Боец Арнаутов

— Хорошо, трёх водителей я тебе выделю, когда выдвинешься?

— Так с утра и двинусь.

Минут через десять ко мне подошли трое бойцов, их ко мне отправил Ильичёв, а я стал подбирать на них немецкую форму из наших трофеев. С трудом, но подобрал, а вообще стоит озаботится трофейной формой для группы разведки, да и для водителей, а то бойцы в красноармейской форме в немецкой колонне вызовут у противника массу вопросов, на которые нам будет очень сложно ответить. Следующим утром, после завтрака, взяв с собой сухой паёк из расчёта на два дня, я выехал добывать нам оружие. Всего нас было 9 человек, пятеро моих бойцов, которые так и вошли в мою группу, и трое прикомандированных к нам водителей, причём один из них уже вёл наш бронетранспортёр. Пользуясь случаем, за руль мотоцикла я посадил Шниперсона, его перед этим подучил ездить на нём Ефимов, и сейчас Шниперсон нарабатывал опыт езды на мотоциклах. Двигались мы со скоростью километров 20 в час, и вскоре выехав из леса, двинулись дальше по дороге. Вскоре на моё счастье нам попалась уничтоженная колонна немцев, остановившись, я дал команду своим бойцам снять все номера с немецкой техники, причём складывать их попарно. Не поняли? Немцы педанты, если не сейчас, то очень скоро все номера пропавшей техники будут у них на карандаше, так что вероятность того, что патруль сверит наши номера со списком пропавших очень велика. Вот с уничтоженной техникой всё совсем по другому, она уже списана со всех учётов и никто не станет её проверять. Помнится попалась мне как-то одна интересная статья, там писали, что один английский разведчик во Франции сделал себе документы на несуществующий отдел одной из немецких служб. Все проверки по подлинности документов проходил на раз, так как его отдел нигде не фигурировал. Попался он на чём-то другом, но идея классная. Поставим на всю нашу технику номера с уничтоженных машин и бронетранспортёров и их номера ни в каких списках на проверку не окажутся. Да ещё потом и тактические знаки одинаковые на них нанесём и всё, станем практически невидимы на фоне других немецких частей, по крайней мере вероятность нашего провала значительно снизится. Не отходя от кассы, поменяли номера на своих мотоцикле и бронетранспортёре и двинулись дальше. Не прошло и получаса после этого, как мы на перекрёстке примкнули к немецкой колонне и дальше уже ехали в её конце. Так мы двигались часа три, пока немцы не решили встать на отдых, нам же это не подходило, слишком опасно. Это в колонне я и Шниперсон могли отбрехаться от случайных попутчиков, но вот если встать на отдых вместе с ними, то тут немцы вполне могут обратиться к остальным моим бойцам, что в немецком языке не ухом, не рылом, а это провал. Вскоре присоединились к другой колонне и уже во второй половине дня я наконец увидел нашу цель. Пост фельджандармов из трёх рыл, стоял вместе со своим мотоциклом на перекрестке двух дорог. Мы этот пост прошли без проблем вместе с колонной немцев, но когда он скрылся из наших глаз, я велел нашему водителю отстать от колонны противника. Шниперсон, ехавший позади бронетранспортёра, свернул за нами, а я сделал вид, что нам нужно встать, что бы отлить. Поскольку мы тут были чужими, то никто и не шелохнулся, что мы остановились. Подождав немного, пока немецкая колонна не уедет, я велел разворачиваться и ехать назад, но не выезжать в поле зрения фельджандармов. Остановившись вне поля их зрения, я пешком чуть прошёл вперёд и в бинокль осмотрел окрестности. Место было открытое и видно было далеко, только мы появились со стороны рощи, которая нас и скрывала. До поста было меньше километра, ещё раз оглядев всё вокруг и не увидев других немцев, я дал команду двигаться. Уже вполне освоившийся Шниперсон, ехал со скоростью километров 30 в час, так что нам понадобилось около пары минут, что бы доехать до поста. Разумеется, что немцы нас тормознули, на всякий случай, Шниперсон ехал также позади бронетранспортёра, а когда он остановился, я вальяжно вылез из него и подошёл к немцам, при этом у меня сзади, под ремень был заткнут уже готовый к стрельбе Вальтер. Ко мне подошёл оберфельдфебель, при этом старший ефрейтор сидел в коляске за пулемётом, а старший рядовой стоял неподалёку.

— Господин лейтенант, ваши документы.

Не говоря ни слова, я быстрым ударом пробил немцу в солнечное сплетение, заставив его тем самым согнутся и судорожно раскрыть рот, стараясь вдохнуть хоть немного воздуха. Одновременно с этим выхватил пистолет и выстрелил в пулемётчика, попал как раз под срез его каски, в переносицу и немец откинувшись назад, обмяк. Только теперь, последний фельджандарм начал действовать, вскидывая свою винтовку, но вторым выстрелом я убил и его, тоже в переносицу. Три секунды и два убитых немца и выведенный из строя третий, тут ко мне подскочили мои ребята и принялись сноровисто вязать оберфельдфебеля. После этого всех немцев, и живого и мёртвых закинули в бронетранспортёр, а Ефимов оседлал трофейный транспорт и мы поспешили свалить из этого места. Вокруг были поля, а до подходящего леса пара километров, а допрашивать языка в ближайшей рощице я не хотел. Успели мы вовремя, впереди показалось облако пыли, это двигалась очередная колонна противника. Не успели мы далеко отъехать, как произошло новое событие. Хотя следить особо за небом не было нужды, в основном там хозяйничали немцы, а нам, на немецкой технике опасаться их было незачем. Мы поначалу не обратили внимания на гул двигателей сверху, но затем пришлось уделить этому внимание. Пара немецких истребителей догнала наш одиночный бомбардировщик, я не был знатоком авиации, это позже узнал, что это СБ, скоростной бомбардировщик, хотя конечно к этому моменту самолёт уже не соответствовал своему названию. Немецкие пилоты видимо игрались с нашим самолётом, так как стреляли исключительно по двигателям и в итоге огненно-дымный факел рухнул на землю, а в небе расцвели три парашюта. Наши пилоты еще были не достаточно опытными и раскрыли свои парашюты сразу, как только покинули свой обречённый самолёт, а не у самой земли. Похоже от расстрела наших лётчиков в воздухе, немецких пилотов удержало только то, что они увидели внизу нас, два мотоцикла и бронетранспортёр. Я, как только увидел раскрывшиеся в небе парашюты, приказал немедленно ехать к месту их посадки. Немецкие пилоты, увидев, что мы двинулись к русским лётчикам, помахав нам крыльями, улетели. К тому моменту, как мы достигли наших пилотов, на дороге показалась немецкая колонна. Летуны увидев подавляющий перевес в живой силе, технике и вооружении, а то их три ТТ против пулемётов и винтовок не плясали, вынужденно подняли руки вверх, только и успели, что отстегнуть свои парашюты. Кстати приземлились они довольно кучно, так что нам не пришлось гоняться за ними по всему полю.

— Ну что пернатые, долетались?

Надо было видеть изумление на лицах наших лётчиков, когда и з остановившегося напротив них бронетранспортёра вышел немецкий офицер и обратился к ним на чистейшем русском языке.

— Значит так, сейчас для тех фрицев, что двигаются по дороге разыграем небольшое представление, мои бойцы сейчас вас слегка ударят, а вы сделаете вид, что вам очень больно.

Это отнюдь не было лишним, немцев. из проходящей колонны заинтересовали наши лётчики, и не будь тут нас, они бы уже гонялись за ними по этому полю. Выскочившие из бронетранспортёра бойцы сделали вид, что ударили лётчиков, а те, мигом подхватив игру, согнулись, как от сильной боли и мы затолкали их в кузов бронетранспортёра. А лётчики не переставали удивляться, так как на полу бронетранспортёра лежало три тела в немецкой форме, причём два из них с дырками в переносице. Мы сразу, не теряя времени двинулись дальше, а командир летунов, старший лейтенант, наконец придя в себя спросил:

— Бойцы, а вы кто такие будете? Я старший лейтенант Чернов.

— Разведка 19 танкового полка, командир рейдовой группы красноармеец Арнаутов.

Ответил ему я.

— А почему простой красноармеец, и что, весь полк тут? Вроде я не слышал, что бы в немецком тылу были наши части.

— Нет разумеется, это я с моими бойцами оттуда, а так, у нас сборная солянка из различных частей, вот потому и я тут командую, как более подходящий на эту роль. Сейчас соберём народ, что тут шатается и начнём безобразничать в немецком тылу.

Скрывать информацию от летунов я не видел смысла, и так узнают, когда к нашим приедем, а разводить тайны Мадридского двора на голом месте я не собирался.

— А сейчас мы куда я едем, нам бы к своим побыстрей.

— Едем на задание, а к своим придётся подождать, специально из-за вас ни кто, ни куда не пойдёт, хотя есть конечно один вариант, но тут придётся подождать, пока вас летунов побольше не соберётся.

— Это ещё почему? Причём тут наше количество?

— Что бы вас всех вместе разом отправить своим ходом.

— Это как? Я ни чего не понимаю.

— А что тут понимать, захватим немецкий аэродром и вы сами, на трофейных самолётах к своим улетите.

От услышанного Чернов ненадолго завис, этот боец говорил о захвате вражеского аэродрома, как о простой обыденности. Но с другой стороны, та наглость, с которой он действовал, просто переодевшись в немецкую форму и изображая из себя немцев, была по его мнению просто запредельной. Он запросто раскатывал в немецкой форме на трофейной технике по дорогам, совершенно не опасаясь противника, как будто в собственном тылу.

— А это кто такие?

Спросил Чернов, указав на лежавшие на полу десантного отсека тела немцев.

— Немецкий патруль, нам у них кое-что узнать нужно.

На этом разговор как то сам собой заглох, Чернов всё еще пребывал в некоторой растерянности от всего случившегося. Примерно через полчаса сверху показались кроны деревьев, и Чернов понял, что они въехали в лес, а вскоре бронетранспортёр остановился и двигатель заглох.

— На выход!

Это им скомандовал Арнаутов, его бойцы вытащили тела немцев, убитых они сразу принялись полностью раздевать, затем очередь дошла и до связанного немца. С него также сняли сапоги, китель и брюки, после чего привязали к дереву. Всю снятую форму убрали, а Арнаутов подошёл к привязанному к дереву немцу и вытащив у того изо рта кляп, начал говорить с ним о чём-то по-немецки. Пришедший в себя немец явно ругал Арнаутова, а затем, тот, к полному удивлению Чернова, взяв левую руку немца, сначала сломал ему мизинец, а затем достав финку, просто отрезал его. Немец зашелся в крике, а Арнаутов, всё так же спокойно, снова что-то спросил у пленного, но в ответ раздалась только ругань, после чего Арнаутов методично стал ломать и отрезать немцу пальцы на левой руке один за другим. Чернов хотел было вмешаться в это, но его остановил один из бойцов Арнаутова — Не мешайте ему товарищ старший лейтенант.

Арнаутов продолжал допрашивать, а вернее пытать немца, а тот лишь орал, и судя по всему ругался в ответ, а затем Арнаутов резким движением смахнул с головы немцы левое ухо, после чего стал совершенно спокойно, даже скучающе, что-то говорить пленному и тот, видимо сломался, так как стал что-то объяснять Арнаутову, который поднёс к лицу пленного карту и стал по ней водить пальцем. Наконец видимо выяснив всё, что он хотел, Арнаутов резким движением вогнал немцу свою финку в грудь, а тот резко обмяк и повиснув на связывавших его верёвках.

Когда нам попалось подходящее для стоянки и допроса место, я приказал остановится, после чего бойцы споро вытащив из бронетранспортёра немцев, принялись их раздевать, трофейная форма может пригодится всегда. Убитых немцев отволокли чуть в сторону, и затащили под раскидистую ель, чьи ветви достигали земли. Командира патруля привязали к сосне, оставив свободной левую руку. После этого я подойдя к нему, вытащил у него изо рта кляп, и сразу услышал отборную немецкую брань, хотя в сравнении с русской, она не играет.

— Пасть заткнул, если всё честно скажешь, умрёшь легко и быстро, в противном случае будешь подыхать мучительно и долго.

— Предатель! Как ты мог предать своего фюрера и народ?!

— А с чего ты взял, что я немец?

— Но твой Hoch Deutsch, так говорят на севере Рейха.

— Я вырос среди немцев, вот и выучил в совершенстве их язык, но это не относится к делу. Вот тут у вас на карте стоят обозначения, что они значат?

— Да пошёл ты, русская свинья, скоро ты сам займёшь моё место!

— Ответ неверный, а за каждый неверный ответ я буду отрезать от тебя что-нибудь.

Схватив немца за кисть левой руки, я сначала сломал ему мизинец, а затем достав из сапога свою финку, отхватил ему палец, хорошо отточенная сталь с лёгкостью снесла мягкую плоть. Немец зашёлся в крике, но при этом продолжив меня всячески ругать и поносить. Подождав немного, я снова, сначала сломал, а затем отрезал уже безымянный палец, но немец держался. Крепкий мне попался язык, я уже сломал и отрезал ему все пальцы на левой руке, а он продолжал держаться. Должен признать, такая самоотверженность достойна уважения даже у врага. Хотя конечно у пленного было ещё много того, что можно отрезать, вот только мне это не доставляло ни какого удовольствия, и я с трудом сдерживался, что бы меня не стошнило. Продолжая держать скучное лицо, я совершенно спокойно стал давить на немца психологически. Слышал я, что в таких случаях больший страх вызывает не тот, кто на тебя кричит, а тот, кто ведёт себя не просто спокойно, а скучающе, вот и я решил действовать по этой тактике.