Бледное солнце Сиверии

Выступила тёмная кровь… Холодок видел из кустов, какая она густая и липкая…

Следующий надрез, уже глубже… Казалось, что лопнул рыбий пузырь. Был такой характерный хлопок… Холодок до сих пор его слышал.

Из разреза выглянули кишки в жёлтых жировых прожилках.

Орк всунул руку, чуть ли не по самый локоть, и вытянул внутренности наружу.

Командир ещё раз надрывно крикнул что-то про Лигу и затих.

Но смерть ещё к нему не пришла. Он лишь потерял сознание. Вот только, когда его бросили в костёр, он снова пришёл в себя и несколько минут кричал…

С Ивара, которого все звали Рыжим, сняли скальп…

Еще с неделю, с того времени, как Холодок пришёл в себя в форте в Северной парме, он рвался отомстить. Душу раздирала мысль о том, что из всех своих товарищей, он лишь один остался жив. И при этом никак им не помог.

Его сочли просто безумным, и мало того — опасным для своих же.

— Отомстить?

— Я не трус! — пылая гневом, кричал Холодок.

Ему казалось, что сейчас все вокруг только это о нём и думают.

Стыдно! Ему было стыдно до ужаса! И он ничего не мог с этим поделать. Душа разрывалась внутри от этого стыда и собственным оправданием. Ведь он просто не смог, был ранен и потому не смог помочь своим друзьям и товарищам. Они они же затянули его в кусты, а не он сам туда трусливо уполз.

Но как это сейчас доказать?

Почему же я остался в живых? — вопрошал Холодок сам себя. — Почему не умер?

Сейчас любая смерть ему казалось лучшим вариантом, чем то, что он из всего отряда единственный, кто выжил.

— Знаем, но ты не прошёл испытания Святой Землёй, — сказал сотник. — Вижу, парень ты хороший. Потому я рекомендовал тебя… в Сиверию. Там Защитники тоже нужны…

— Не посмеете!

Но они посмели. А Холодок до сих пор никак не мог успокоить свою душу…

— Вон, за часовенкой, — тихо прошептал Семён. — Вижу двоих.

— А я за тем кустом, слева от телеги, — сказал Добрыня.

— На склоне прячется шаман, — добавил Игорь.

— Сейчас выпущу несколько стрел, — сказал я, — и тем попытаюсь расшевелить это осиное гнездо.

— Тебя быстро засекут, — сказал Семён.

— На то и надеюсь. Вы все обойдёте солеварню с двух сторон по флангам, и когда гоблины потянутся ко мне, нападёте сзади.

— Смотри, в нас не попади! — зло проговорил Холодок.

Мы встретились взглядами.

— Если возле меня бабахнет, — продолжил парень, — то…

— Если возле тебя бабахнет, — перебил его я, — никакого «то» уже не будет. Твои кишки намотаются на еловые ветки, а голова перелит на ту сторону озера.

Холодок закусил губу и опять гыркнул.

— Расходимся! — проговорил Добрыня. — А ты, Холодок, не бойся. Я с тобой пойду и если что, то и моя башка полетит с твоей.

Тут он мне подмигнул и пошёл по правому флангу.

Я чуть обождал, пока ратники не заняли удобные позиции, и вышел вперёд. Скрываться не было смысла, потому приблизился на удобное для стрельбы расстояние.

— Взрыв!

Стрела по высокой дуге потянулась вперёд и воткнулась в сугроб у одинокой телеги. В воздух поднялись комья снега вперемешку с землёй. Деревянные перекладины телеги вспыхнули и загорелись.

Я взял следующую стрелу. И тут на открытую площадку вышел гоблин. Его бритая наголо голова и длинная трость в руке указывали на то, что это шаман.

Слышно было как он пробормотал какие-то заклинания и огонь тут же затих, а через несколько мгновений вообще погас.

Откуда-то вышли ещё два гоблина, но уже из числа воинов. В их поведении не было заметно и следа страха. Вся эта троица незамедлительно отправилась ко мне.

Шли они спокойно, уверенно, демонстрируя некую браваду. Остановившись в нескольких саженях от меня, гоблины переглянулись и голос подал один из воинов.

— Я - Форк, — сильно картавя, проговорил он. — Как твоё имя?

— Сверр, — назвался я.

— Ты тут старший?

Шаман, стоявший рядом, выглядел каким-то безразличным. Он опирался на свою длинную трость, как это делают старики, и с тупым взглядом в глазах смотрел куда-то в сторону, при этом совершенно не мигая.

— Старший, — кивнул я.

Гоблины зашушукались на своём весьма грубом для слуха языке, а потом Форк мне сказал:

— Уходите, пока целы. Не хотелось бы таким славных воинов отправлять к предкам.

— Тоже самое я могу сказать и вам. Наши ребята горят страстным желанием покарать…

— Покарать? — несколько зло расхохотался Форк. — Здесь только мы имеем полное право кого-то карать. Это ведь нам нанесли оскорбление.

Гоблин надменно задёр свой подбородок кверху. Мне вдруг показалось, что в его темно-карих глазах блеснули слезинки.

— О чём ты? — решил я всё же выяснить ситуацию.

— Ваши люди, — тут Форк довольно эмоционально махнул рукой в сторону солеварни, — совершили ужасное святотатство.

Тут что-то сказал шаман, но я не смог разобрать ни слова.

— Пока воины были на охоте, они прокрались в посёлок, убили священных братьев гар-ра, сторожащих святилище Боранна, нашего бога. Отрезали им головы и положили у тотемного столба.

Снова голос подал шаман, словно что-то подсказывая вожаку.

— Убили стариков, матерей с детьми… Всё доискивались у них, где находится наше святилище. Вот скажи, что плохого сделали вам наши дети?

Голос Форка стал чуть взволнованнее.

— Что моя жена, которая была на сносях, сделал вам? Что сделали его старые родители? — при этих словах, Форк кивнул на стоящего рядом воина. — А потом ваши люди пошли на святую землю, осквернили капище и увезли золотого бога и святые обереги…

— Кто такие гар-ра? — не понял я.

— Вы их называете медведями. Ермолай обещал нам, что вы, люди, никогда не нарушите своего обета…

Стоявший рядом шаман вдруг довольно громко сказал на своем языке, и по интонации мне показалось, что он выругался.

— Как, по-твоему, поступили бы вы, если подобное сотворило наше племя? — снова задёр голову Форк, и сталь в его голосе зазвучала явственнее. — Молчишь? Я не обвиняю тебя. Ты, я вижу, великий воин, достойный человек. Но будь ты на нашем месте…

— Вы убили работников солеварни. Неужели они виноваты в том, что какой-то вор…

— Следы этих воров вели сюда. Мы слышали, что вы, люди, весьма не равнодушны к золоту. Оно ослепляет ваш разум.

— Я вас понимаю. Но вы, кажется, уже получили достойную плату за нанесенное оскорбление, — я кивнул на висящие тела людей. — Потому прошу оставить сие место…