Блондинка с подбитым глазом

– Ну что ж, - согласился Мейсон с улыбкой, - трудно отказать ему в определенной дозе правоты. Конечно, если кто-то хочет столько потрудиться, чтобы обосновать свой скептицизм.

– Дело в том, что он хочет, - продолжала Диана Рэджис.
– Он утверждает, что американцы, как маленькие дети. Приходит первый попавшийся человек и говорит: "Вы мечтаете о такой-то и такой-то утопии? Единственным способом достигнуть ее, это сделать так-то и так-то". И никто даже не задумывается, а начинают танцевать так, как им заиграют.

На лице Мейсона отражался все больший интересе.

– Мне нужно будет, наверное, поговорить с этим мистером Бартслером, заявил он.
– Но перейдем к вашим личным неприятностям.

– Во всем виноват Карл Фрэтч. Это он...

– Не так быстро, - перебил Мейсон.
– Я хотел бы услышать все по порядку. Кто такой Карл Фрэтч?

– Сын миссис Бартслер от первого брака, распущенный до мозга костей мелкий негодяй. Но это проявляется только тогда, когда с него спадает маска. Он воображает, что станет великим актером. Ходит на курсы и ни о чем другом не может разговаривать. Всю жизнь у него было все, о чем бы он ни пожелал и в результате он приобрел внешний лоск. На первый взгляд видны только его манеры. В действительности это распущенный, эгоистичный, фальшивый мерзавец, без малейших угрызений совести.

– А миссис Бартслер?
– спросил Мейсон.

– Выдра!
– выразительно фыркнула Диана Рэджис.

Мейсон рассмеялся.

– Я знаю, это во мне говорит раздражение, - сказала молодая женщина.
– Но когда вы услышите, какой они выкинули со мной номер...

– Минуточку. Вначале приведем в порядок действующих лиц. Кто еще живет в этом доме?

– Фрэнк Гленмор, Карл Фрэтч, супруги Бартслер и домохозяйка, старая прислуга, которая находится в доме уже много лет. Орут на нее, как на ломовую лошадь, она глухая...

– Кто такой Гленмор?

– Насколько мне известно, он занимается управлением чужих шахт за определенный процент от каждой добытой тонны руды, доставленной на сталелитейный завод. Это что-то вроде уполномоченного мистера Бартслера, с тех пор, как у мистера Бартслера стало плохо со зрением. Предполагаю, что он получает половину прибыли с некоторых его предприятий. Это человек, которого нельзя не любить. Он очень справедливый, всегда готов выслушать мнение других. Я ему очень симпатизирую.

– Сколько ему лет?

– Тридцать восемь.

– Вы жили в доме или только приходили?

– Мне пришлось жить, потому что мистер Бартслер хотел, чтобы я читала ему перед сном. Но, конечно, я оставила за собой квартиру в городе. Я снимаю ее вместе с подругой, мы отлично ладим. Я не хотела отказываться от квартиры до тех пор, пока не будет ясно, что моя работа постоянна.

– А где у вас квартира?

– В Палм Виста Апартаментс.

– Хорошо. Теперь расскажите мне о Карле Фрэтче.

– Как только у меня выдавался свободный вечер, Карл постоянно надоедал мне, чтобы я пошла с ним в кино или еще куда-нибудь. А я все время отговаривалась то головной болью, то маникюром, то перепиской... Я старалась быть с ним вежливой, но держалась на расстоянии.

– Что повлияло ни изменение вашей позиции вчера?

– Я заметила, что его мать явно недовольна мною из-за этого. Кажется, она считала, что я задирала нос или Бог его знает, что еще. Впрочем, мне уже и самой наскучило одиночество и я не видела ничего плохого в том, чтобы пойти с ним в кино или на ужин. Поэтому я согласилась.

– И что?

– Как только он оказался за порогом дома, сразу же стал совершенно другим человеком. Вначале это меня даже развлекало. Не было сомнений в том, что он играет выбранную себе роль светского человека. Мы поехали в ресторан и Карл начал заказывать самые лучшие вина, изводить кельнеров, требовать различных приправ и чтобы соус к салату приготовили отдельно... И все с такой миной...

– Сколько ему, собственно, лет?

– Скоро будет двадцать три.

– А военная категория?

– "С", неизвестно почему. Мне неприлично было бы спрашивать. Наверное, какой-нибудь сочувствующий врач осмотрел его под сильной лупой и доискался до какого-нибудь психического искривления, которое позволило признать его неспособным к службе.

– Что произошло после ужина?

– То, что обычно бывает в таких случаях. Он начал приставать ко мне прямо в машине.

– И что вы сделали?

– Сперва старалась быть с ним вежливой и призвать к порядку, но с него словно упала маска и я увидела его настоящую сущность.

– Как вы отреагировали?

– Я с силой ударила его по лицу, выскочила из машины и пошла пешком.

– А он?

– Нахал! Оставил меня возвращаться пешком.

– Далеко было до дома?

– Как мне кажется, несколько миль. Наконец, я остановила какую-то машину, подъехала к стоянке такси и велела таксисту отвезти меня домой. Только в такси я сообразила, что оставила в машине Карла сумочку и у меня нет при себе ни цента. Когда я иду на свидание, то всегда беру с собой на всякий случай пять долларов. Я сказала таксисту, чтобы он вошел со мной в дом и тогда я ему заплачу. Но от дома как раз отъезжало другое такси и на крыльце я встретилась с дамой, которая на том такси и приехала. Эта слегка прихрамывающая женщина, лет шестидесяти, оказалась очень благожелательной. Она слышала наш разговор и стала настаивать на том, что заплатит за меня таксисту. У меня не было времени даже спросить ее имя, потому что она нажала звонок и Фрэнк Гленмор открыл дверь. Она сказала, что звонила по телефону, а мистер Гленмор спросил: "О шахте?" и попросил ее войти. У меня не было возможности даже поговорить с ней. Мне стыдно, потому что я не поблагодарила ее, так была возбуждена. Я лишь попросила Гленмора, чтобы он был настолько добр и вернул ей деньги, а сама помчалась к себе, наверх. Я открыла дверь. Посреди моей комнаты стоял Карл собственной персоной. Ну, тогда меня понесло. Я велела ему сейчас же убираться, но он только усмехнулся этим своим отвратительным презрительным оскалом и сказал: "Все же я думаю, что останусь. Не смог с тобой справиться по-хорошему, придется по-плохому. Я хочу тебе кое-что сказать и советую меня внимательно выслушать".

– И что дальше?
– спросил Мейсон.

– Дальше? Я совершила свою главную ошибку. Я схватила его за отвороты пиджака и хотела вытолкнуть из комнаты.

– А он что?

– Вырвался, развернулся и встал лицом ко мне. До конца жизни не забуду его взгляда - холодного, расчетливого, мстительного. Я понятия не имела, что он сделает, но его взгляд меня поразил. В нем была холодная жестокость, старательно продуманная подлость. "Не хочешь по-хорошему, произнес он, - тогда на!" И он ударил меня - умышленно, профессионально.

– Вы упали?

– Уселась, - ответила она.
– Я увидела все звезды разом, ноги подо мной подогнулись и, когда я пришла в себя, то сидела на полу, а комната кружилась у меня перед глазами. Карл уже был в дверях. Он поклонился мне с насмешливой улыбкой и сказал: "В следующий раз не прикидывайся принцессой". И вышел.

– И что вы сделали?

– Я была ошеломлена и во мне все кипело. В этом хлыще есть что-то такое, от чего мурашки ползут по коже. К тому же, женщина всегда теряется, когда ее ударит мужчина. Я пошла в ванную и стала прикладывать себе холодные примочки на глаз. Через минутку я заметила, что замочила всю одежду, закрылась на ключ, разделась и долго сидела в теплой ванне. Я хотела дать отдохнуть ногам, ужасно болевшим после этого марша. И все время я делала себе компрессы. Через каких-то полчаса я почувствовала себя лучше, выбралась из ванны, вытерлась, надела халатик и эти туфли, потому что забыла взять в ванную тапки. В этот момент я вспомнила, что у меня все еще нет сумочки. Я снова разозлилась.