Блуждающий Равноценный обмен 2

На ночь мне досталось место на нижних нарах, его я делю с ещё одним заключённым, лет сорока, который сидит в камере уже третий день. Спать вдвоём на одной узкой кровати нормально невозможно, поэтому приходится делать это сидя, соответственно быстро уснуть, в такой позе, не получается, вот мы с Михаилом и беседуем в пол голоса.

– Ну чего, будешь заявление в добровольцы писать или в отказ пойдёшь?
– спросил он меня после того, как мы обсудили с ним условия предлагаемые военными.

– А ты?
– не ответив, задал я свой, короткий вопрос.

– А чего я? На мне стражники не висят, так что подумаю ещё. Отосплюсь, отъемся, а там видно будет. Это тебе торопиться надо.

– Вот и поручик мне советовал долго не тянуть. Так и сказал, что у меня в запасе сутки не больше, пока у этих, пострадавших, нет ухудшения в состоянии здоровья. Говорит пять лет каторги мне светит. Как думаешь, не врёт?

– Не врёт. Пять лет это если они снова работать, в состоянии будут. А если ты их так покалечил, что не смогут, дальше службу нести, то считай и десять для тебя подарком будут - просветил меня сосед по кровати.

– Вот же гадство. И чего делать? Что посоветуешь?
– спросил я его.

– Да чего тут советовать, сам решай. У тебя кругом дело труба, что на каторге сгинуть можешь, что на войне, в первый же день в лёгкую пристрелят. Ну какой из тебя солдат, их до того, как воина началась, не один год учили, а таких, как мы с тобой, там словно зайцев, на охоте, стреляют.

Я задумался. В самом деле, осталась у меня только ночь на то, чтобы сделать правильный выбор, а как его сделать, когда я понятия не имею ни про жизнь на каторге, ни про войну слыхом не слыхивал.

– Может давай вместе пойдём, всё веселее будет - предложил я Михаилу.

– Куда пойдём?
– не поняв о чём я, переспросил меня сиделец.

– На войну на эту, не в тюрьму же.

– Не парень, я торопиться не буду. Чего мне за кражу то дадут? Год, в самом худшем случае, если конечно ещё докажут, что я квартирку ту подмял. А на войне полю получить, за это? Нет, дураков тута нет.

Уснул я с мыслями о каторге, видно поэтому мне всю ночь снились кошмары с какими то громадными пауками и крысами. Они то заковывали меня в железные цепи, то пытались сожрать живьём. Скорее всего поэтому, становиться каторжанином, после пробуждения, мне категорически не захотелось, и я мысленно смирился с тем, что придётся записываться в добровольцы.

Таскать людей из камеры стали сразу же после завтрака. Первым забрали Михаила, через час ещё одного, из старого состава и так до самого обеда уводили людей, в час по чайной ложке. Обедал я в гордом одиночестве, но больше мне от этого всё равно не досталось, дали равно столько, сколько и полагается. Настроение от этого, однако не ухудшилось, наоборот, после приёма пищи хотелось пообщаться с кем нибудь, обсудить накопившиеся вопросы, посоветоваться. Когда дверь камеры открылась, и охранник попросил меня покинуть помещение, я встретил его предложение с радостью, не забыв всё ж таки поинтересоваться:

– С вещами?

– Так иди, они тебе по любому больше не понадобятся - ответил он, намекнув на какие то неизбежные обстоятельства.

– Чего, переводят меня куда то?
– спросил я, испугавшись того, что опоздал записаться в добровольцы.

– Иди давай. Сейчас тебе всё расскажут.

В кабинете сидел тот же самый поручик и это позволяло надеяться на то, что шанс, не попасть на каторгу, у меня остался. Встретил он моё появление менее приветливо, чем в прошлый раз, наводящих вопросов задавать не стал, а прямо с порога, даже не пригласив присесть, спросил о главном:

– Ну что Бесфамильный, так и не надумали искупить свою вину?

– Почему же не надумал? Надумал. Согласен к вам записаться, скрывать не стану - тут же открылся я.

– Вот это другой разговор!
– обрадовался военный.
– Подходите тогда поближе. Сейчас напишите заявление, я включу вас в список отбывающих и всё, можете считать себя свободным человеком.

– То есть как это, свободным? Вы меня отпустите?

– Куда отпустите?
– не поняв моего вопроса, но заметив изумление, спросил Стариков.

– На волю. Вы же сами сказали, что я стану свободным человеком, сразу после того, как бумагу напишу.

– Ах, вы в этом смысле? Нет, так далеко уйти у вас не получится. Я имел ввиду свободным, значит не сидящим в тюрьме. А чтобы окончательно ваше дело закрыли, вам предстоит ещё за родину повоевать. Понятно?

– Понятно, чего же тут не понятного - сказал я.
– Диктуйте тогда, чего писать.

Текст заявления был коротким, написал я его быстро, хотя, насколько я помню себя, писать мне пришлось впервые. Затем поручик так же быстро прочитал его, чего то подправил и не мешкая предложил мне поставить на листке свою подпись, и расшифровать её. Макнув перо в чернильницу быстренько что то накарябал, думая о том, где же мне сегодня предстоит ужинать и пододвинул бумагу к чего то пишущему Старикову.

– Ну что подписал?
– спросил он меня, закончив с записями в толстой книге.

– Ага - ответил я, продолжая думать о своём.

– Так. Прошу принять меня - начал перечитывать, ещё раз, моё заявление, поручик.

Он быстренько пробежал глазами текст, чего то бормоча себе под нос и сделал заключение:

– Всё правильно. И подпись. Тоже есть. Так, а это что такое?! Ты чего это удумал Бесфамильный?!
– вдруг резко сменив тон, спросил меня военный.

– Чего? Всё, как вы говорили, так и написал.

– Ты фамилию какую написал напротив подписи? Что это за Тихомиров такой?

– Не знаю. Задумался, наверное, и написал что то не то. Давайте, исправлю.

– Подожди ка. Ты же говорил, что не помнишь свою фамилию. Так?

– Ну да, не помню - ответил я, на довольно простой вопрос.

– А это откуда тогда взялось?
– ткнув пальцем в бумагу, спросил меня человек, сидевший на против.

– Так говорю же, само вышло.

– Само говоришь? А вот мне кажется, что не само. Вспомнил ты брат свою фамилию, а мне так и продолжаешь говорить, что ничего не помнишь. Ну ка давай бери, чистый листок. Нечего ходить Бесфамильным. Будешь воевать под своей. Если опозоришь её, так чтобы родственники твои знали, какой ты на самом деле. Есть у тебя родственники, Тихомиров?

Вот так, из-за нелепой ошибки, которую сам же и допустил, превратился я из Бесфамильного в Тихомирова. И дёрнул же меня чёрт про ужин думать, когда писал? Теперь то мне кажется, что Бесфамильный лучше звучит, чем Тихомиров.