Блудница

Найджел мечтательно улыбался своим воспоминаниям, и эти эмоции так его молодили, будто возвращали в былое время.

– Этот грязный город сломал ее, пережевал и выплюнул. Бросил на порог её кости и плоть, уже без души и жизни, - вся нега нежности резко схлынула с его лица, и в этот самый момент он вновь стал живым отражением своего жестокого брата. – Я сбежал в Европу, а Ганнибал… У каждого из нас свои чудовища, и мы жили с ними как могли. Кто же знал, что за это время мы научимся делать хорошо только одно – убивать.

Чай стыл в чашках. Дальнейший разговор не клеился, но повисшее молчание не давило на немых собеседников, которые обменивались ничего не значащими взглядами.

У порога вновь погремели ключами, и через пару минут в гостиную зашел Ганнибал. Он, тяжело вздохнув, просто протянул руку, и Уилл понял его без слов. Поставив чашку на широкий подлокотник кресла, он поднялся навстречу и мягко коснулся его пальцев, почувствовал тепло кожи через перчатку. Но руку в ладонь не вложил, просто прикоснулся и встал рядом.

– Он сбежал. Я найду его. Я всегда держу свое слово.

– Я знаю.

– Джек просил передать, чтобы ты приступал к своим обязанностям послезавтра. И он извиняется за свою беспомощность.

Уилл засмеялся.

– Ты хочешь вернуться домой? – Ганнибал мельком взглянул на брата, но тот скучающе цедил чай и делал вид, что его вообще нет.

– Я могу вернуться домой, - ответил Уилл рассеянно.

– Останься.

Когда Уилл поднялся на второй этаж, оставив братьев наедине, Найджел подал голос первым:

– Завтра.

– Я уже заказал цветы, - Ганнибал стянул перчатки.

– Он тебе нравится? – Найджел поболтал в чашке остатками чая. Со дна взметнулась мята и несколько лепестков ромашки.

– Очень.

– Я никогда бы не поверил, что ты сможешь привязаться к кому-либо так сильно. Ты любил только Мишу.

Ганнибал, крепко сжав перчатки, хлестанул ими по раскрытой ладони:

– Завтра годовщина. Приведи себя в порядок и побрейся.

Найджел перевел взгляд с чашки на брата:

– Она любила меня больше, чем тебя.

У Ганнибала чуть дрогнули губы, и едва заметно дернулся мускул под глазом:

– Я знаю. Доброй ночи, Найджел.

– Доброй ночи, - хмыкнул тот в спину брата, задумчиво потирая заросшее колючей щетиной лицо.

Атмосфера в доме накалялась постепенно, и достигла апогея через неделю. За пару дней в поместье Лектеров переехали остатки вещей Грэма. Ганнибал был так щедр, что второй крытый гараж выделил под суденышко Уилла, которое требовало серьёзного ремонта и хороших вложений. Уилл пообещал к следующей весне отремонтировать его и выйти под парусом вместе с братьями.

Ганнибал поддерживал идеи Уилла вежливыми улыбками, Найджел же в свойственной ему манере брякнул что-то про прогнившие полы в спальне Ганнибала и про их ужасный скрип, который, скорее всего, не позволит Грэму закончить ремонт в срок, ведь он так занят починкой полов.

А потом сунул сигарету в рот, дерзко почесал яйца, и ушел курить на крыльцо.

Уилл даже не обиделся, принимал Найджела со всеми его выходками и обвинениями. К тому же, лед треснул, и их общение можно было назвать относительно сносным. Грэм понимал, что между братьями старое соперничество, вот только не хотел становиться новым объектом вражды.

Найджел увидел их поздним пятничным вечером. Он нарочно остался дома, а Ганнибал специально не запер дверь в спальню, оставив её слегка приоткрытой.

Близнец наблюдал за ними и не спешил уходить.

Они стояли к нему боком так, что Найджелу открывался замечательный обзор. Грэм был на коленях перед братом, цеплялся за его талию, сминая сильными пальцами ткань тонкой сорочки.

Грэм брал у Ганнибала в рот, и делал это с таким удовольствием, что Найджел вытащил изо рта сигарету, которую до этого момента мусолил губами.

Уилл чуть привстал, опираясь на коленки, и Найджел тут же заметил увесистую мощную анальную пробку.

– Крепче, - и Ганнибал поощрительно похлопал Уилла по щеке.

Тот протяжно застонал, когда ласкающая ладонь коснулась его макушки и вцепилась в волосы, направляя и указывая нужный ритм.

Найджел крутил между пальцами фильтр сигареты, отмечая то, как красиво двигалась голова Грэма, как нервно дергался его кадык, и текла слюна по подбородку и шее. А ещё как чуть подрагивал девайс в его заднем проходе.

Это была демонстрация власти.

Найджел едва не прикусил язык, когда Ганнибал вытащил член из влажного яркого рта, оттянул нижнюю челюсть Уилла, а тот тут же раззявил пасть. Но Ганнибал кончил ему на лицо: большая часть попала на очки и щеку, и немного на губы и язык Грэма.

Найджел перекатил сигарету из одного уголка рта в другой.

Брат в это время схватил Уилла, разложил на постели и закрыл собой весь обзор к разнеженному телу. Найджел только видел, как пробка полетела в сторону, брякнулась об пол и покатилась по ковру, сверкая влажными черными боками.

Смотреть на то, как быстро и жестко двигался брат, Найджелу откровенно претило, зато стоны Уилла оказались невероятно соблазнительными.

Прикусив фильтр сигареты, Найджел отошел от двери и вернулся в свою спальню, где открыл огромное окно, высунулся по пояс, и, закурив измученную сигарету, глубоко затянулся.

Глотку обожгла горечь, и он, запрокинув голову, смотрел на расшитое звездами небо до тех пор, пока в соседней комнате не стихли душераздирающие стоны.

Красной тряпкой для Найджела стала откровенная провокация со стороны брата. У Ганнибала вошло в привычку не запирать дверь в спальню, а у Найджела выработался рефлекс: проходя мимо, останавливаться и подсматривать.

Смотреть на Уилла было сплошным удовольствием. Он был гибким, податливым и каким-то текучим, словно песок. Грэм обладал не только чарующей улыбкой и подвижным сильным телом, но и невыносимыми губительными стонами, от которых у Найджела холодело в затылке и твердело в штанах.

Но эта ночь стала какой-то особенной среди всех тех ночей, что он провел, подглядывая за утехами брата. Наверное, все дело было в том, что Ганнибал сидел на стуле к нему спиной, и руки его были сцеплены наручниками. А, может, из-за того, что Грэм расположился на брате сверху, и, стянув с того рубашку на одну сторону, жадно покусывал Ганнибала за плечо.