Бледное солнце Сиверии
Шрифт:
Надо сказать, что Старая Липа был городком со строгими благочинными нравами. Все его жители, словно посуда на полках: у каждого своё место, своя жизнь. Никто не скачет вверх, и мало кто падает вниз. Все сословия на своих насестах: дворяне, купечество, разночинцы, мещане и прочие, прочие, прочие…
Ульяна… Да, действительно милая озорная девчушка. Дочка бывшего полковника, а ныне именитого гражданина города — Топоркова Кирилла Афанасьевича.
Было начало лета. Вечером в городе становилось по-праздничному весело и шумно. На Брашной площади только-только установили помост для танцев.
Девушка стояла сама, подружки где-то затерялись среди многочисленных лавок. Прохор сразу выделил её из толпы.
Во-первых, она сильно контрастировала на всеобщем фоне. В тот момент Прохор сравнил Ульяну с цветком, одиноко растущем среди сухой блёклой травы в бескрайней степи. А во-вторых… во-вторых, такой нежной и беззащитной красоты он ещё никогда не видел. Как всякого мужчину его просто тянуло «спасти и защитить» этот чудо-цветок.
Он смотрел на неё во все глаза, отчего девушка смущённо улыбнулась. Её носик смешно сморщился.
— Ты так глядишь на меня, — сказала она Прохору, — что скоро прожжёшь дыру в платье.
Смех Ульяны был звонким, как у маленького колокольчика…
Потом были ухаживания, танцы, прогулки по Липовой улочке.
— Эй, молодые люди! — окликнул парочку лавочник возле винокурни с единорогами на воротах. — Не хотите ли попробовать… эльфийский напиток? Напиток любви!
— Какой? — улыбалась Ульяна, чуть смущаясь.
— Ликёр, — подняв палец кверху, сказал лавочник. — Бесподобная вещь! И только для вас двоих я сегодня припас бенедектин… О! Вы знаете, что в его приготовлении использовали двадцать семь особых трав?
— Нет, — честно признался Прохор.
Он видел по глазам Ульяны, что она хочет его отведать и полез в карман, тут же вспоминая, что там пусто.
— А-а, — отмахнулся продавец, — я сегодня угощаю! Не надо никаких денег… Глядя на вас… эх! Где мои молодые годы?
Лавочник протянул небольшие стеклянные рюмочки, наполненные эльфийским напитком с приятным волшебным запахом каких-то цветов.
— Ликёр… бенедектин… что значит «Благословенный», — сказал улыбающийся лавочник.
Потом были поцелуи в тихих местах. Нашёптывания, признания в любви… планы.
Ох, сколько же было планов! Даже не думалось и не представлялось, что всё может быть как-то по-иному. Кто знал, что через несколько месяцев Прохору придётся бежать… и бежать без оглядки…
Н-да, кто же не был молод! Кто не влюблялся до безумства, так чтобы душу разрывало от чувств! В такие дни и солнце светит ярче. И по ночам дышится сладко.
Однажды (это было по осени) к Прохору на улице подъехал старший брат Ульяны со своими друзьями.
— Вот что, любезный, — без всяких предисловий начал он, придерживая жеребца, — советую тебе быть поскромнее. Не про тебя кобылка-то. Ты какого роду-племени?
Прохор молчал, глядя исподлобья на масляные рожи сотоварищей брата Ульяны.
— Ты оглох, что ли? — спросил последний.
— Да он язык проглотил, — пробасил один из друзей.
— А, может, и говорить-то не умеет, — в шутку предположил второй.
— Да, он по-нашему не понимает. Может, по козлиному? Ме-е-е…
Дошло?Прохор снова промолчал, но поглядел так, что даже слепому станет ясно.
— Давай-ка повторю, — язвительно улыбаясь, проговорил брат. — У Ульяны есть и жених, и будущее её уже определенно. Смекаешь?
Прохор кивнул.
Нет, он не испугался. Ему вдруг стало обидно…
Его род, может, не такой знаменитый, как Топорковы. Но и он, и его мать с отцом, да и все его предки всегда считались честными и достойными людьми. А что до денег, так это дело наживное. Вон, и сами Топорковы разве сразу стали богатыми? Кирилл Афанасьевич воевал, на том и скопил золота да серебра.
Сказано всё это было прямо и открыто.
— Что? — лицо брата побагровело. Таких речей ему ещё слышать не приходилось. — Ты нас ровняешь друг с другом? — прохрипел он.
— Разве я сказал неправду?
В ответ просвистела плётка и на широкой спине Прохора тут же проступила длинная кровавая полоса. Рубаха лопнула, обнажая разрубленную кожу.
Маленький «шаг» — он решил всё. Можно было бы стерпеть, пусть бы ехали себе дальше, довольные, что проучили «сего пройдоху». Но свалившийся на одно колено Прохор нащупал в земле полузарытый камень.
Всегда спокойный, всегда обдумывающий свои действия наперёд, а сейчас Прохора прямо-таки подменили. Мысль, ясная как день. Она заполнила собой всё. Теряя трезвость рассудка, Прохор выпрямился и швырнул булыжник. И надо же, чтобы он попал именно в висок. Вот только не брату Ульяны… а сыну местного воеводы. Вот он тот злополучный «шаг»…
Лузга одним махом выпил зубровку и протянул кружку Бору.
— Давай последнюю, — сердито прохрипел он. — И спать! Хотя бы часок подремим…
Северянин выполнил его просьбу. Лузга посмотрел куда-то вверх в предутреннее небо, и напоследок бросил:
— Эх, думы, мои думы…
14
Только к обеду следующего дня удалось наткнуться на общий лагерь. Позже выяснилось, что таких заблудившихся в тумане, как мы, набралось немало.
Меня встретил Первосвет и Бернар.
— Живой, нихазов сын! — улыбался гигант. — Как тот кот! Всегда извернётся… Я же говорил тебе, Бернар.
Эльф тоже улыбнулся и кивнул головой. Первосвет, меж тем, нехорошо покосился на Фрола и Лузгу, молча прошествовавших мимо нас.
— Живые, — негромко бросил он.
— Успокойся, брат, — сказал я.
Вечером было решено провести общий совет, на котором решить, что дальше делать. Прыти, честно говоря, у многих поубавилось, но и Фредерик ди Грандер, и Фрол настояли на том, чтобы идти к Синим горам.
Мы несколько раз обсудили наши дальнейшие действия, прежде чем соглашаться идти на юг к Синим горам, а потом оттуда к восточному побережью.
— Если верить картам, — держал слово Фредерик ди Грандер, — то таким образом мы пройдём мимо Свирьского озера.
— Да оно замерзло! — бросил Бернар. — Чего такой крюк делать? Прямо по льду…
— Не замерзло, — огрызнулся судебный пристав. — Оно тем и славится, что даже в зиму на нём нет и льдинки. Почитайте работы…
— А оттуда? — перебил я пустой эльфийский спор.