Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)

– Молчать! – рявкнул Повелитель. – Твое последнее слово, человек... Я слушаю.

– Но в чем меня обвиняют? – выкрикнул Подберезовский. – Шить мне покушение, Бастурхан Бастурханович – это, знаете ли, просто смехотворно, вы сами должны прекрасно это понимать. Нынче, знаете ли, не тоталитаризм. То есть, опять же извините, сейчас, конечно, тоталитаризм; вы, извиняюсь за выражение, правитель жесткий, хотя, безусловно, и справедливый – да-да, очень, надо признать, справедливый и мудрый, – но, опять же, сами понимаете, даже авторитарное правление, если подойти к этому вопросу объективно…

– Не называй меня Бастурханом Бастурхановичем, извилистый делами человек. Сколько раз можно повторять, – уже относительно спокойно оборвал его Бастурхан.

– Хорошо, пусть будет Повелитель, – пробурчал олигарх. – Я спрашиваю, в чем меня обвиняют. Если, конечно, отбросить идиотские обвинения в покушении. Даже такой тиран как Сталин, вряд ли бы додумался шить мне в подобной ситуации какое-то покушение, если…

– Ты хотел сказать, великий полководец Сталин.

– Да-да, конечно! А я как сказал? Ну конечно, великий! Хотя, если сравнить ваши исторические личности, то я бы хотел заметить, что никакой Сталин по сравнению, Бастурхан Бастурханович, с вами, даже и близко не...

– Значит, ты не понимаешь, в чем твоя вина?

– Именно так, – буркнул Подберезовский.

– Хорошо... – В голос Повелителя вернулись усталые нотки. – Припомним некоторые подробности твоих славных дел в должности моего визиря... Первое. Вместо быстроходных и маневренных японских мотоциклов «Ямаха» моя непобедимая армия получила мотоциклы «Урал».

– Они еще более быстроходны и маневренны! – успел выкрикнуть Подберезовский, прежде чем грязная ладонь воина из личной охраны Повелителя плотно зажала ему рот.

– Второе, – продолжил Бастурхан. – Вместо бензина с высоким октановым числом мы получили дешевый семьдесят пятый бензин, и имеются подозрения, что и он разбавлен водой... Третье. Вместо итальянских кожаных плащей – красивой и престижной формы для моих воинов – мы получили зэковские фуфайки опять же российского производства.

– Они очень практичные – теплые и удобные! – опять ухитрился вставить Подберезовский, когда чужая ладонь на мгновение ослабила свою хватку.

– И последнее, четвертое, окончательно переполнившее чашу моего великого терпения, которое длиннее самого длинного расстояния между самыми далекими звездами... – подошел к концу обвинительной речи Бастурхан. – Вместо автоматов Калашникова... Впрочем, думаю, ты не успел забыть разговор, состоявшийся не более пяти минут назад – то короткое время, за которое самый ленивый соловей вряд ли сумел бы закончить свою самую короткую трель. Итак, твое последнее слово.

Подберезовский метнул по сторонам быстрый оценивающий взгляд и побледнел – увиденное не очень-то ему понравилось. Несколько воинов готовили мотоциклы для какого-то действия, прикрепляя к ним веревки, которые предварительно проверяли на прочность. Судя по числу мотоциклов, которых было ровно четыре, по длине веревок и учитывая недавно виденное Подберезовским четвертование бедолаги, осмелившегося выказать неуважение Повелителю вселенной, выразившемуся в недостаточно быстром падении перед ним ниц, в конечной цели этих приготовлений можно было не сомневаться. Подберезовский закусил губу, что-то быстро про себя просчитывая, и внезапно высоко вскинул голову. Заметив это, Бастурхан тяжко выдохнул. Заметив реакцию Повелителя, Таджибек с Богурджи со значением переглянулись.

– Не далее чем через минуту мы все поедем в юрту обмывать прибытие оружия, – шепнул последний своему боевому соратнику. – На что забьем?

– Нашел дурака, – шепнул тот в ответ. – Я не хочу остаться без штанов. Наш визирь хитер как лиса, он в любой момент нароет столько извилистых нор, что ни один охотник не сможет взять его с помощью десятка самых опытных, хорошо обученных такс.

– Это экологически чистое оружие! – когда пауза слишком затянулась, а запах мазута стал перебиваться отчетливым запахом надвигающейся беды, выкрикнул вновь зарозовевший щеками Подберезовский. – Представьте, Повелитель, как с помощью этого чудо-оружия мы будем валить с ног врагов, наполняя их сердца ужасом, но в то же время оставляя их живыми, чтобы они имели возможность сеять страх, рассказывая другим о непобедимой, неумолимо надвигающейся на их посевы, беспощадной желтолицей армаде... Это много лучше, нежели банально отправлять их к праотцам так быстро, что они даже не успеют осознать, кто принес им справедливое возмездие. И никакая ООН, заметьте, не сумеет предъявить тебе ни одного хоть сколь-нибудь значимого обвинения, даже если перероет материалы какого угодно количества женевских конвенций в поисках хотя бы маломальской зацепки. Ведь подобное оружие применятся полициями многих стран без малейшего ущерба для...

– Достаточно, – остановил его Бастурхан. – Ты хорошо говоришь, человек. Быстро и гладко. Одно только мне не очень понятно – о какой желтолицей армаде идет речь. Если же ты подразумеваешь, что мои воины...

– Я оговорился, – быстро вставил Подберезовский. – Конечно же, я оговорился. Желтолицая – следует читать «непобедимая». Это от волнения. Такое бывает.

– Хорошо, человек, – подумав, решил Бастурхан. – Ты сейчас остаешься...

– Я остаюсь руководить разгрузкой, а вы со своими заместителями едете пить кумыс, – бодро закончил за него Подберезовский. – Не сомневайтесь, Бастурхан Бастурханович, сделаю все в наилучшем виде, не извольте беспокоиться. Не впервой, вы же знаете, на меня можно положиться.

– Ты много говоришь, человек, – заметил тот, садясь на крашеный золотом мотоцикл. – И не смей называть меня Бастурханом Бастурхановичем!.. – крикнул он, уже удалившись в сопровождении свиты на несколько десятков метров и неожиданно притормозив. – Я тебя в сотый раз предупреждаю...

– В сто первый, – поправил его Подберезовский и повернулся к таращившимся на него монголам. – А вы чего стоите, рты пораззявили, желтомордые вы остолопы! Не слышали, что сказал Повелитель всех миров? А ну быстро за работу, пока я не разозлился и не приказал приготовить четыре мотоцикла с веревками! Я хоть и не Повелитель, но легче вам от этого не будет; если хотите, можем поспорить...

Глава 25. Монголы

– Время пришло. Пора начинать выступление, – сказал Бастурхан. Он поднял пиалу и задумчиво смотрел на нее, выжидая, пока к нему присоединятся друзья.

– Я бы сказал, что пора начинать Великое выступление, – осторожно добавил Таджибек. Он тоже поднял пиалу и задумчиво смотрел на нее, выжидая, пока начнет пить Бастурхан и станет возможно сделать это ему.

– Если выступление осуществляет Великий полководец, значит, оно автоматически становится Великим, – поддержал приятеля Богурджи. Он поднял свою пиалу и задумчиво смотрел на нее, дожидаясь, пока Таджибек перестанет задумчиво смотреть на свою и начнет пить.

– Осень на носу. Надо поспешить пересечь границу до первых снегов, чтобы Новый Год праздновать уже в Рейхстаге, – сказал Бастурхан. Приглашающим жестом он качнул своей пиалой, сделал первый глоток и запрокинул голову, от удовольствия закрыв глаза.

– Все-таки ты решил идти на Германию... – Таджибек отхлебнул парного кумыса и от удовольствия прикрыл глаза.

– Там богатые земли, – поддержал вождя Богурджи. Он отпил кумыса, но глаза не прикрыл, наблюдая, как отреагирует на его слова Бастурхан. – Немецкие рабы исполнительны и педантичны. Они уважают порядок. О таких рабах можно только мечтать. Скоро каждый уважающий себя монгол сможет держать в специальном отсеке своей юрты не менее десятка немецких рабов из недавних сытых бюргеров.

– Кстати... – Лицо Таджибека приобрело характерное выражение намеревающегося преподнести приятный сюрприз человека. – Хочу вас порадовать друзья... – Он хлопнул в ладоши, один из внутренних пологов тут же распахнулся и на деловую часть юрты вбежал монгол из обслуги, с подобострастным лицом. В руке он держал свернутую трубочкой газету. Бросившись ниц перед войлоком, на котором восседали трое друзей, он замер в ожидании. – Читай, – сказал Таджибек. И добавил:– И встань. Такое нужно читать стоя.