БЛАТНОЙ
Шрифт:
— Что ж они делают?
— Яичницу жрут. Похмеляются.
— Да, конечно, - усмехнулся я, - все это весьма подозрительно.
— Ты не смейся, я точно говорю, - загорячился Левка.
– Когда я входил в кухню, кто-то там по-английски говорил. А потом сразу перешел на украинский… Да и вообще, - он оглянулся на дверь, - такие морды! Стоит только глянуть, и сразу все ясно. У каждого из них на лбу, как клеймо, пятьдесят восьмая статья отпечатана!
Легкой танцующей походкой прошелся он по комнате, подымил папироской. Затем сказая негромко:
— Как теперь за них приняться - вот вопрос. Если я не работну хоть одного - грош
— Молчи, - сказал я, - даже не думай об этом. Ты что меня подвести хочешь?
— А при чем здесь ты?
— Но я же тут живу!
— А, кстати, почему?
– поднял брови Левка, - Почему ты тут оказался? Каким образом?
— Так получилось, - пробормотал я и шагнул к дверям.
– Давай-ка выйдем. Здесь - не место… Я тебе потом объясню.
Честно говоря, мне не очень-то хотелось посвящать в свои замыслы Левку, этого известного трепача. Я даже жалел теперь, что дал ему свой адрес… Но делать было нечего, пришлось рассказать обо всем подробно.
— Значит, вот какие дела, - процедил Левка, внимательно выслушав меня.
– Да, брат, вляпался ты в историю. Попал в тентервентерь.
— Что ты имеешь в виду?
– спросил я, втайне уже угадывая, постигая все, что он должен мне сказать.
— Ну, как же. Здесь ведь самая настоящая явка, скорей всего - бендеровская.
— Но почему именно - бендеровская?
— Потому что они как раз тут гнездятся. Это ж ихний район!
Мы стояли на углу переулка среди зарослей крапивы и лопухов. Отсюда отчетливо был виден дом, в котором я поселился; серый, обнесенный высоким забором, он показался мне странно угрюмым, исполненным зловещей немоты. И, оглядев его зорким прищуром, я спросил, закуривая:
— Послушай, Левка, а ты не фантазируешь? Откуда ты знаешь, что этот район…
— Об этом все знают, - ответил мой приятель, - кругом говорят! Но это - ладно… Беда в том, что они тебя держат за своего. Усекаешь? Ты приехал от Копченого - и все. Для них достаточно. Хозяин потому и не стал допытываться, где ты был да что ты делал… Он так сказал: «У каждого - свои дела?»
— Своя работа, - уточнил я.
— Конечно, он думает, что ты ихний! Имеешь какое-нибудь задание…
— Н-да, скорей всего так, - проговорил я уныло. И тут же добавил, осененный новой мыслью: - Но, с другой стороны, может быть, это мне на руку? Для своего они как раз и должны постараться.
— Постараться, это верно, должны, - сказал, наморщась, Левка.
– А все же связываться с ними опасно. Я бы, например, не рискнул. Как ни говори, а ведь это все - люди темные, занимающиеся политикой… Зачем честному жулику влезать в ихние дела? Можно так влезть, что потом не выберешься. Клюв вытащишь - хвост застрянет, хвост вытащишь - клюв застрянет.
— Ни в какие ихние дела я не влезаю, - возразил я резко, - и не собираюсь.
— Уже влез, - сказал он и осуждающе качнул головой, - уже с ними портнируешь, в одной упряжке ходишь… - и, еще раз взглянув на виднеющийся вдали дом, он добавил медленно: - И потом имей в виду: если тебя вместе с ними застукают - хана. Пощады не жди. Тобой уже не угрозыск будет заниматься, а КГБ. А с этой конторой шутки плохи.
— Что ж, - вздохнул я, - теперь все равно ничем уже не поделаешь. Колесо завертелось. Да и какая, в сущности, разница - с кем я буду отныне связан? Любой переход через границу - дело политическое.
— А ты, значит, твердо решил?…
— Да,
старик, - сказал я, - это бесповоротно.— Думаешь, там будет лучше?
— Не знаю, не уверен. Марго точно так же меня спрашивала. А что я ей мог сказать? Там видно будет.
— Она, значит, возражала?
— И как еще! И вообще, насколько я сейчас понимаю, она была в курсе всех дел. Но почему-то отмалчивалась, предпочитая говорить намеками, недомолвками…
— Была, говоришь, в курсе?
– переспросил задумчиво Левка.
– Что ж, пожалуй. Я сейчас припоминаю… С ней во время оккупации в Одессе одна история случилась… В общем, дело было так. У нее на малине был убит какой-то немец. Убит или отравлен - неважно, короче - сыграл в ящик. Полиция устроила там облаву и, конечно, замела Марго. Все думали, что она уже не вернется. Однако она через полгода вернулась - и снова, как ни в чем не бывало, начала крутить свои дела. И вот тогда-то впервые появился Копченый.
— Ты его встречал?
– поинтересовался я. Видел когда-нибудь?
— Один раз, случайно, но слышал немало. В общем, он был связан с немцами, это ясно.
— А теперь…
— Теперь он в контакте с этими, - Левка усмехнулся, - с твоими террористами. А может, и еще с кем-нибудь… Разве их, таких, поймешь?
— Послушай, но ведь ты о «таких» как раз и мечтаешь, - заметил я.
– Почему ж ты Копченого тогда выпустил из рук?
— Нет, милый, - осклабился Левка, - я не о таких. Мне какой шпион нужен? Мне шпион нужен тихий, кроткий, запуганный. А этот турок… или - казак? В общем, этот тип…
— Ну, ясно, - сказал я, - он твоему идеалу не соответствует.
— Никак не соответствует!
— Да и вряд ли ты когда-нибудь этот идеал найдешь.
— Ох, не говори, - Левка скорбно потупился, сжал рот в куриную гузку.
– Я и сам иногда так думаю, но ведь жить без мечты нельзя. Надо же иметь хоть какие-нибудь идеалы!
Итак, я попал из огня да в полымя! Спасаясь от блатных передряг, приобщился к другим - политическим. Ища тишины и покоя, угодил в бендеровское подполье, в организацию террористов, причем в самый центр их, в самое гнездо.
И все осложнялось еще тем, что они считали меня «своим»!
Они считали меня своим и в качестве такового вполне могли использовать меня в конкретных делах, в текущей работе.
А работа у них была специфической! Чуть ли не каждый день доходили до меня слухи о деяниях бендеровцев - о растрелянных активистах, спаленных хатах, пущенных под откос поездах… Вот к этим самым диверсиям они могли теперь привлечь и меня. И, вероятно, поэтому медлили со мною, не спешили перебрасывать через границу.
Но даже и в этом случае, если бы меня наконец перебросили, даже и тогда я оставался бы в их руках… Париж был далек, и путь к нему - неясен. Скорее всего, я шел бы нелегально, «по цепочке», и Бог знает, где и когда бы эта «цепочка» пресеклась!
Люди эти приняли меня и ввели в свою организацию на основании письма Копченого. Но что он написал обо мне? Что именно? Как отрекомендовал? Какие дал им советы и инструкции? Все это было для меня полнейшей тайной.
Я жил здесь уже вторую неделю - томился ожиданием и не знал, как поступить, что делать. Ждать еще? Но сколько и до каких пор? А может, плюнуть на все, бежать отсюда и снова вернуться к блатным?