Блудные братья

– Удивительно, – сказал Кратов. – Все эти годы я хотел спросить, но никак не подворачивался случай: тот корабль, что доставил нас на Уэркаф, тоже имел свое имя?

– Официально – только бортовой номер, – ответил Татор в некотором замешательстве. – Но в своем кругу мы иногда обращались к нему по имени.

– Как же?

– По-разному. Я предпочитал имя «Пернатый ныряльщик», разумеется – на родном языке, а Джед… – Татор смущенно хмыкнул. – В зависимости от настроения Джед именовал его то «Свистолет», то «Ночной горшок с дристогонным приводом», а то и «Локомотив на пердячем пару»…

– Да-да, припоминаю… А есть ли на твоем корабле просторные грузовые отсеки? – спросил Кратов.

– На «Тавискароне» четыре грузовых отсека, – торжественно произнес Татор. – В одном из них ты с большим удобством разместишь своего летающего зверя – если, разумеется, решишь взять его на борт в качестве пассажира. В другом ты установишь перечисленную в твоей заявке аппаратуру. – Он вдруг оживился: – А еще два резервных отсека мы сможем употребить под контрабанду!

– Никогда бы не подумал, что небеса пошлют мне своего ангела в образе звездохода-индейца, – сказал Кратов в сторону.

– Экипаж состоит из трех навигаторов, включая меня, двух инженеров и одного медика, – сказал Татор. – Не знаю, зачем нам медик, но Корпус Астронавтов настоял на своем. Все они согласны отработать за обычное вознаграждение в полторы тысячи энектов. Что касается меня, то мне будет достаточно твоей благодарности. Так что мы тебя отнюдь не разорим… Я не понимаю, – снова помрачнел он. – Ты рад моему предложению или нет?

– Да, конечно же, я рад! – страдающим голосом ответил Кратов. – То есть я настолько рад, что не верю своему счастью. У меня нынче день хлопот, и я с ужасом думаю о том, не исчерпан ли твоим «Тавискароном» лимит моего везения на сегодня…

Из кабины гравитра, только что камнем упавшего на посадочный пятачок в самом сердце сада, выкатился колобком шоколадный от бразильского загара Мануэль Спирин. Над ним витали ароматы крепкого кофе с коньяком и пахучих сигар. Отступив на шаг, он галантно предложил руку, на нее с готовностью оперлись, и появилась Рашида, в такую рань уже свежая, ослепительно красивая, в новом малиновом платье-пелерине и с новой прической, напоминавшей застывший язык удивительного черного пламени.

– Смысл термина «длинное сообщение», душа моя, – продолжал объяснять Спирин, – ясен уже из названия. Это такой информационный пакет, который не может быть втиснут в одно вместилище ввиду выдающейся сложности и значительного объема.

– Наши мозги – не самое подходящее вместилище, – небрежно бросила Рашида. – Они, случается, умирают вместе с хозяином.

– Я горд самой мыслью находиться рядом со столь очаровательным вместилищем. И, боюсь, у ЭМ-зверя не было выбора…

– Он мог бы накинуться на когитр.

– Боюсь, ЭМ-зверь не знал, что такое «когитр». И не подозревал, что означенное биотехническое устройство, ничем специфическим среди прочих деталей корабельного интерьера не выделяющееся, вообще обладает каким-то вместилищем, пригодным для хранения информации. Э… здравствуйте, сударь!

Кратов церемонно поклонился. Рашида приблизилась к нему царственной поступью, привстала на цыпочки и поцеловала.

– Угадай, зачем я здесь, – шепнула она.

– Не нужно быть провидцем, – криво усмехнувшись, сказал Кратов. – Ты явилась представиться моей маме в качестве будущей невестки.

– Кратов! С тобой скучно…

– Могла бы прежде спросить моего согласия.

– Еще чего! Это тебе не Галактика. Здесь мы сами выбираем мужчин себе и отцов своим детям.

– А вы, доктор Кратов, знаете, что такое «длинное сообщение»? – спросил Спирин.

– Знаю, – терпеливо промолвил Кратов. – Вы, спасибо, объяснили еще в прошлую нашу встречу.

– Больше всех перепало, очевидно, Ертаулову. А вам – меньше всех. Поэтому синдром «ментального просачивания» у вас практически не наблюдается.

– А вот этого вы в прошлый раз не объясняли.

– Правильно. Я сам только недавно подцепил сей термин у доктора Дананджайя из клиники «Зеленый Луч». Видите ли, «длинное сообщение» не просто лежит в ваших мозгах, как кристаллик в инфобанке. Оно воздействует на ваше подсознание, а иногда даже посылает ему часть своей информации. Выражается это очень по-разному, в самом широком диапазоне симптомов. От полного параноидального умопомрачения до легких галлюцинаций. Ертауловский «черный занавес» – явление того же порядка.

– Но мне-то никогда не являлись никакие зеленые человечки! – запротестовала Рашида.

«А мне являются постоянно, – подумал Кратов. – Все эти странные вещие сны в самые неподходящие моменты…» Его вдруг прямо посреди этого солнечного теплого утра пробил мороз по коже.

– Это и не обязательно, – беспечно разглагольствовал Спирин. – Во-первых, может быть, еще время не настало. Еще явятся, мало не будет… А во-вторых, если сравнить вас до полета и после, наверняка будут отчетливо заметны какие-то тончайшие изменения личности.

– Кратов, – требовательно сказала Рашида, по-хозяйски обнимая его за шею. – Тебе что-то заметно?

– Кратов? – переспросил тот. – Какой Кратов? Нет здесь никакого Кратова, одни только зеленые человечки…

– Ты что, опять решил улизнуть?! – возмутилась женщина.

– Другой вопрос: ежели «длинное сообщение» – не праздный домысел утописта из Рио, а факт, что всем вам с этим обстоятельством делать, – хладнокровно продолжал Спирин. – Нужно как-то от него отбояриваться. Прочесть и удалить. И как можно скорее. Такие занозы в мозгах бесследно не проходят…

– Я думаю над этим, – уклончиво сказал Кратов.

– Избавься от Спирина, – прошептала ему на ухо Рашида. – Не знаю, в чем дело, но я хочу тебя прямо сейчас…

– Самое время, – проворчал тот.

– Кстати, – вдруг вскинулся Спирин. – Вы говорили, что у вас где-то тут есть настоящий сфазианский биотехн. А нельзя ли на него взглянуть?

– Это самое простое, что я могу вам предложить, – сказал Кратов. – Видите эту тропинку? Идите прямо по ней, пока не упретесь в громадный черный валун посреди лужайки. Только не вздумайте его пинать, он живой и очень чувствительный…