Блондинки моего мужа

– Да послушай же! – я уже давно пыталась выбрать паузу, чтобы ворваться в его разговор, – Я знаю, что она будет с ним делать. Лихогон – не работает на ЛжеКузена. Лихогон работает на Леонида Пёсова.

– А я тебе про что? – не унимался Жорик, – Ужас! Ты никого кроме себя не слышишь. Лихогон работает на Леонида, а Пёсов и наша Маша – это одна шайка. Чтобы понять, чего они хотят, я собираюсь сделать вид, что ни о чем не подозреваю. Отдам Маше завещание и разгадаю, наконец, к чему ей было устраивать весь этот нелепый спектакль. Не ради съемок режиссерского этюда же, ей богу! Может, чтобы убрать наше агентство с дороги Лихогона? Возьмут сейчас и обвинят меня в воровстве. Ну, так на этот случай у меня запись Марииных просьб выкрасть её завещание. И потом, Лихогон, конечно, человек нехороший, но до таких низких методов конкурентной борьбы он вряд ли опустится…

– Жорочка, послушай же меня! – взмолилась я, – Мария заберет у тебя завещание и помчится к ближайшему нотариусу, чтобы это завещание пустить в ход.

– То есть? В какой ход? Что ты опять напридумывала? Пожалуйста, успокойся…

– Р-р-р-р-р!!! – закричала я на всю округу, и, кажется, добилась своего: Георгий замолчал, – Знаешь что? Прочти его! Мне ты все равно не веришь. Возьми и прочти его!

– Кого?

Я сосчитала мысленно до десяти и ангельским голоском пропела:

– У тебя есть выкраденный из сейфа Лихогона конверт. В конверте – оригинал.

– Большой?

– Кто?

– Оригинал? Ну, знаешь, обычно говорят: “Большой оригинал этот ваш товарищ”. Вот я и спрашиваю, в конверте большой оригинал, или так себе, заурядный тип, ни рыба, ни мясо, – Жорик говорил так, будто уже принял решение ни в чем мне не противоречить. Решил, мол, с сумасшедшими лучше не спорить. Соглашался, спокойно ожидая момента, чтобы без нанесения еще больших травм моей психике, оборвать связь и вызвать по телефону врачей.

Я вдруг поняла, что странно было бы удивляться подобному отношению. Достаточно вспомнить, как я вела себя в момент последней нашей встречи. Точнее вела себя не я, а Улавливающий Тупик. Но Георгию этого, кажется, не объяснишь. Кроме того, я представила, как выгляжу в его глазах сейчас. Сначала с дикими криками бросалась под колеса машины, потом гналась за Фордом, размахивая кулаками, теперь ору на весь город, вместо того, чтобы спокойно объясниться с телефонной трубкой, обладающей нормальными динамиками для улавливания звуков и не нуждающейся в повышенных тонах.

Нужно было немедленно разубедить мужа.

– Жорочка, послушай, – начала я, – Я абсолютно здорова. Улавливающий Тупик уже прошел. Теперь все ясно. Ну, хочешь, я скажу тебе что-нибудь такое… Задай вопрос на проверку моей психики…

– Как звали президента США, правящего во время их гражданской войны?– вдруг поинтересовался Георгий, – Авраам…

– Тоже мне проверочки, – фыркнула я, – Конечно, Форд! Это вопрос на эрудицию, а не на уравновешенность психики…

– Кто?! – Георгий на том конце разговора, кажется, окончательно впал в панику, – Слушай, ты головой сегодня не билась? На обычные последствия укуса осы это не похоже…

– Билась, – любезно ответила я, – Падала с потолка Лихогону на костлявые колени. Но не в этом дело, – тут я осознала свою ошибку, – Ой, ну подумаешь, оговорилась. Линкольн ведь тоже машина. Вот я и перепутала. Понимаешь? Слушай, ты меня так никогда не поймешь. Вскрой, пожалуйста конверт, и прочти, наконец, это завещания. Сразу же все станет понятно. Ты везешь преступнице в руки орудие преступления! А Лихогон работал раньше на покойника, а теперь на живого Пёсова. На настоящего племянника. Я договор видела. Собственными глазами. Теперь, веришь?

Спустя какое-то время, Форд неуверенно заурчал, и, окончательно убедившись в правоте хозяйки, покладисто подъехал к моим ногам.

– Ну что, чертяка, опять накрутил делов?! – ухмыляясь, приветствовал Георгий Петра Степановича, когда оба вылезли из машин. В сравнении с неуклюжим великаном – Лихогоном, Жорик смотрелся на удивление ладно скроенным, но каким-то не слишком значительным существом.

– Прошу уточнить, давненько ли вы стали обращаться сами к себе вслух? – вежливо поинтересовался Петр Степанович у бывшего одноклассника, – Ведь это вы заварили эту кашу… Впрочем, я уже давно привык, что любая каша, заваренная не по моей инициативе, оказывается делом ваших рук. Кажется, это судьба.

Георгий немного подумал, счел услышанную фразу безобидной и даже лестной, после чего вопросительно глянул на меня (не заметила ли я какой скрытой издевки? нет?) и, широко улыбнувшись, протянул бывшему однокласснику руку. Мы с Лизой сентиментально аплодировали этому рукопожатию и обменивались многозначительными взглядами. Кажется, прав был Лихогон, теперь нам с Лизой придется дружить семьями.

– Кажется, все хорошо кончается, – улыбнулась Лиза.

– Увы, все только начинается, – мрачно прокомментировала я, возвращая присутствующих к реальности, – Что будем делать, господа? Станем изображать карающий меч правосудия или попросту предотвратим несправедливость?

Откровенно говоря, Марию было откровенно жаль.

– Очень надеюсь, что узнав о твоем, Катя, визите в Академию, Маша поняла, что провалилась, и давно сбежала, – озвучил мои мысли Георгий, – Еще до того, как прослушал запись, я умудрился сообщить Тёмке с Марией, что моя жена беседовала с одногруппниками ЛжеКузена…

– Какую запись?! – ахнула я.

– Ой, ну обычную запись, – вдруг заканючил Георгий, – Нашла время спрашивать…

– Постой, а откуда ты знаешь про то, что Маша – это не Маша вовсе? – не отставала я, – Ты сказал, что я тебя этой новостью не удивила…

– Не, ну немного удивила, конечно, – пошел на попятную Жорик, – Про то, что Мария работала секретарем, я, к примеру, не знал. А про то, что меня для фильма похищали, знал…

– Кстати, что вы там говорили про похищения? Если мой человек кого-то похищает, не ставя при этом меня в известность, это становится уже подозрительным… Расскажите-ка, – вмешался Лихогон.

– Сначала про запись, – запротестовала я, а потом добавила тоном скандалистки из очереди за колбасой, – Я первая занимала!

– Кто крайний? – робко поинтересовалась Лиза, – У меня тоже имеется вопрос. Судя по разговору, Катя – жена Георгия. Я что-то ничего не понимаю… Она же – вдова. Или она его вдова, или – не его жена. Объясните! Я должна знать, с кем дружить семьями. Разумеется, на скорости ответа я не настаиваю. После ответов на остальные вопросы, меня вполне устроит. Я ж последняя подошла.

С тех пор, как Лиза перестала впадать в маразм в присутствии Лихогона, на неё любо-дорого было посмотреть. Петр Степанович напряженно замирал, всякий раз, когда Лиза открывала рот, опасаясь какой-нибудь глупости, и блаженно улыбался в конце её речи. В направленном на возлюбленную взгляде Лихогона, сквозили восхищение и даже, кажется, гордость. Хоть что-то хорошее было во всей этой истории: помогли людям определиться с отношениями.

– Ну, хорошо, – смирился под общим натиском Георгий, – Если ты обещаешь мне всепрощение, я расскажу, в чем дело, – я пообещала, незаметно скрестив при этом пальцы на руках, не люблю быть обязанной придерживаться чего-то строгого в отношении Жорика. Тем не менее муж поверил и перешел к саморазоблачению, – Понимаешь… Я тут получил, наконец, деньги по предыдущему делу… Помнишь, нам еще оставались должны? Помнишь, мы планировали часть полученного истратить на развитие фирмы… Ну так вот я и истратил, – потом Георгий вдруг вспомнил о своем подозрительном отношении к Лихогону, – Не спрашивай, сейчас не время и не место, – поймал он меня на наборе воздуха для новой серии вопросов. В интонациях его отчетливо слышалось: “сейчас не та компания, чтобы я мог откровенничать”.