэрол. Исса заметил его взгляд. Он всегда замечал, как Тим смотрел на нее, когда она этого не видела. Заметил и то, как стал смотреть Тим на него за время пребывания в этом доме, так, как никогда в жизни не смотрел — так пристально, словно наблюдал за неприятелем, которого пытался в чем-то уличить. Ясно, в чем именно. Иссу эти взгляды задевали и обижали, но он делал вид, что не замечает их, пытаясь понять друга. Но все равно был возмущен тем, что из-за какой-то женщины доверие Тима к нему пошатнулось. Тим вдруг замкнулся и от него. Подавленный, он выглядел так, словно мечтал закрыться, отгородиться от всего мира, как смертельно раненный зверь ищет одиночества в своем страдании. Исса ничего от него не скрывал, и такое поведение друга его обескуражило.

Тим знал, что Исса подверг Кэрол испытанию, чтобы они оба поняли, что она собой представляет и действительно ли так легкодоступна, как стал думать Тим после того, как узнал о ее связи с Рэем, на которую отреагировал очень болезненно, разочаровавшись в той, которую всегда ставил выше всех женщин. Косо и чуть ли с неприязнью смотрел Тим на близнецов, с первого взгляда уловив сходство с Рэем. Исса знал, что до того, как увидел этих детей, Тим сомневался в том, что Рэй сказал ему правду. Кэрол, замечая, как пристально разглядывает Тим близнецов, тоже поняла, что он догадался, кто их отец. Ее это обескуражило и расстроило, но она старалась не обращать на это внимания, убеждая себя, что ей все равно, что он думает. Тим же вопросов не задавал. Он делал вид, что его не интересует ни она, ни ее жизнь, и только Исса догадывался, насколько все наоборот, что друга мучает любопытство, что в нем таится куча вопросов, на которые он хотел бы получить ответы. Известие о смерти Кэрол повергло Тима в страшное уныние, подобно которому Исса никогда в нем раньше не замечал. На гибель сестры он отреагировал по-другому, болезненной яростью и непримиримой жаждой мести, он бесился, рвал и метал, и боль его была агрессивной и злобной, и он не пытался это скрыть. Когда вскоре после трагедии с Даяной он узнал и о смерти Кэрол, не было бурных эмоций и всплесков бессильного страдания — только тихая молчаливая печаль. И последнее Исса не мог выносить. Он предпочитал, чтобы друг выплескивал все наружу, чем держал в себе. Но ведь Тим не хотел признавать свою любовь к Кэрол даже перед самим собой, и если свою скорбь по Даяне он считал приемлемой и оправданной, то в отношении девушки, видимо, считал иначе. После того, как Джек Рэндэл добился для него свободы, Тим наведался на могилы Кэрол и ее сына. Потом поехал в Фарго, в родные места, долго сидел в парке на том месте, где когда-то стояла их хижинка, где играл он с друзьями, где потом с Кэрол делились друг с другом своими тайнами, расположившись на этом самом бревне, вспоминали детство и, откровенничая, так много скрывали. Смерть Кэрол причинила Тиму боль, и вместе с потерей Даяны усугубила его одиночество. Снова стало, как прежде, до того, как они вернулись в его жизнь — только он, Исса и целый враждебный мир против них. Постепенно он смирился. Они строили планы отмщения за Даяну, которого Исса жаждал не менее друга, так как был влюблен в нее и слепо ненавидел Рэндэла, которым была так одержима красавица. Что же касается Кэрол, то лично Исса, не будучи знаком с нею, был рад, что она умерла. Тим хоть и горевал, но успокоился после ее смерти, и не страдал так, как при ее жизни, от своей безнадежной любви к чужой жене, такой далекой и недостижимой для него, от ревности, от мыслей, что никогда она не посмотрит на него, как на мужчину, потому что для нее он всегда будет или тем Тимми-ангелочком, которого она любила в детстве, или вызывающим только жалость, обезображенным несчастным, бродягой. Ее смерть принесла ему успокоение. Он часто летал в Сан-Франциско, чтобы положить цветы на ее могилу. Иногда Исса его сопровождал. Тим снова стал более открытым, перестал замыкаться. Теперь его возлюбленная не принадлежала кому-то другому, не жила где-то своей жизнью, где не было места ему и его любви, перестала быть женой Джека Рэндэла, властного, знаменитого, жестокого, а ему, Тиму, не надо было больше скрывать свои чувства и бояться ее унизительной жалости. И он подолгу говорил о ней с Иссой, избавившись от злости и досады, которые она вызывала в нем, будучи живой, вспоминал, какой она была в детстве, какой стала, и сравнивал. Он не позволял себе мечтать о ней живой, а теперь не стеснялся мечтать вслух о ней, когда ее не стало. И к чувствам своим стал относиться иначе. Совсем по-другому. Кэрол превратилась в сладко-горькое воспоминание, которое он хранил в своем одиноком сердце, в котором было так мало привязанностей.

И вдруг они натыкаются на нее, живую и невредимую. Исса среагировал мгновенно, в отличие от своего ошеломленного друга, и хотел избавиться от девицы, пока тот не пришел в себя. Исса был уверен, если она будет мертвой, так будет лучше для всех, и для Тима — в первую очередь. И видя, как подействовало на Тима это воскрешение — как бомба, упавшая на затихший, погруженный в грезы, городок — Исса жалел, что не отправил ее обратно в мир мертвых. Но теперь было поздно. Тим походил на человека, которому в душу закинули раскаленные угли — он только не прыгал и не метался, рвя на себе одежду, и лишь стискивал зубы, пытаясь скрыть то, что с ним происходит. Он был напряжен до предела, каждое движение было нервным, порывистым, он злился и раздражался, взрываясь по малейшему поводу, чтобы дать выход своему душевному смятению и волнению. Исса наблюдал за ним, тщательно скрывая болезненную жалость, которую всегда к нему питал, но никогда, ни разу, не показал. И проклинал эту смазливую девицу, лишившую его друга покоя, заставляющую его страдать, так усложняющую его и без того непростую жизнь. Как и Тим, Исса был одинок в личной жизни, не имея постоянной подруги, но не потому, что не мог найти такую, а просто не находя ей место в своей опасной бродячей жизни и в своем свободолюбивом вольном сердце, но проблем в общении с прекрасным полом у него не было — он всегда мог найти девушку, когда нуждался в женском общении. В отличие от своего друга. Жестокие насмешки и прозвища еще в детстве ранили Тима, прочно укрепив в нем уверенность в собственной неполноценности и уродстве. Когда ему было восемнадцать, он попал в первый раз в госпиталь, и там ему очень понравилась одна молоденькая медсестра. Она открыто с ним кокетничала и, приободренный, окрыленный ее взаимностью парень стал смелее и увереннее, впервые почувствовав себя не хуже других. Он на самом деле ей нравился, и она не стеснялась это демонстрировать. Девушка оказалась не из скромных, и после непродолжительного флирта у них завязались более интимные отношения. Все было просто замечательно, так, как он и мечтать не мог… пока его не выписали. Когда Тим пришел с охапкой цветов к госпиталю, чтобы встретить ее с работы, и предложил проводить домой, девушка удивленно вскинула брови. Ее слова навсегда врезались в память и сердце Тима, они звучали в его ушах всякий раз, когда он смотрел на какую-либо девушку, заставляя его испытывать ярость и боль. «Не обижайся, — ласково сказала медсестра. — С тобой можно хорошо потрахаться… но не пройтись по улице. Меня подруги засмеют. Все подумают, что раз я с тобой, то потому что не могу найти себе нормального парня. Ты хороший. Если бы не шрамы…». Она виновато улыбнулась и ушла, так поспешно, оборачиваясь, и он понял, что она боится, что он увяжется за ней, что будет преследовать ее своей любовью, и не дай бог, все узнают о том, что она с ним спала. Это был самый унизительный, самый мерзкий момент в его жизни, когда он вот так стоял с цветами в руках и смотрел ей вслед неподвижным взглядом. Вопреки опасениям очаровательной медсестрички, а также ее тайным надеждам обрести в его лице вечного поклонника, смирившегося со своей участью отвергнутого и ползающего за ней шавкой, довольствуясь малым, но в нужный момент готового разорвать ее обидчика, больше она его не видела. Напрасно выглядывала она в окошко, пытаясь отыскать его взглядом, уверенная в том, что он тайком караулит ее, напрасно поспешила рассказать подругам о безумно влюбленном, изборожденном шрамами солдате, пережившем в плену пытки и расстрел, высоком, сильном, мужественном, чью любовь она отвергла, но позволит любить себя на расстоянии, чтобы обрести в нем надежную защиту. «Что еще ему остается? — думала она. — Ни одна нормальная девушка не захочет показаться с ним на людях, как с женихом». К ее удивлению, он исчез, и больше она никогда его не видела. А подруги так и не поверили в существование двухметрового героя в погонах, посчитав это выдумкой.

С тех пор Тим стал покупать себе женскую любовь, как предпочитал его друг. Пару раз на войне они вместе изнасиловали местных жительниц, случайно попавшихся им под нетрезвый взгляд. Исса не видел ничего зазорного в том, чтобы брать женщин силой, Тим же таким образом пытался выплеснуть свою ненависть и обиду на женский пол, которые поднимались в нем под воздействием алкоголя. В глубине души он стыдился этих поступков, но тщательно скрывал это от друга, который посчитал бы это слабостью и слюнтяйством. Но Исса знал, что помимо общих взглядом, образа жизни и схожести во многом, есть что-то, в чем они отличаются друг от друга. Например, Иссу полностью устраивал образ жизни, где общение с женщинами у него ограничивалось только сексом, и в большем он пока не нуждался. Тим же хотел другого, того, чего у него быть не может, как он считал — женской любви, девушки, подруги, которая согрела бы его одинокое и израненное мужское сердце, насытила бы его тело искренней страстью, а не той, которую он привык покупать за деньги и которая была ему не интересна. Исса знал не одну девушку, которой понравился Тим, но тот упрямо держал оборону, больше всего на свете боясь пережить испытанное однажды невероятное унижение и спрятавшись под щитом болезненной гордости. Ничто на свете не могло бы заставить его снова подойти к девушке «с цветами». И лишь для мертвой Кэрол он носил цветы, открывая свои чувства над ее могилой. Теперь же он ощущал себя полным придурком. И безумно боялся ее, чувствуя себя уязвимым, беззащитным перед этой женщиной, которая нравилась ему так, что хотелось выть. Боялся, потому что знал, что одним взглядом, одним словом она может причинить ему душевную боль, которую он переносил не так стойко, как физическую, что может ранить так, что он уже никогда не оправится. Ему хотелось бежать от нее, от боли и муки, которые она причиняла ему одним своим существованием. Исса пытался убедить его в том, что он нравится Кэрол, что она хочет его, но Тим не верил и только злился, считая, что друг подшучивает над ним. Но Исса, разобравшись в Кэрол и заметив, что она смотрит на Тима именно так, как он хотел бы, загорелся надеждой, что у его несчастливого друга может что-то склеиться с возлюбленной, которая, похоже, ничего не имела против.

Исса искренне болел за него сердцем и давно мечтал, чтобы тот нашел себе женщину. Настрой Тима и его внешность были тому серьезным препятствием, и порой Исса уже не верил в то, что когда-нибудь его друг обзаведется парой. И Исса принял твердое решение, что если его друг останется одинок, он тоже никогда не завяжет серьезных отношений с женщиной. Они останутся навсегда бродягами, холостяками и одиночками, он, Нол и целый мир. И никаких женщин. Теперь, когда Исса разглядел шанс для друга, а тот так отчаянно сопротивлялся, отвергая явно заинтересованную им женщину, Исса начинал злиться на его бестолковость и упрямство. И так злиться, что порой ему хотелось треснуть его по башке, чтобы там прояснилось, а вся дурь вышла. Исса с трудом держал себя в руках, когда Тим отворачивался от Кэрол, что-то угрюмо бубнил в ответ, когда она к нему обращалась, и пытался отвергнуть любое проявление заботы и внимания с ее стороны.

Кэрол не показывала это, но Исса видел, что желания что-то делать для Тима и даже просто с ним общаться в ней все меньше и меньше. И вскоре Исса понял, что присутствие Тима стало ее тяготить. Кэрол нравилась Иссе все больше. Сначала в его воображении жила девочка, забитая и несчастная, о которой ему рассказывал друг. Потом этот образ сменился этакой стервой, самодовольной, высокомерной, живущей только для себя, считающей, что мир должен вертеться вокруг нее. Жена такого, как Джек Рэндэл, должна была быть именно такой — так считал Исса. Тим был ошеломлен тем, как преобразилась его подружка и ее жизнь. Роскошная женщина, красивая, богатая, воспитанница главы крупнейшей в Калифорнии строительной компании, жена кумира и живой легенды мира юриспруденции, а так же, как уже позже узнали Тим и Исса, авторитетного и ценного человека в мире преступности, о связи с которым Джек Рэндэл тщательно и с успехом скрывал.

Тим был не только поражен, но и подавлен, понимая, что его жизнь кинула вниз, отобрав все, даже красоту, превратив в бродягу, никчемного, ничтожного, без дома, без образования, без будущего с тех пор, как армия поставила на нем крест, в человека, у которого не было ничего. И никого. Который умел только убивать и выживать сам. Не мог жить нормальной человеческой жизнью, как волк, который жаждет крови и охоты, привычной суровой бродячей жизни, где была борьба за выживание, опасности, которого дикий темный лес манит больше, чем ласковый огонек безопасного дома. А она, Кэрол, поднялась наверх, засияла над ним блеском и красотой, поразила и ранила этим расстоянием между ними, непреодолимым, как он посчитал, уверенный, что до нее ему уже никогда не дотянуться со дна своей пропасти. Ему оставалось только выть, оставаясь в своем темном лесу, выть одиноким диким волком, не надеясь, что очаровавшая его луна услышит его тоскливый вой.

И единственный во всем мире, кто мог его понять, был Исса. Но теперь Тиму казалось, что даже он теперь не с ним. Исса пригрелся в теплом уютном доме, рядом с его хозяйкой, растаял, разнежился. С теплотой и симпатией он теперь смотрел на ту, которую совсем недавно ненавидел, и, как казалось, был на ее стороне и против него, перебежав на другую сторону, как голодный пес, которого приманили лакомым куском. Тим был уверен, что друг положил на нее глаз, если вообще не влюбился по уши, потому что впервые Тим видел, чтобы тот так относился к женщине, так резко и за такой короткий срок поменяв к ней свое отношение. Она тоже стала заметно приветливей и мягче с Иссой, в то время как с ним была все холоднее. А за «сводничеством» друга, который якобы хотел убедить его в том, что Кэрол им заинтересована, Тим видел попытку скрыть тайные намерения самому добиться расположения соблазнительной красавицы, что Иссе и удавалось. На Тима же он смотрел все с большим раздражением и злостью. И Тим горевал, считая, что уже потерял единственного друга, и дальнейший путь бродячего волка ему придется продолжить уже одному, без своего товарища. Вот теперь он останется совсем один, и, возможно, без своего друга, без его поддержки, погибнет один в своем лесу, как рано или поздно случается почти со всеми одиночками. Он не догадывался, что Исса злится из-за того, что он не использует предоставленный ему шанс сблизиться с Кэрол, что обижает ее своим поведением. В глазах этой женщины Исса разглядел столько скрытой боли, столько тоски и одиночества, что даже его сердце растаяло. Он понял, как она одинока и беззащитна, что живет какими-то только ей одной ведомыми страданиями и печалями, которые ни с кем не хотела делить. Его терзало любопытство, он хотел бы знать, что прятала в душе эта молодая красивая женщина, которая совсем не радовалась ни своей молодости, ни красоте. Когда он смотрел в ее большие прозрачные глаза, у него щемило в груди. Он никогда раньше не видел глаз, которые бы так брали за душу. Когда Исса видел их, его наполняла странная нежность, и в такие моменты он готов был расправиться с каждым, кто попытался бы ее обидеть. Даже с Тимом. С ним — особенно. Потому что этот болван в своем упрямстве и безумном страхе быть отвергнутым ничего не замечал и не желал слушать того, кто, в отличие от него, все понял и разглядел. Терпение Кэрол и Иссы лопнуло одновременно.