Блэкджек
Шрифт:
Скорпиус заслуживает большего, чем месяц кроличьей любви украдкой, с постоянной оглядкой и ушками на макушке - как бы кто не прознал.
Прознают, пронюхают, и Гарри обеспечен скандал, а может, развод и отставка. Дед и отец Скорпиуса тоже такой выбор партнера, мягко говоря, не одобрят.
Распаляя себя подобными мыслями, вызывавшими свербение под ложечкой и ложное чувство потери, Гарри ускорял и ускорял шаг, не обращая внимания на давно отставшего спутника. За все время пути на Скорпиуса он ни разу не оглянулся. Вскоре до него донеслись пыхтение и топот, будто за ним по тропинке гнался очень большой рассерженный еж.
– Мистер Поттер! Мистер Поттер!!!
Гарри
Отдышавшись, Скорпиус выпрямился, разжал кулак и продемонстрировал с десяток полураздавленных ягод.
– Вот. Землянику нашел. Будете?
Проглотив комок, Гарри взял одну ягоду за хвостик и проскрипел, пытаясь справиться с непослушными, словно заржавевшими голосовыми связками:
– Спасибо.
Дальше они шли не спеша. Время у них еще оставалось, но Гарри посвятил его не репетиции предстоящего серьезного разговора, а бездумному наслаждению последними свободными минутами перед очередным суматошным днем. Взгляд его то и дело возвращался к эдельвейсу - геральдическому цветку Гриффиндора за ухом у Скорпиуса.
* * *
Мысли лениво кружили по кругу, будто летающие по комнате отъевшиеся августовские мухи. Не обычные черные, назойливые, но относительно безобидные, а выдающиеся экземпляры Calliphora и Lucilia, синие и зеленые мясные, заводящиеся в падали и помойных ямах. Пока Сара на поляне демонстрировала детям, как готовится животворящий эликсир, Гарри лежал в номере, закинув руки за голову, с сегодняшним выпуском Пророка на животе и думал вовсе не о тайнах местного озера или загадочных министерских перестановках. Семейные проблемы его тоже не занимали: Лили исправно отзвонилась утром, Ал с Джеймсом вспоминали об отце и выходили на связь не реже раза в неделю, Джинни, скорее всего, обиделась на его ранний уход в понедельник и потому второй день не звонила, храня гордое молчание - он не разбудил ее и не попрощался перед отбытием в лагерь, оставив только записку на кухонном столе. Пусть обижается, гриндилоу с ней: у нее на носу предклимаксный период, так и у него не ромашками все поросло - кризис середины жизни, будь он неладен.
– Кризис, - вслух проговорил Гарри, впервые соглашаясь с этим диагнозом.
Раньше он яростно отметал любые намеки Гермионы на то, что сейчас у него якобы происходит переоценка ценностей и личность претерпевает глобальные изменения.
Теперь отрицать очевидное было невозможно: перевернувшись на живот, Гарри бросил быстрый взгляд на подоконник и неловко потерся о покрывало, пытаясь уменьшить напряжение в паху. Скорпиус безжалостно выкинул из вазочки, до краев наполненной зельем живой смерти, лиричный букетик из васильков, дельфиниума, аконита и мышиного горошка и бережно пристроил на его место принесенный с гор эдельвейс.
– Только этого мне не хватало!
– простонал Гарри и уронил голову на скрещенные руки.
Но прекратить думать об озорном фейри, танцующем на поляне в свете костра, постепенно сбрасывающем с себя одежду и заманивающем неосторожного путника в непроходимую чащу, он не мог. Каковы на вкус его губы? Любит ли он обниматься после секса? Он предпочитает долгие ласки или быстрое, грубое, звериное
соитие? Молодежь нынче взрослеет и познает радости плоти рано; в том, что Скорпиус неопытный девственник, Гарри сильно сомневался.Но если закрыть глаза и отдаться течению, не влипнут ли они, как мухи в паутину? Попадут в котел с вареньем в надежде полакомиться под носом у нерадивой хозяйки Судьбы и сварятся заживо. Гарри снова перевернулся, не в силах найти себе места - смесь похоти, томительной тоски, мучительной нежности, покалывающей тревоги, неудержимое влечение к нахальному молодому соседу по комнате с отчетливым привкусом чего-то неправильного, незаконного, запретного разлились по венам мутной пеной, наполнив тело отравой, отяжелив члены и сделав их вялыми и неподъемными.
На обед он не пошел, но Скорпиус, очевидно, решил, что теперь его очередь кормить соседа и принес пасту с большим куском пиццы в номер. Захлопывая дверь ногой, он заботливо поинтересовался:
– Вы не заболели? Мне поручили узнать, как вы тут.
У Гарри и правда было состояние, похожее на предпростудное, - потяжелевшая ватная голова, на щеках пятна кирпичного румянца, движения заторможенные, реальность воспринимается как сквозь толщу воды. Не хватало еще, чтобы Скорпиус это обнаружил и вызвался стать добровольной сиделкой.
Пробормотав, что все в порядке, Гарри сбежал из номера под пляжный зонтик, прихватив с собой для видимости газету. Полуденная жара превосходно гармонировала с маревом, в котором беспомощно дрейфовало его сознание, легкий плеск воды и резкие крики птиц убаюкивали, навевая дремоту, но едва он позволил себе расслабиться, запрокинув лицо вверх и отдавшись на волю волн, уносивших прочь от реальности, как приближающийся девичий смех вырвал его из пропасти сна. Он не спешил открывать глаза, все еще надеясь, что это снящиеся ему голоса русалок или сирен, но шорох песка под ногами, запах слишком тяжелых для середины дня духов и прикосновение прохладных пальцев к руке убедили его, что он обнаружен скучающими сестрицами Нотт. И что им не отдыхается во время тихого часа?
Покорившись судьбе, Гарри бросил притворяться и приветствовал девушек улыбкой.
– Почему вы не пришли на обед?
– усевшись вдвоем на соседний шезлонг, Бранни и Цисси защебетали, точно птички на ветке.
– А мы принесли вам оранжад!
– Сами приготовили, попробуйте, освежитесь.
– Мы зашли к вам в номер, узнать, как вы…
– А там только Скорпиус, злой, как мантикора.
– Заткнул уши наушниками и делает вид, что глухой и слепой.
– Жалко, не немой.
Бранни налила в стакан оранжевую жидкость из запотевшего стеклянного кувшина и протянула аврору. Гарри поболтал напиток, оценивая его вязкость, принюхался, окунул туда язык, потер о небо и только после этого немного отпил и погонял оранжад во рту, как заправский дегустатор. Сестры, наблюдавшие за странными манипуляциями, несколько нервно рассмеялись:
– Неужели вы нас подозреваете?
– Думаете, мы хотим вас отравить?
– Простите, леди, - Гарри покаянно развел руками, - проклятые аврорские привычки. Въелись в кровь и плоть, ничем не вытравить. В оранжаде ведь лимоны, апельсины, сахар и вода, если я не ошибаюсь?
– Ах, вы настоящий аврор, - томно выдохнула Цисси.
– Любой посторонний привкус сразу различите! Постоянная бдительность, верно?
– Мы добавили туда животворящее зелье, - Бранни демонстративно налила во второй стакан оранжад, сделала большой глоток и передала сестре.
– Помогали сегодня на демонстрации мадам Кокрейн, варили Бодроперцовое и зелье от кашля.