Блуждающая в Пустоте

Хотя руки его болели до самых костяшек пальцев. Девять часов, проведенных за починкой брони, были тому причиной. В течении трех недель с того дня как Талос возвратился с Тсагуальсы, ему удалось устранить большую часть повреждений брони Первого Когтя. Множество запчастей от доспехов как воинов Генезиса, так и павших Повелителей Ночи давали оружейнику богатый выбор. Торговаться с ремесленниками, служившими другим Когтям, никогда не было легче и продуктивнее.

Час назад, Ирук, один из рабов Второго Когтя, сплюнул чем — то коричневым сквозь почерневшие зубы, когда они торговались за брюшные кабели,

— Банда загибается, Септим. Ты чувствуешь это? Это ветер перемен, парень.

Септим старался избегать разговора, но Ирук был непоколебим. Оружейная Второго Когтя находилась на той же палубе, что и оружейная Первого, и тут царил такой же беспорядок: повсюду валялись детали оружия и непригодные фрагменты брони.

— Они все же следуют за Талосом, — сказал наконец Септим, судорожно ища повод закончить дискуссию.

Ирук снова сплюнул.

— Твой хозяин сводит их с ума. Тебе бы стоило послушать, что говорит о нем лорд Юрис и другие. Лорд Талос… они знают, что он не лидер, но они идут за ним. Они знают, что он сходит с ума, но при этом ловят каждое его слово. О нем говорят то же, что и о примархе: сломлен, испорчен, но…вдохновляет. Заставляет их думать о лучших временах.

— Благодарю за обмен, — отрезал Септим. — Мне нужно идти работать.

— О, я ни минуты не сомневаюсь.

Ему не понравился веселый блеск в глазах Ирука.

— Хочешь что то сказать?

— Ничего из того, что нужно говорить вслух.

— Тогда я оставлю тебя с твоей работой, — подвел черту Септим. — Уверен, тебе предстоит сделать не меньше чем мне.

— Безусловно, — ответил Ирук. — Правда, в мою работу не входит лапать бледную задницу трехглазой ведьмы.

Септим впервые за несколько минут посмотрел ему в глаза. Мешок с запчастями на плече вдруг показался ему невероятно тяжелым — практически как оружие.

— Она не ведьма.

— Будь поосторожнее, — Ирук улыбнулся, демонстрируя несколько отсутствующих зубов посреди оставшихся почерневших. — Говорят, что слюна навигатора ядовита. Похоже, враки все это, не так ли? Ты ведь все еще дышишь.

Он отвернулся от прочих слуг Второго Когтя, направился к двери и стукнул ко кнопке замка.

— Не воспринимай это так близко, парень. Она неплохо выглядит для мутанта. Твой хозяин вновь позволил тебе вертеться у ее ног?

Он искренне желал размозжить голову Ирука мешком, а затем выхватить пистолеты и пристрелить старика на полу. Хуже того, это казалось Септиму самым простым и удобным ответом на его идиотские колкости.

Стиснув зубы, он вышел из комнаты, задаваясь вопросом, с каких пор убить кого — то стало для него самым простым способом решения мелких проблем.

— Я слишком много времени провел с Легионом, — произнес он, обращаясь в темноту.

Через час, оставив сервиторам доводить до конца работу с нагрудником лорда Меркуциана, Септим подходил к тому, что Октавия без тени улыбки называла своими хоромами. До его ушей непонятно откуда доносились крики. «Эхо проклятия» оправдывало свое название: в его залах и на палубах звучали слабые отголоски криков, срывавшихся с губ смертных где-то в недрах корабля, и уносившихся, куда пожелают стальные кости «Эха» и его холодный воздух.

Он вздрогнул от звука, все еще не привыкший к их внезапному возникновению. Он не имел никакого желания узнавать, что выделывал легион с теми астропатами, и тем, что стало привезенными из городов людьми.

Крысы, или создания похожие на них, в близком знакомстве с которыми он не ощущал никакой нужды, удирали от него во тьму, рассыпаясь по проходам для обслуживающего персонала.

— Снова ты, — прозвучал голос от главной шлюзовой двери, ведущей в покои Октавии

— Вулараи, — поприветствовал ее Септим. — Герак, Люларас, — он кивнул двум другим. Все трое носили грязные повязки, а в руках сжимали оружие. Вулараи держала гладий Легиона на укрытом плащом плече.

— Не должен быть здесь, — прошипела самая низкая фигура.

— И все же, Герак, я тут. Отойди.

Октавия спала, свернувшись калачиком на огромном сиденье своего трона, до подбородка натянув покрывало. Она проснулась от звука приближающихся шагов и инстинктивно потянулась, чтобы проверить, не сползла ли ее повязка, пока она спала. Сползла. И она быстро вернула ее на место.

— Тебя не должно здесь быть, — обратилась она к пришедшему.

Септим ответил не сразу. Он смотрел на нее и видел повязку на ее третьем глазе; видел как она лежит на своем троне, предназначенном для похода в море душ. Ее одежда была несвежей, бледная кожа немытой, и она старела на год с каждым месяцем, проведенным на борту «Завета крови», а затем «Эха проклятия». Под глазами залегли темные круги, а ее волосы — некогда каскад черного шелка — были стянуты на затылке в поредевший и потрепанный крысиный хвост.

Но она улыбалась, и была прекрасна.

— Нам нужно убираться с этого корабля, — сказал ей Септим.

Октавия долго не могла рассмеяться. В ее смехе было больше удивления, нежели веселья.

— Нам… что?

Он не хотел произносить этого вслух. Он едва осознал, что думал об этом.

— У меня болят руки, — произнес он. — Они болят каждую ночь. Все что я слышу, это стрельба, крики и приказы, которые отдают мне нечеловеческие голоса.

Она оперлась о подлокотник трона.

— Ты ведь жил с этим до того, как я присоединилась к экипажу.

— Теперь у меня есть ради чего жить, — он встретился с ней взглядом. — И мне есть что терять.

— Как удивительно! — казалось, слова Септима не слишком впечатлили ее, но ее глаза вспыхнули. — Даже с твоим ужасающим акцентом, это прозвучало почти что романтично. Твой хозяин снова огрел тебя по голове, поэтому ты так странно говоришь?

Септим не отвернулся, как обычно.

— Выслушай меня. Талос движим чем — то, чего я не могу понять. Он задумывает…что-то. Какое-то грандиозное действо. Пытается что-то доказать.

— Как его отец, — подметила Октавия.

— Именно. И посмотри, что случилось с примархом. Его история закончилась смертью, он принес себя в жертву.

Октавия поднялась на ноги, отбросив в сторону покрывало. Ее положение ничем себя не выдавало, а у Септима практически не было опыта в подобных вопросах, чтобы знать, должен ли её живот уже начинать округляться или нет. В любом случае, держалась она непринужденно. Он ощутил мимолетный прилив виноватой благодарности за то, что временами она была сильной за них обоих.