Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941 —1942 гг.
Шрифт:
И похороны одиноких людей часто в горьких подробностях повторяли их последние дни: погребение без уважения к умершим, без совершения ритуалов, подчеркивающих человеческое достоинство [1484] .
Беженцы и учащиеся ремесленных училищ – еще одна группа преимущественно одиноких людей, до которых мало кому было дела. «Раньше начали умирать беженцы», – вспоминала начальник размещенного в школе эвакопункта К. Я. Анисимова [1485] . Побывавший в другом эвакопункте Б. Капранов обнаружил в комнате размером 30 кв. м проживавших там 16 человек: «…Все время подавленное настроение. Все раздражительные, голодные, едва передвигают ноги» [1486] . Еще одну историю поведала в дневнике М. С. Коноплева. В поликлинику доставили молодую женщину, трудившуюся на оборонных работах. Вскоре она умерла. Ее семилетняя дочь, оставшаяся сиротой, рассказала, что в городе они оказались зимой и никаких родных у них не было. Об этом можно было и не говорить – вот описание трупа погибшей: «Я увидела труп этой женщины, раздетой в травматологическом кабинете.
1484
См. дневниковую запись Г. А. Князева 16 января 1942 г.: «Я спросил нашего бывшего академического извозчика… не знает ли он, чей этот труп везли вчера на санках в таком странном виде… – А это уборщицу увозили из Главного здания. – Почему же она была в таком растерзанном виде, и
1485
Анисимова К. Я. Школы в дни блокады // Выстояли и победили. С. 48.
1486
Капранов Б. Дневник. С. 45 (Запись 20 декабря 1941 г.). В спец-сообщении УНКВД ЛО А. А. Кузнецову 28 ноября 1941 г. отмечалось: «Жилищно-бытовые условия эвакуированного населения крайне неудовлетворительны. Большинство общежитий не отапливается, не обеспечено постельными принадлежностями, в общежитии грязь, воды нет, больные не изолируются. В общежитии эвакуированных на ул. Салтыкова-Щедрина, 10, холодно. На 362 человека имеется только 42 [комплекта] постельных принадлежностей, остальные спят на полу. Общежитие по Лазаретному переулку, дом 4, отапливается плохо, из-за отсутствия транспорта уголь не завезен, на 474 человека имеется 100 постелей» (Ленинград в осаде. Л., 1995. С. 274).
Он поразил меня своим видом – это был узловатый скелет, обтянутый серо-желтой кожей» [1487] .
У женщины позднее нашли спрятанные 1600 руб. Скорее всего эти сбережения, вызывавшие недоумение и подозрения в жадности, не след какой-то патологии, а свидетельство того ужаса, который пришлось пережить блокадникам, и того одиночества, в котором они оказались. Едва ли это случайно – откуда им ждать помощи, если не надеяться только на себя? Сегодня есть крошка хлеба, а завтра нет – и кому они будут нужны?
1487
Коноплева М. С. В блокированном Ленинграде. Дневник. 9 июня 1942 г.: ОР РНБ. Ф. 368. Д. 2. Л. 82.
1500 руб. нашли и у умершего от истощения «ремесленника». Сообщивший об этом случае инженер Г. М. Кок удивлялся: их вроде кормили неплохо, давали горячую пищу три раза в день… Вероятно, он спекулянт, и, узнав о предстоящей эвакуации, которую осталось ждать недолго, стал копить деньги, продавая втридорога хлеб [1488] . Этому можно было бы поверить, если бы не противоречия в его рассказе: три раза в день кормили горячей едой, которую нельзя выносить из предприятия, – и вдруг скончался от голода [1489] . Можно согласиться, если не знать, как кормили «ремесленников» в столовых и как «заботились» об их быте. А документы об этом имеются – один страшнее другого.
1488
Кок Г. М. Дневник: ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 11. Д. 48. Л. 20 об., 21 об.
1489
См. воспоминания В. Г. Даева о подвале, в котором грелись ремесленники и варили в котле собаку: «За целых два квартала ушли они от своего общежития! Видно, ближе собак… не было» {Даев В. Г. Принципиальные ленинградцы: ОР РНБ. Ф. 1273. Л. 82). Но еще примечательнее его комментарий: «В ноябре мы, студенты… завидовали ремесленникам, у них, говорят, трехразовое питание в интернатах. Как видно, питание это было неважным» (Там же).
4
Положение, в котором оказались сотни «ремесленников» и «фезэушников», оставшихся в городе без семей, без поддержки близких, иначе, как трагичным, назвать было трудно. Условия их быта являлись очень плохими. В акте проверки ремесленного училища № 62, проведенной в январе 1942 г. Приморским РК ВЛКСМ, они выглядят весьма красноречиво: «Чрезмерная скученность, кровати размещены вплотную в два этажа, плохое состояние отопления, антисанитария учащихся (более полтора месяца не были в бане), все грязные, обовшивевшие» [1490] . В столовой этого же училища были выявлены случаи обвеса в хлебе, приготовления пищи из недоброкачественной крупы [1491] .
1490
Информация Приморского РК ВЛКСМ Ленинградскому ГК ВЛКСМ. 15 января 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. 118. Оп. 1. Д. 78. Л. 5.
1491
Там же.
Одежда их была плохой. В. Г. Григорьев, встретив в магазине мальчика, «закутанного в тряпье и очень грязного», сразу предположил, что это «ремесленник» [1492] . В. Г. Даев увидел «ремесленника», поскользнувшегося на обледеневшем буфере переполненного трамвая, – на его оторванной ноге «кальсон не видно, из грубого ботинка торчит газета, которой парень, очевидно, обертывал ноги для тепла» [1493] .
Они шли на все, чтобы выжить [1494] . Чаще всего, пытаясь спастись, они выхватывали продукты в булочных и магазинах [1495] . И делали это не в одиночку. Группа «ремесленников», совершив нападение на булочную, разграбила целый воз с хлебом [1496] . Тот, у кого не было сил, кто не был привычен к таким действиям и не мог выпросить подаяния, питался суррогатами, кошками и собаками, отбросами. Трагедия, разыгравшаяся в стенах общежития ремесленного училища № 39 на Моховой ул. в декабре 1941 г., едва ли являлась случайностью – в описании ее видишь неумолимую последовательность распада человека [1497] .
1492
Григорьев В. Г. Ленинград. Блокада. С. 37–38.
1493
Даев В. Г. Принципиальные ленинградцы: ОР РНБ. Ф. 1273. Л. 82.
1494
Из документов НКВД (конец ноября 1941 г.) отмечалось, что около 300 учащихся из 12 ремесленных училищ и школ фабрично-заводского образования (ФЗО) в сентябре – декабре 1941 г. предприняли попытку перейти на оккупированную территорию (Бидлак Р. Рабочие ленинградских заводов в первый год войны. С. 192).
1495
«Очень много ремесленных училищ у нас было, остались одни мальчишки голодные. Только продавец подаст на прилавок – они хватали и в рот сразу» (Интервью с А. Г. Усановой. С. 251). «…Подростки-ремесленики на выходе сдавили и одну пайку вытащили» (Воспоминания С. Казакевича цит. по: Чурсин В. Д. Указ. соч. С. 133). См. также: Гусарова М. А. Мы не падали духом. С. 96; Соколов А. Эвакуация из Ленинграда. С. 116.
1496
Блокадный дневник А. И. Винокурова.
С. 244 (Запись 27 января 1942 г.)1497
Как следует из спецсообщения УНКВД ЛО, в общежитии жило до 25 человек: «Все они были оставлены… как недисциплинированные и уволенные по разным причинам с работы… Были предоставлены сами себе….продовольственными карточками на декабрь месяц обеспечены не были. В течение декабря месяца они питались мясом<…>кошек и собак. 24 декабря, на почве недоедания, умер ученик X., труп которого учениками частично употреблен в пищу. 27 декабря умер второй ученик В., труп которого также был употреблен в пищу» (цит. по: Ломагин Н. А. Неизвестная блокада. Кн. 2. С. 276).
«Среди эвакуированного из Ленинграда населения особо слабыми являются учащиеся ремесленных и железнодорожных училищ», – писал заместитель председателя Совнаркома СССР А. Н. Косыгин А. А. Жданову 10 февраля 1942 г. [1498] . Один из переживших блокаду вспоминал, что зимой 1941/42 гг. «учащиеся РУ исчезли куда-то», считая, что они одели зимние пальто и перестали выделяться среди других ленинградцев своей «формой» [1499] . Можно предположить, что причины здесь были и менее прозаичными.
1498
Ленинград в осаде. С. 288.
1499
Даев В. Г. Принципиальные ленинградцы. Л. 82.
Работник эвакопункта Борисова Грива Иванов увидел «ремесленников» в декабре 1941 г., когда их пытались перевезти через Ладогу. Это не удалось, и они ожидали здесь, не получая пищи. Выхода не было – «дело доходило до того, что они ходили на озеро и подбирали от павших лошадей остатки костей и др. отбросы, варили их и этим питались» [1500] . Когда «ремесленников» отправляли назад в город, Иванову, переносившему их на руках (из двухсот человек могло ходить только 60–70), пришлось надеть плащ, «чтобы паразиты, которые кишели на них, не перелопали и меня» [1501] . Когда позднее «ремесленников» переправили в Кобону, ужаснулись и руководители этого эвакопункта, казалось, многое повидавшие в «смертное время»: «Были они все легонькие, легонькие, высохшие… На пищу ребята набросились с жадностью, вырывали друг у друга из рук… Когда ремесленники ехали с населением, картины тоже были жуткие. Ребята отнимали еду у женщин и детей, пришлось даже отделять ребят от населения, потому что воровство началось страшное» [1502] .
1500
Стенограмма сообщения Иванова: НИА СПбИИ РАН. Ф. 332. On. 1. Д. 79. Л. 38.
1501
Стенограмма сообщения Былинского В. П.: там же. Д. 22. Л. 7 об.
1502
Там же.
И. В. Назимов записал рассказ начальника противопожарного управления об общежитии одного из ремесленных училищ: «Поделился кошмарными картинами. В двух комнатах общежития был в силу необходимости [курсив мой. – С. Я.] устроен морг. В нем большое количество трупов ремесленников, замерших в самых причудливых позах. Их было много. Они были свалены в беспорядке» [1503] . Характерный комментарий к этой сцене: в импровизированной мертвецкой была устроена уборная для учащихся [1504] . В другом училище морг был размещен в подвале. Живший рядом B.Г. Григорьев весной 1942 г. увидел «большую грузовую машину, на которую из подвала грузили трупы ремесленников». Она была наполнена доверху [1505] .
1503
Назимов И. В. Дневник. 25 января 1942 г. // Будни подвига. C. 132.
1504
Там же.
1505
Григорьев В. Г. Ленинград. Блокада. С. 45.
Они несли на себе печать смерти – изможденные, одинокие, обворованные теми, кто обязан был их беречь. Есть воспоминания о том, как в одну из больниц привезли на лечение несколько истощенных «ремесленников». Их положили в ванну и они почти сразу же умерли — все, один за другим [1506] .
Впечатляющая картина вымирания «ремесленников» дана в записках медсестры А. А. Аскназий. В училище, где она работала, находились в основном подростки из Смоленской области, не имевшие в городе родных и близких. «Умирали ежедневно по несколько человек. Сначала, в начале декабря, в изоляторе на 6 человек заняты были не все койки, потом число комнат лазарета росло… весь второй этаж – сплошной лазарет и большой актовый зал весь уставлен койками» [1507] . Тела умерших до морга везли на фанерных досках сами подростки за дополнительный обед. Идти было далеко, и трупы нередко бросали на дороге: «Мы догадывались об этом, но, конечно, молчали» [1508] .
1506
Петровичева (Судакова) М. Е., Сапегина М. Б., Егорова (Королева) И. А., Платунова (Штейнберг) Е. П. Многому учились на ходу // Гладких П. Ф. Здравоохранение и военная медицина в битве за Ленинград глазами историка и очевидца. СПб., 2006. С. 93.
1507
Аскназий А. А. О детях в блокированном Ленинграде: ОР РНБ. Ф. 1273. Л. 10.
1508
Там же. О смертности среди «ремесленников» см. также: Интервью с В. Г. Григорьевым. С. 104; Информация Приморского РК ВЛКСМ 15 января 1942 г.: ЦГАИПД СПб. Ф. К-118. On. 1. Д. 78. Л. 5.
5
Пытаясь понять, почему одинокие люди оказывались на обочине блокадной жизни, отметим, что это не было лишь следствием безразличия властей и не всегда обусловливалось блокадной повседневностью с ее скудостью запасов хлеба и топлива. Не все действия требовали от тех, кто должен был спасать обессиленных, большого самопожертвования или огромной затраты сил – а они не всегда были готовы выполнить и малую часть возложенных на них обязанностей.
Примечательно, однако, и другое. Вид голодных, просящих подаяние «дистрофиков», беженцев, «ремесленников», в том числе и детей, не всех горожан побуждал к состраданию; разумеется, речь идет о постоянной заботе, а не об одноразовой милостыне. В помощи иногда отказывали и блокадники, известные нам как люди исключительно порядочные, добрые и благородные в отношениях с семьей и друзьями.
Обычно мало кто решается помогать неизвестным людям, не зная подробностей их жизни, их помыслов и расчетов – или приписывая их поступкам чуждые им цели. Во время блокады эти сомнения, казалось, должны были рассеяться, поскольку все понимали, что такое голод и как в действительности выглядят оставшиеся без поддержки и нуждающиеся в уходе. Но всегда ли делились с ними хлебом? Помогали ли им устроиться в госпиталь? Нет. Всегда ли поднимали упавших на снег и доводили до дома? Нет. Разве не знали, как живут «ремесленники», варившие в котле собаку? Видели, удивлялись, страшились увиденного – и проходили мимо.