Близится буря

В общем, привал прошел без происшествий, но вот я был уже на взводе, постоянно ожидая проблем. И когда все опять вскарабкались в седла и отряд сорвался с места, вздохнул даже с облегчением. Так мы двигаемся, не бездействуем.

Дорога была извилистой, все время огибала какие-то холмики, которых в лесу хватало. По идее, неплохих мест для устройства засады хватало, но был и один недостаток — заросли к дороге подступали очень плотно, так что тот, кого не свалишь сразу, укроется очень быстро и засада превратится в суматошный и беспорядочный бой с непредсказуемым результатом. И если у противника, будь вправду здесь противник, численное превосходство, результат может оказаться плачевным. Так что прав Николай, похоже, что ручей — единственное место, пригодное, для этого дела.

Жарче становится, утро уже в день превращается, солнце высоко, лучи сквозь листву пробиваются прозрачными мечами, раскрашивая все вокруг пятнами. Это хорошо, при таком свете что-то заметить становится труднее. А вот птицы при появлении отряда пугаются, взлетают с веток, начинают орать. Если у нас есть преследователи и они толковые, то только по этому наше движение смогут отслеживать.

— Скоро мост, — догнав меня, сказал Николай. — Минут пять осталось.

— Понял.

Опять все те же холмики вокруг, но затем раз — и разрыв в лесной кроне, пространство открытое, неглубокий овражек, но при этом с обрывистыми берегами. А по дну его, журча, несется поток воды, причем даже не мутной, к моему удивлению, а вполне чистой, прозрачной. По камням с песочком несется, даже мелкая рыбешка видна.

А над ручьем деревянный мост — толстые сваи, поверх них настил, в длину метров двадцать, пожалуй. И дальше действительно дорога прямо идет. Недалеко, хорошо если метров сто, но прямо. И вот в этом месте преследователи будут как на ладони. Если они, эти самые преследователи, существуют.

Братья Рыбины были в курсе замысла, уже ждали отряд, спешившись, держа коней.

— Всем спешиться! — начал я командовать. — Лошадей коноводам. Анисим, Николай — коноводами, не светиться здесь, в случае чего — отсекаете дозор противника. Фрол, Леонтий — вон к тем кустам, где дорога поворачивает! Братья — сперва натягиваете веревки, а потом — на тот холмик, за кустами позиция, маскируйтесь, — показал я рукой на небольшой холм, стоящий чуть-чуть в отдалении от дороги. — Петр, давай за мной, будем позицию выбирать. И всем тихо! И никаких следов чтобы! И последнее: все ручные гранаты отдать братьям!

И сам принялся вытаскивать свои три гранаты из подсумков.

Много командовать не пришлось, замысел еще ночью обговорили. Сил немного, еще одна пара стрелков была бы как воздух нужна, но нет ее, этой самой пары. И сам замысел, конечно, больше на удачу рассчитан. Если противник идет с головным дозором, то все вообще может пойти наперекосяк. Надежда лишь на то, что идут просто по следам, и на то, что это банда, а не войско. И раций у них тоже нет, так что дозору связываться с основными силами нечем, разве что манками птичьими, но здесь, говорят, такое работает плохо — и так слишком крикливый лес, не расслышишь никаких манков.

Наша же задача — нанести как можно больше урона за самый короткий промежуток времени. Чем больше раненых — тем лучше. Даже лучше, чем убитых, они стеснят противника, вынудят его развернуться, если их будет действительно много. А потом бежать к лошадям и пытаться оторваться. Все. Умнее уже не придумаешь ничего.

Пока в голове носились такие мысли, мы с Байкиным бежали в обход холмика, на котором должны занять позиции братья Рыбины. Следов вроде быть не должно, с лошадей соскакивали прямо на траву, а таких следов на скаку так просто не разглядишь, уже вглядываться надо. А лошади ведь дальше поскакали, там поляна должна быть, на ней Анисим с Николаем их привяжут к импровизированной коновязи — толстой веревке, натянутой между деревьями.

Бегу и слушаю, не приближается ли сзади звук копыт, — но нет, тихо пока, только все те же птицы с обезьянами, и трава под сапогами шуршит. Ну и Петр пыхтит сзади.

— Вон там кусты и два дерева, видишь? — показал я. — Оттуда и на мостик вид, и на дорогу будет, и нас не заметишь.

— Хорошее место, — кивнул Байкин.

Последний рывок, присели, спугнув какую-то черную птицу с ярко-желтыми перьями на голове, оглядели траву в поисках неприятных сюрпризов, но никаких змей не нашли. Потом завалились, быстро натягивая на голову мою маскировочную сетку, на этот раз разрезанную пополам. Нам теперь только до пояса укрыться — и хорошо. Откинул задний прицел на карабине — он здесь высокий из-за толстой трубы глушителя, иначе никак не прицелишься.

— Сколько до мостика? — спросил шепотом Байкин. — Метров пятьдесят?

— Где-то так, может, шестьдесят, — прикинул я. — Промахнуться трудно. Тебе дальше дорогу как видно?

— Нормально, — сказал Байкин, отключая предохранитель на своем бесшумном карабине. — Не промажу.

— Это хорошо. Ага, натянули, — пригляделся я, приложив к глазу подзорную трубу.

Останавливать противника решили самым примитивным способом — натянув поперек дороги две волосяные веревки. Они и темные, можно просто не заметить, и даже лошадь с разбегу их не порвет, так что волей-неволей, но остановиться придется. Столпившись у веревок и вытянувшись по мосту, если они одной группой скачут. А дальше все понятно. И еще расчет на то, что стрельба братьев и Фрола с Леонтием противника отвлечет, а мы с Байкиным, да еще с малошумным оружием, отсюда сможем настоящее опустошение произвести. Не должны они сразу понять, что отсюда тоже стреляют, — ни громкого звука, ни вспышек. Разве что дымок разглядеть можно будет, но им на тот момент не до того станет.

— Ну что, как думаешь, гонятся за нами? — спросил Байкин, явно попутно прикидывая сектора обстрела.

— Думаю, что нет, — сказал я честно. — Но ждать будем до упора.

— Сколько?

— Не меньше двух часов. Я хочу быть уверен в том, что за нами или никто не идет, или, если идет, мы точно его дождались.

— Ну что, время у нас есть, — хмыкнул Байкин.

Как-то уже в привычку входит лежать в лесу и чего-то ждать. Или в традицию. Правда, сегодня пейзажик повеселее — речка вот, прямо перед носом, журчит-течет, рыбешка в ней крутится, жуки-водомерки носятся во все стороны. Вон лягушка здоровенная на камне. Кстати, это означает, что вода чистая, в грязной они не водятся. И стрекоз сколько! С негромким жужжанием носятся над водой, то снижаясь, то поднимаясь выше. И разноцветные все как елочные игрушки.

А ведь в Том Мире я стрекоз, пожалуй, с детства не видел. А еще вспомнил сейчас почему-то, что такая птица, как снегирь, совсем исчезла. Каждую зиму в детстве их во дворе видел, а потом будто отрезало. А позже уже, недавно совсем, до того как купил квартиру и опять переехал в Москву, снимал я дом в Подмосковье. И пришел ко мне в дом здоровенный рыжий котяра, да так и остался. Я его так и звал — Кот, другие имена к нему почему-то не прилипали.

И как-то сижу утром на кухне, чай пью и на заснеженный двор поглядываю. И вдруг вижу — снегирь. Сел на облетевшую рябину, маленький такой, нахохленный, головой крутит, — и как старого друга увидал. А потом не до наблюдений стало, пора было на работу собираться. Вышел к машине, гляжу — а снегирь уже на крыльце лежит. Дохлый. И рядом с ним Кот, довольный собой до невозможности.

— Скотина ты, Кот, — сказал я ему тогда. — Единственный снегирь за столько лет, а ты его сожрать решил? Больше нечего? Не кормлю я тебя?

Кот ничего не ответил, но по глазам понял, что именно так он и решил. И сожрал, небось, после того как я уехал. По крайней мере, вернувшись вечером, никакого снегиря на крыльце не нашел. Только немного розовых перышек на снегу, и те ветер под самую стену дома отогнал.

Впрочем, здесь снегирей уже точно не будет. Думаю, что они давно вымерли, вместе с изменением климата. Зато обезьяны — вон они, прямо на противоположной стороне ручья на деревьях расселись. И не верещат, не паникуют. Это хорошо даже, меньше подозрений. А орет какая-то птица с яркими перьями и длинным желтым клювом. На тукана похожа вроде. Но вроде и не тукан. Черт его знает, надо будет потом в книге поискать. И орет противно, кстати, словно кошку за хвост тянут, одновременно поднося к морде мегафон.

Обезьяны какие-то плоды рвут с деревьев и жрут, вниз только корки сыплются. Интересно, что это? Внешне похожи на эту, фейху… фейхоа, в общем, только больше. А неплохо было бы этой самой фейху… фейхоа добыть, я ее любил. Особенно протертую с сахаром.

— Смотри, здоровый какой, — вдруг зашептал Байкин, показав куда-то на дальний склон ручья.

— Что?

— Вон, прямо под деревом, в траве.

— Ага, — протянул я, — вижу…

Сначала показалось, что кто-то в траве автомобильную покрышку забыл. При этом мокрую: слишком она блестящая. Потом сообразил, что покрышек здесь нет, а заодно заметил, что эта самая «покрышка» шевелится.