Близнецы-соперники

Не нужно богатого воображения, чтобы представить, какой эффект произвело это сообщение.

– Мы парализованы. Мы прокололись, и нас вывели из игры. Теперь мы шпионим друг за другом и не можем сделать следующий ход. Или хотя бы намекнуть, что мы ищем. – Бревурт стоял у окна, выходящего во внутренний двор здания контрразведки. – Нам – мат!

В другом конце комнаты, у длинного стола для совещаний, стоял разъяренный Алек Тиг. Они были одни в кабинете.

– Мне наплевать! Меня в данном случае беспокоит лишь то, что вы явно манипулировали военной разведкой! Вы поставили под угрозу всю нашу агентурную сеть. «Лох-Торридон» мог запросто провалиться!

– Придумайте новый стратегический план, – заметил Бревурт рассеянно, глядя во двор. – Это же ваша работа, не так ли?

– Черт бы вас побрал!

– Тиг! Довольно, ради Бога! – Бревурт отвернулся от окна. – Неужели вы думаете, что я принимал все эти решения?

– Я думаю, что вы скомпрометировали тех, кто их принимал. Нужно было проконсультироваться со мной!

Бревурт начал было что-то говорить, но осекся. Медленно приблизившись к Тигу, он кивнул:

– Возможно, вы и правы, генерал. Скажите – вы же специалист! – в чем состояла наша ошибка?

– Любок! – ответил холодно бригадный генерал. – Он продал вас. Взял ваши деньги и продался Риму, а потом решил действовать вообще в одиночку. Вы допустили ошибку, остановив на нем свой выбор.

– Это ведь был ваш человек. Из ваших досье.

– Но не для такой работы. Вы решили сделать по-своему.

– Он может свободно перемещаться по Европе, – продолжал Бревурт почти печально. – Он неприкосновенен. Если бы Фонтини-Кристи сбежал, он смог бы последовать за ним куда угодно! Даже в Швейцарию.

– Вы ожидали такого поворота событий?

– Честно говоря, да. Вы слишком хороший коммивояжер, генерал. Я поверил вам. Я ведь искренне полагал, что операция «Лох-Торридон» – детище Фонтини-Кристи. Все это выглядело очень логично. Итальянец возвращается обратно, имея надежное прикрытие для того, чтобы обделать собственные дела. – Бревурт устало сел, сцепив руки на столе перед собой.

– А вам не приходило в голову, что в таком случае он бы скорее пришел к нам? К вам?

– Нет. Мы не в состоянии вернуть ему его фабрики, заводы и землю.

– Вы его совсем не знаете, – заключил Тиг безапелляционно. – И никогда не пытались узнать. Это была ваша первая ошибка.

– Согласен. Я всю жизнь общался главным образом с лжецами. Океан лжи. Самая очевидная правда всегда трудноуловима. – Бревурт вдруг пристально посмотрел на разведчика. Выражение бледного, напряженного лица было трагическим, синяки под глазами показывали, как он утомлен. – Вы ведь не верили! Вы не поверили, что он погиб.

– Нет, не поверил.

– Я не мог рисковать, поймите. Я поверил вам на слово, что немцы ни в коем случае не уничтожат его, что они установят за ним слежку, чтобы узнать, кто он такой. Чтобы его использовать. Но в донесении было сказано прямо противоположное. Поэтому, если он мертв, убили его фанатики из Ксенопского ордена или агенты Рима. Они бы не сделали этого, пока… пока не выведали у него тайну.

– И если бы им это удалось, ларец оказался бы у них в руках. Не в ваших руках, не в руках Англии. Начнем с того, что он никогда и не предназначался для вас.

Посол отвел от Тига взгляд, откинулся в кресле и закрыл глаза.

– Но ведь и нельзя было допустить, чтобы он попал в руки маньяков. Сейчас, во всяком случае. Мы-то знаем, кто в Риме форменный маньяк. Отныне Ватикан будет пристально следить за Донатти. А патриархия приостановит свою деятельность, нам дали гарантии.

– Этого, разумеется, и добивался Любок.

Бревурт открыл глаза.

– Неужели?

– По моему мнению – да. Любок ведь еврей.

Бревурт посмотрел на Тига.

– Больше я не буду вмешиваться в ваши дела, генерал. Продолжайте свою битву. Я покидаю поле сражения.

Антон Любок пересек Венцеславскую площадь в Праге и взошел по ступенькам разбомбленного храма. Вечернее солнце проникало внутрь сквозь зияющие в стенах дыры, оставленные бомбами люфтваффе. Левая стена храма была почти полностью уничтожена. Повсюду для поддержки потолочных перекрытий и стен были сооружены леса.

Он остановился в правом проходе между рядами скамеек и посмотрел на часы. Пора!

Из занавешенного алтаря вышел престарелый священник, перекрестился и прошел мимо исповедален. Он остановился у четвертой кабинки. Это был сигнал для Любока.

Он медленно пошел по проходу, глядя на молящихся в храме, их было человек десять-двенадцать. Никто не обращал на него внимания. Он раздвинул занавески и вошел в исповедальню. Преклонил колена перед небольшим богемским распятием. Пламя свечи бросало тени на задрапированные стенки исповедальни.

– Прости меня, святой отче, ибо я согрешил, – тихо заговорил Любок. – Я много грешил. Я осквернил тело и кровь Христовы.

– Никто не может осквернить Сына Божия, – послышался правильный ответ из-за шторок. – Человек может осквернить лишь самого себя.

– Но мы ведь созданы по образу и подобию Бога. Как и Он.

– Это бледный, несовершенный образ. – Голос снова дал верный отзыв.

Любок медленно выдохнул: обмен паролями был закончен.

– Ты – Рим?

– Я связной, – надменно ответил голос.

– Я и не думал, что ты город, дурак несчастный.

– Это храм Божий. Следи за своей речью.

– А ты оскверняешь его! – зашептал Любок. – Все, кто работает на Донатти, сеют скверну!

– Молчи! Мы шествуем путем Христа.

– Ты – грязь! Христос плюнул бы на тебя!

Человек за шторкой тяжело дышал, пытаясь одолеть ненависть.

– Я буду молиться за твою душу, – с трудом выдавил он из себя. – Что с Фонтини-Кристи?

– Он прибыл сюда с единственной миссией: подготовить лох-торридонскую операцию. Ваши предположения оказались ложными.

– Не может быть! – резко прошептал священник. – У него должны быть иные цели! Мы в этом уверены.

– Он ни на минуту не отлучался с того момента, как мы встретились в Монбельяре. И не вступал в контакт ни с кем, кроме тех людей, о которых мне было известно.

– Не может быть! Мы не верим!

– Через несколько дней уже будет неважно, во что вы верите. Вам настал конец! Всем вам. Добрые люди позаботятся об этом.

– Что ты сделал, иудей?! – Теперь человек за шторкой не скрывал ненависти.