Боец особого назначения

Короче, у одной из их машин заглох движок. Остановили колонну, давай разбираться… Пошел и я глянуть. А этот пацан - механик-водитель - ни в зуб ногой. На него орут, а он не знает, что делать… Плюнул я, полез в машинный отсек, нашел поломку, исправил. Пацан движок запустил, работает как часы… А я, как черт, стою - у него топливопровод на соплях держался, накидную гайку сорвало, и меня в машинном отсеке соляркой с ног до головы залило… Пацанчик этот, Вася, выскочил из люка и говорит: «Спасибо вам, товарищ прапорщик, снимайте свою робу, я ее постираю и верну! А пока мою наденьте!» И дает мне новый комплект своей формы, даже не надеванный ни разу… Черт с тобой, думаю, раз такое дело. Стащил свою вонючую робу, в мотострелковую переоделся и к своим на «броню». Тронулись мы, километров десять успели проехать… И в засаду попали. В наш БТР граната как шарахнет! Я с командиром вниз успел соскочить, а двое наших прямо в БТРе и сгорели… Еще двоих мы успели вытащить, но они уже никакие, «трехсотые», одним словом. А «чехи» уже последнюю в колонне «бээмпэшку» успели подпалить и лупят по нас с двух сторон. Аут, короче. Мы с командиром давай отстреливаться. А мотострелки обосрались. «Летеха» ихний тоже зеленый, только после училища. Залег вместе со всеми под броню и ни гугу… Хреново, думаю, дело. В колонне всего четыре машины было - наш БТР и три «бээмпэшки» мотострелковые. Если «чехи» две оставшиеся «бээмпэшки» подпалят, нам кранты… «Я попробую к пулемету пробраться!» - крикнул я командиру. «Давай, Костя! Я прикрою!» - оглянулся командир. Рванул я к «бээмпэшке», через задний люк пролез к пулемету… Дым валит, ни хрена не видно, но пулемет - это пулемет. Развернул я его и несколько очередей выпустил влево. Слышу - вопли, значит, попал… Развернулся - и давай лупить вправо! «Чехи» малость приумолкли, плотность огня сразу упала - попрятались, значит… Тут и мотострелки зашевелились. Поняли, что и с «чехами» можно воевать. «Занимайте круговую оборону!

– ору.
– И кто-нибудь, мать вашу, садитесь за второй пулемет! Я работаю по правой стороне, вторым лупите по левой! Тогда прорвемся!» Но и «чехи» не дураки. Поняли, что, если не подавят пулемет, ни хрена у них не выгорит! Только я к ящику с лентой наклонился - свист! Я вниз, тут граната в «бээмпэшку» и попала… И все, темнота. Короче, очнулся я уже на дороге. Контуженый, обгорелый, но живой. Оказалось, что меня взрывом выкинуло, а потом меня Вася на обочину от горящей машины оттащил… Спас он меня, причем два раза. Первый раз, когда оттащил, а второй, когда «чехи» к растрелянной колонне начали спускаться… Тут Вася вытащил из моего кармана документы и кинул их в огонь. А на их место сунул бумаги своего убитого салаги-одногодка. Спустились «чехи» к расстрелянной колонне, пацанов, оставшихся в живых, согнали на обочину, раненых добили… А потом взялись за моего командира, прошедшего Афган, Приднестровье и Югославию… «Смотрите, козлы, что мы делаем с наемниками!
– рявкнул главный "чех".
– Смотрите и запоминайте!» Тут моего раненого командира поставили на колени и главный подошел к нему с тесаком. «Страшно, свинья? Жалеешь сейчас, что завербовался в Чечню?»- спросил он, уткнув острие в горло моего командира. «Отсоси себе сам, сука!
– прохрипел командир.
– Я жалею только о том, что вас, урюков черножопых, мало положил! Но ничего, за меня есть кому рассчитаться!» Вот так ответил мой командир и посмотрел в мою сторону… Он не боялся умирать. Он понял, что меня «чехи» не тронут, и в свою последнюю минуту попросил взглядом, чтобы я за него отомстил… И там, на обочине, у чадящей расстрелянной колонны, я поклялся, Серега, что сделаю это. Главный «чех» отрезал моему командиру уши и нос. И только потом отрубил голову… Салаги-мотострелки отворачивались и плакали. И только я смотрел на муки моего командира спокойно. Я знал, что должен за него отомстить. И до боли сжимал подаренный мне на счастье одним салагой в Грозном зуб. Он сказал, что этот зуб заговоренный, и не ошибся… Он спас меня в этот раз, и я верил, что он будет хранить меня и дальше. До тех пор, пока я не отомщу за муки своего командира…

103

Ворота закрытого теннисного клуба на окраине Москвы бесшумно поползли в сторону. Сверкающий немецкий лимузин с правительственными номерами плавно въехал на парковочную площадку. Вышколенный телохранитель еще до остановки машины выскочил с переднего сиденья, по привычке мазнул взглядом по сторонам и распахнул заднюю дверцу.

Из машины с достоинством выбрался Андрей Петрович Смирницкий - лет пятидесяти пяти, в безупречном костюме, золотых очках, благоухающий дорогим парфюмом. Даже не зная его, по одному внешнему виду и манере держаться можно было понять, что Андрей Петрович человек непростой. Так оно и было. Смирницкий был высокопоставленным правительственным чиновником. Очень высокопоставленным.

К машине тут же подскочил служитель клуба и с поклоном поздоровался. Потом провел Смирницкого к двери, забежал вперед и распахнул ее. И поклон, и предусмотрительно распахнутую дверь Смирницкий принял как должное. Привык…

И не такие люди прогибались и лебезили перед ним, что уж говорить про челядь. По ходу дела Андрей Петрович едва заметным кивком успел отослать телохранителя назад к машине. Тот нахмурился, но поспешил выполнить приказ.

Служитель, распахивая перед Смирницким дверь за дверью, наконец провел гостя в отдельный кабинет клубного ресторана. Здесь, за накрытым для завтрака столом, Андрея Петровича уже ждали…

Сидящий за столом человек был одет по-простому: в легкие удобные брюки и теннисную рубашку с короткими рукавами. На вид ему было лет тридцать пять, самое большее - сорок.

Судя по не успевшим высохнуть волосам, он уже успел с утра пораньше набегаться по корту и принять душ. На появление Андрея Петровича моложавый мужчина отреагировал без какого-либо пиетета: сперва метнул быстрый взгляд на служителя, так что тот мгновенно исчез, а потом, не поднимаясь, протянул руку Смирницкому:

– Привет, садись! Позавтракаешь со мной?

– Да я уже… - сказал Андрей Петрович, расстегивая пиджак и отодвигая себе стул.

– Ну как знаешь, - равнодушно кивнул его собеседник, возвращаясь к еде.
– А я после тренировки барана могу съесть… Так что за прогоны, Андрей, куда ты пропал? Я что-то не понял?

– Как? Разве мой помощник не объяснил тебе?.. Срочная командировка. Пришлось мотнуться в Брюссель…

– Да на хера мне твои помощники и командировки?
– грубо прервал Смирницкого собеседник.
– Мы с тобой договорились, что ты срочно займешься моим вопросом? Договорились! Так что за дела? А?

Конечно, Андрей Петрович не привык, чтобы с ним обращались таким образом. Но сидевший напротив человек мог себе это позволить. В официльной иерархии он был никем - обычным предпринимателем.

Звали его Моисеем Бродским. Однако настоящим именем его уже давно никто не называл, собеседники употребляли более дипломатичное - «Миша».

Начинал Миша Бродский свою карьеру в команде Бориса Абрамовича Березовского. На второстепенных ролях. Широкой публике о его существовании не было известно. Ни в прежние времена, ни в нынешние.

Не шоумен был Бродский, чтобы светиться в СМИ. Нет, он был мозговым центром огромной империи, исподволь, «тихой сапой» созданной им за десять лет.

Империя эта включала банки, фабрики, пароходы и много чего еще. Только вот оформлено все это было на подставных лиц… Никто не знал, сколько денег у Миши Бродского, кроме него самого. Да и он навряд ли мог точно посчитать. Но что много - это точно.

Очень богат был Бродский, мог бы войти, наверное, в десятку самых богатых людей России… Но Мише это было ни к чему. Наоборот, он предпринимал все меры к тому, чтобы о размерах его богатства и влиянии знало как можно меньше людей.

Смирницкий был одним из немногих, кто об истинном могуществе Бродского знал. Он был всего лишь «высокопоставленным» чиновником, а Миша был одним из тех, кто решал, кого «ставить» и как «высоко». Хотя в последнее время, с приходом к власти нового президента и постепенной расстановкой на ключевые посты «питерских», возможности Бродского с каждым днем убывали, как шагреневая кожа.

Но даже несмотря на это, Бродский был еще очень силен.

Поэтому Андрей Петрович начал оправдываться:

– Я ничего не мог сделать, правда! Вице-премьер лично настоял на моей кандидатуре! Прямиком из Дома правительства - в самолет! И в Брюссель! Сам понимаешь, дело государственной важности… А по телефону об этом говорить…

– Ладно, проехали… - удовлетворился объяснением Бродский.
– Теперь давай по теме. Сделал, о чем договаривались? Все в порядке?

Тут Смирницкий поспешно вытащил платок и отер взмокший лоб, хотя в ресторане работал кондиционер.

– Ну?
– поторопил его собеседник.

– Я сделал все, что мог, - скороговоркой выпалил Смирницкий.
– Сперва по своим каналам пробил ситуацию. В связи с резонансностью дела расследование убийств Матевосяна и Малькова поручено специальной следственной группе. Возглавил ее следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Архипов. Оперативно-следственными мероприятиями заправляет подполковник ФСБ Логинов…

– Логинов… Логинов… - задумчиво проговорил Бродский.
– Что-то вроде знакомое. Ну и? Ты прокачал их, подходы нашел?

– Да в том-то и дело, - поморщился Смирницкий, - что ни к одному, ни к другому на кривой козе не подъедешь! Архипов этот - «важняк» еще старой, советской, закалки, хоть в Музей революции, блин, помещай! Взяток не берет, решать вопросы отказывается наотрез!

– И такие еще есть?
– недоверчиво хмыкнул Бродский.

– Оказывается, есть… - развел руками Смирницкий.
– Я сам сперва не поверил, но мой человечек в Генпрокуратуре категорически предупредил - соваться к Архипову бессмысленно…