Блондинка с розой в сердце

Лебедева развела руками.

— Простите мою подозрительность, Дмитрий Иванович. Подумала о вас плохо. Раскаиваюсь.

Я усмехнулся.

— Ваши «вполглаза», Александра Витальевна, иногда заглушали грохот колёс поезда.

— Хотите сказать: я храпела?

Александра выпрямила спину, сощурилась. Ткань сарафана у неё на груди натянулась.

Я оставил её родинку в покое, опустил взгляд ниже.

— Вы, скорее, громко сопели. Я завидовал вам. Потому что сам уснул лишь под утро.

— Продумывали сюжет книги? — спросила Александра.

— Не спалось.

Я отодвинул от себя пустой стакан. Смял фантики от конфет, и бросил их в пустую пачку из-под печенья.

Журналистка спросила:

— Дмитрий Иванович, быть может, перейдём на «ты»?

— Разумеется, Саша. Я не возражаю.

— Дмитрий Ива… Дмитрий, на вокзале меня встретит машина, — сказала Александра. — Папа пришлёт своего водителя. Подвезу вас… тебя до Калининского района, если хочешь.

Я покачал головой.

— Спасибо, Саша. Но я откажусь от твоей помощи. Прогуляюсь по нынешнему Ленинграду. Посмотрю, какой он. Интересно. Да и сама прогулка пешком для меня сейчас в удовольствие.

— Покрасуешься перед женщинами?

Лебедева усмехнулась, помяла пальцами мочку уха, где на золотой серьге блестел маленький голубой сапфир (название камня мне ещё вчера сообщила его владелица).

— В том числе и поэтому, — сказал я. — Не откажу себе в таком удовольствии. Это тебе я кажусь стариком. А вот я себя теперь ощущаю юношей. Полным сил и энергии. Горы готов свернуть.

Я выпятил грудь. Александра улыбнулась.

— А как же этот ваш… тромб? — спросила она. — Не боитесь, что оторвётся?

Я почувствовал в её словах иронию.

Но ответил серьёзно:

— Я ничего не боюсь, Саша. Всё самое страшное я однажды уже пережил. Видел, как убили мою жену, и как умирала моя дочь. Похоронил их. Наведывался на их могилы. Саша, я всё это прекрасно помню. Я понимаю, что время у меня в этой новой жизни ограниченно. Поэтому я не растрачу его понапрасну, не сомневайся.

— Дмитрий…

Александра склонилась над столом, прикоснулась к моей руке. Её пальцы оказались тёплыми — мне почудилось, что их тепло поползло по моей коже.

— … Сегодня я проведаю родителей и к вечеру освобожусь, — сказала журналистка. — Потом… мы с тобой могли бы встретиться. Дима, я показала бы тебе город. Я многое о нём знаю. Я родилась в Ленинграде и прожила здесь всю свою жизнь. Из меня получится превосходный гид, вот увидишь. Я уверена: мои рассказы пригодятся для сюжетов твоих книг.

Лебедева смотрела мне в глаза. Она опустила взгляд на мои губы.

— Не переживай, я не сообщу об этих твоих капитанских удостоверениях папе. Ты правильно сказал: ему сейчас не до моих рассказов. Но вот меня твои фантазии о будущем заинтересовали. Ты интересный человек, Дмитрий. Мы с тобой вчера… да и сегодня отлично пообщались. Я с удовольствием продолжила бы это общение. Просто общение, не подумай… ничего такого.

Она повертела кистью руки — не той, которой всё ещё касалась моего предплечья.

— Нет, я, конечно, старым я тебя не считаю. Ты всего-то на восемь лет старше меня. Дмитрий, я хочу сказать что… у меня в запасе есть десять дней отпуска. Эта твоя история для новой книги о ленинградском маньяке… Как там его имя? Роман Курочкин? Это вымышленный персонаж? Или ты действительно считаешь, что такой человек существует?

— Улица Криворожская, дом семнадцать, квартира тридцать шесть, — сказал я.

— Что это за адрес? — спросила Александра.

— Там проживает Рома Курочкин.

Лебедева приподняла бровь.

— Ты даже знаешь его точный адрес?

— Я даже знаю имя той мёртвой девчонки, чьё тело сейчас находится в его квартире. У меня тоже хорошая память.

Журналистка одернула руку, словно я ударил её током. Закусила напомаженную губу. Внимательно посмотрела мне в лицо.

За окном вагона мелькали деревья: ели, сосны, берёзы, рябины.

— Давай мы сообщим об этом Курочкине в милицию? — сказала она. — Они сразу туда приедут. Если узнают, что у него в квартире находится мёртвая женщина. И арестуют этого человека. Разве не так?

Я кивнул, зажмурился от яркого солнечного света.

— Вполне возможно, что они приедут. Даже наверняка. Но только сначала я проверю, не ошибочны ли мои воспоминания. На всякий случай. Ведь одно моё предсказание уже не сбылось.

Лебедева наклонила голову, будто рассматривала моё лицо под новым углом.

Собранные в хвост светло-русые волосы легли на её плечо, заблестели на свету.

— Какое предсказание? — спросила Александра.

— Ты жива.

Три секунды Лебедева смотрела мне в глаза и молчала.

Прежде чем произнесла:

— Да. Я жива.

— Поэтому с милицией я повременю.

— Явишься к нему домой?

— Разумеется. Сегодня днём.

— А если он…

— У меня пистолет.

— Застрелишь его? Ты с ума сошёл?

Лебедева встрепенулась, махнула волосами. Её голубые глаза сверкнули подобно драгоценным камням в её серьгах.

Я улыбнулся, сказал:

— Александра Витальевна, за кого ты меня принимаешь? Не стану я так шуметь. Я разведаю обстановку. Узнаю, действительно ли я помню события будущего, или попросту сошёл с ума.

— И… как ты это поймёшь?

— Всё очень просто: прогуляюсь на Криворожскую улицу. Загляну в тридцать шестую квартиру.

— А если он тебе не откроет?

— Поговорю с его соседями. Покажу им милицейское удостоверение.

Я прикоснулся к карману жилета.

— Узнаю, проживает ли вообще в этой квартире тот самый Рома Курочкин. Или он всего лишь плод моей писательской фантазии. Послушаю жалобы на него: в известном мне прошлом он третировал соседей громкой музыкой.

— А если твоя информация подтвердится? — спросила Александра.