Блудное художество

Он никак не мог выговорить того, что уже созрело, что уже висело в воздухе, словно выбирая уста, с которых прозвучать. Да и кто он такой, чтобы советовать государыне возвести в дворянство Федьку Савина? Молодому нахалу Тучкову такой совет простят, а обер-полицмейстеру - того гляди, припомнят.

Да как же намекнуть Левушке?

Но государыня была умна.

– Вот и я того же мнения, - сказала она.
– Но присвоение чина влечет за собой и иную награду. Что же, молодец, будешь отныне потомственным дворянином, заслужил, радуйся. И впредь служи честно.

Федька поднял наконец голову. Обвел взглядом всех, бывших перед ним, - Архарова, Левушку, государыню, графиню Брюс, господина Потемкина, какого-то еще господина у окна, быстро записавшего нечто серебряным карандашиком в карманную книжицу. Творилось неладное - точно лучший из всех возможных снов вдруг принялся сбываться. И голоса были ласковы, доброжелательны, и сердце Федькино ощутило общую к нему любовь и благосклонность… то, чего он отродясь не чувствовал…

Он зажмурился, пытаясь удержать слезы.

– А хорош кавалер, - продолжала государыня.
– Коли не женат - так сама ему невесту посватаю, у меня в штате много девиц хороших фамилий. И еще до отъезда на свадьбе будем пировать, а, Григорий Александрович?

Потемкин невольно улыбнулся. Свадебные хлопоты были любимым развлечением Екатерины Алексеевны. К тому же, радостный взгляд синих глаз государыни говорил ему более, чем прочим. Она словно хотела устройством чужого счастья подтвердить и укрепить свое собственное.

– Это будет большая честь для господина Савина, - уже с учетом новорожденного дворянского звания, сказал Потемкин.

Федька потерял всякое соображение. Дворянство, свадьба… какая, к черту, свадьба?!

Он шагнул вперед и упал перед государыней на колени. Следовало тотчас же объявить, что ему никто не нужен! Что нужна одна-единственная, а девицы хороших фамилий… да Бог с ними!… Но слов не было, были только распахнутые глаза. Как раньше он избегал взгляда императрицы, так теперь стремился поймать его, чтобы передать свою безмолвную, но страстную мольбу.

– Ваше величество, сей кавалер давно уж без памяти влюблен, - пришел на помощь Левушка, и Архаров даже позавидовал тому, как свободно он говорит о таких вещах с государыней.

– И что же, не отдают за него? Встань, сударь, - велела государыня.
– Подумай хорошенько. Ты теперь будешь носить дворянскую шпагу, станешь офицером, тебе нужна жена, достойная того…

Федька не вставал, а лишь глядел - и Екатерина Алексеевна, сама способная до смерти влюбиться, даже в нынешние свои годы, все поняла.

– Да кто ж такова?
– спросила она.

Федька ничего не мог поделать со своей немотой - произнести имя Вареньки было выше его сил.

Но Левушка снова пришел на помощь.

– Он, ваше величество, в девицу дворянского звания влюбился, уж года два тому будет. Он и не чаял, что когда-либо найдет способ к ней посвататься, а теперь, по вашей милости, любовь свою сможет увенчать как полагается!
– выпалил поручик Тучков, и Архаров снова позавидовал ему: Левушка знал, что должно нравиться государыне.

– Два года молодец о том молчал?
– государыня обвела взглядом мужчин и ободряюще улыбнулась Федьке, но он уже ничего от волнения не разумел.

Вдруг царица подошла к нему совсем близко.

– А любовь-то заперта в сердце за десятью замками, ужасно как ей тесно, с великой нуждою умещается, того и смотри, что где ни на есть выскочит, - не только лукаво, не только с душевным сочувствием, но и с изрядным кокетством произнесла она.

– Ну, говори ж, сударь, как звать девицу? Она ведь девица?

Федька вздохнул - имя было настолько для него свято, что боялся прикоснуться устами.

– Варвара Пухова, ваше величество, княжны Шестуновой воспитанница!
– бойко доложил Левушка.
– И он также девице не противен. Да она знала, что за него не отдадут, оттого и горевала.

Федька дернулся, словно горячий жеребчик, стремительно повернулся к Левушке и чуть было не брякнул: да что ты врешь?! Насилу сдержался.

– Как? Та самая Пухова?
– государыня повернулась к Архарову.

– Он, ваше величество, ее от смерти спас, - сказал Архаров.
– И когда некие злоумышленники желали ее похитить, чтобы с ней обвенчаться и великое смятение произвести, бежать ей пособил и при сем был ранен шпагой в грудь.

Сказал он это с умыслом - чтобы царица вспомнила князя Горелова с его затеями и оценила верную Федькину службу.

Государыня помолчала и вновь обратилась к Архарову.

– Мне княгиня Елизавета Васильевна сказывала, будто к девице Пуховой иная персона свататься желает, верно ли?

Архаров опустил глаза. Иная персона… как же теперь отвечать?… околесица какая-то выйдет…

Собирался, собирался, да кто ж знал, что времени на это уже не станет?

Молчание могло затянуться надолго, но догадливый фаворит, все это время лишь слушавший, решил вмешаться в разговор.

– Ваше величество, а не отдать ли и впрямь девицу Пухову за полицейского служащего?
– спросил он.
– Тем вы разом всю суету вокруг нее и все сплетни и слухи прекратите. Сразу станет всем ясно, что слухи были пустые.

– А коли отдать за видную в свете персону, то и домыслы возродятся… впрочем, не смею указывать вашему величеству… - добавила Брюсша, очевидно, имевшая на государыню неоторое влияние.

Потемкин посмотрел на Архарова несколько свысока, весьма довольный тем, что сделал некую пакость обер-полицмейстеру, орловскому ставленнику, не желающему отрекаться от былых своих покровителей.

Ну что же, подумал Архаров, сего следовало ожидать.

Левушка, несколько растерявшись, вертел головой - ему непременно нужно было видеть разом и государыню, и фаворита, и Архарова, и коленопреклоненного Федьку.

– Вы правы, сударь, и ты, Пашотт, права, - церемонно сказала государыня.
– Встаньте, господин Савин. Девица Пухова - невеста ваша. Будьте с ней счастливы, любите ее примерно.

И протянула для поцелуя красивую белую руку.

Она не сообразила, что до сих пор Федьке ни разу не доводилось целовать руку даме, и он просто не знал, как к этому приступить.

Но он невольно умудрился растрогать Екатерину Алексеевну - когда нерешительно подвел обе свои руки под ее ладонь и замер в недоумении - то ли тянуться губами и всем телом вперед, рискуя грохнуться на паркет, то ли тащить к себе царственную кисть.