Боевой 1918 год
Шрифт:
– Хорошо сидите!
Один из сидящих отрезал:
– Не про твою честь! – и обращаясь к собутыльнику заметил – Во! Гляди, Ляксей, какой дён сёдня рыбный! После полудни, один приперси. К вечору, еще парочка появилась. Ну тот то понятно – краснопузый. А енто шо за птицы?
Блондинистый Ляксей, лишь криво улыбался, глядя на нас, зато хозяин пояснил:
– Гуторят, шо путники. На постой просились. Но ты, Мирон, глянь, кака на сопляке справная одёжка.
Ошарашенный студент, молча слушал беседу, но как только речь зашла об его обнове, встрепенулся:
– Не отдам! Хоть убейте!
Мирон, покладисто согласился:
– А и убъем. –
– А ну сымай кожан, паскуда! Сымай, покеда не пристрелил!
Все его внимание было сосредоточено на Сереге и от меня, он, почему-то, никаких действий не ожидал. Да и чего тут ожидать – тут, как я понял, принято бояться "человека с ружьем" и выполнять все его требования.
Поэтому, когда я ударом слева, по руке, выбил оружие, а правой, влепил в прикрытый бородой подбородок, он улетал с каким-то изумленным выражением лица. Я же, не поворачиваясь, ногой долбанул стоящего за спиной хозяина. Попал по хозяйству удачно. Сзади лишь всхлипнули и мягко обрушились на пол. Ляксей, за это время успел три раза моргнуть. Потом ступор с него спал, и он суетливо полез в карман, но увидев, мертвящий провал ствола Люгера, направленный в голову, застыл. Подбадривающе ему подмигнув, я предложил:
– Давай родной! Показывай, что там у тебя. Осторожненько. Двумя пальцами доставай.
А увидев, чем именно мне хотели грозить, чуть не рассмеялся. Такой здоровый парняга и такой маленький револьверчик. Что-то типа "Бульдога". При этом, подталкивая свое огнестрельное недоразумение по столу, в мою сторону, он еще и обиженно вякнул:
– А Митрий говорил, что у вас оружия нема…
– Я его обманул. Ладно что тянуть. Ложись на пол. Руки положи на голову…
Ляксей взволновался:
– Э! Э! Ты чаво задумал?
На что я, с ухмылкой, ответил:
– Даже не надейся, противный. Шмонать тебя буду. А потом и дружков твоих.
Блондинчик, меня понял как-то совсем уж превратно и вместо того, чтобы лечь как было приказано, неожиданно вжался в стену и убежденно сказал:
– Никак нельзя это делать. Грех это. Большой грех. Это у вас, в городе, непотребства всякие могуть быть, а здеся…
Растерявшись на секунду, я возмущенно сплюнул:
– Да тьфу на тебя, гомосек латентный! Обыскивать вас буду, а не то, что ты в своей бестолковке вообразил.
Про себя же, подумал, что со словами, особенно жаргонными, надо быть поаккуратнее. А то может выйти боком. Ляксей, поняв, что ничего ужасного я творить не собираюсь, принялся активно сотрудничать с захватчиками. А когда, после всеобщего обыска, встал вопрос куда девать связанных варнаков, с готовностью предложил подпол, в котором сейчас томился красный. Я заинтересовался:
– Чего вы его туда, вообще сунули? И что с ним, потом, делать собирались?
Очухавшийся к этому времени Мирон, глядя в пол, пробурчал:
– Ну, не в хате же его держать? А наутро думали его Голове отвезть.
– А нас куда хотели деть?
– И вас тож, к Голове…
– Понятно. Значит вы туда – я ткнул пальцем в подпол – а его – оттуда. Поглядим, что за человек. Давай, давай. Пошевеливайся!
В общем, хозяева слезли в подпол, а наверх был извлечен какой-то мужик, лет тридцати пяти. Подпольный сиделец, подслеповато щурился после темноты и пытался прояснить обстановку. Но до конца ему не дал проморгаться студент, так как подойдя ближе, удивленно спросил:
– Товарищ Лапин? Кузьма Михайлович?
Тот
удивленно протянул:– Да-а… А вы?
– А я, Бурцев Сергей. Помните, мы с вами в губернском комитете РКП беседовали? Вы еще говорили, что надо пламя революции нести темным массам? Зажигать сердца. Вот я и понес!
– Как же! Помню, конечно. Вас шесть человек было, и вы…
Закончить я ему не дал. Поднял руку, сказав "стоп". После чего, пару секунд разглядывал всамделишного коммуниста, а потом, без предупреждения, влепил ему под ложечку. Упасть не дал, поймав за воротник пальто и потряхивая стал интересоваться:
– Так это ты, падла такая, детей на смерь посылаешь? По твоему наущению, они к красновцам идут и прямо на площади, агитацию проводят? У тебя, мля, вместо башки жопа, или ты просто сука конченая, что такие вещи творишь?
Товарищ Лапин в начале безвольно висел, пытаясь продышаться, но по мере нарастания количества обвинений, решил возразить:
– Вы с ума сошли! Каких детей? На какую смерть? При чем тут красновцы?
Отпустив "товарища", я сплюнул и показав в сторону стоящего с открытым ртом Сереги, пояснил:
– Вот таких детей! Знаешь, где я его нашел? В контрразведке. А потом, нас расстреливать повезли. Мля! Да он бы, уже недели две как гнил, возле оврага закопанный!
Тут уже Лапин поднял руку сказав "стоп". И повернувшись к студенту уточнил:
– Товарищ Бурцев, у нас тогда, о чем разговор шел? Об работе на освобожденных территориях! При этом, в начале, надо было пройти обучение и получить плакаты наглядной агитации. А вы, после нашего разговора куда-то пропали… Как вы вообще, могли додуматься, к белым идти?
Теперь, мы уже вдвоем, заинтересовано смотрели на быстро краснеющего салабона. Первый не выдержал я:
– Студент, я тебе говорил, что ты идиот? Ах говорил. Так вот повторю – ты не просто идиот. Ты натуральный дебил!
А после, глядя в подозрительно заблестевшие глаза Бурцева, предложил:
– Ладно. Об этом, потом. Сейчас, давайте жрать и спать. У нас завтра, подъем очень ранний будет. И день хлопотный.
Глава 6
До красных, мы добрались на следующий день к вечеру. Ползком преодолевать линии окопов, не пришлось, за отсутствием таковых. Да тут вообще, линии фронта, как я ее себе представлял, не было. В принципе не было. И красные, и белые действовали вдоль железных дорог, захватывая очередную станицу или город и рассылая отряды, по обе стороны от железки. Ну, чисто чтобы объявить, что власть переменилась, а заодно прихватить за цугундер, не успевших убежать противников. Лапин, кстати, так и попал в переплет. Бодро ехал с отрядом, немного попутал с направлением, увлекся и нарвался на превосходящие силы противника. А когда их стали гонять, то отбился от своих окончательно, заплутал и как результат, оказался в подполе. Участь его ждала совершенно незавидная, но тут, на счастье комиссара, появились мы.
Этот представитель РКП(б), полночи о чем-то шептался со студентом, не давая спать и заткнулся только, когда я на них рявкнул. Зато днем, просто не замолкал, выясняя мои политические взгляды и пристрастия. Я запираться не стал, поясняя что если белые меня хотели шлепнуть, то никаких теплых чувств, к ним, испытывать не могу. Ибо, не мазохист. Про род занятий до революции, отговорился беспамятством, кивнув при этом на Бурцева. Тот подтвердил. А чего бы ему не подтвердить, когда они ночью, явно про меня разговаривали.