Боевой 1918 год

От размышлений меня отвлек Трофимов:

– Ну что командир, немцев – в расход?

Глядя на возбужденного зама, я покачал головой:

– Григорий Иванович, откуда у вас столь кровожадные мысли? Вот на хера их стрелять?

Тот несколько растерялся:

– Но ты же сам говорил, что мы в рейде пленных не берем? Что их девать некуда?

– Правильно. Так и говорил. Но вот конкретно эти – во-первых, активно сотрудничали, а во вторых, это не боевая единица врага, а шелупонь тыловая.

Пленные, к слову говоря, действительно выглядели довольно уныло. И вовсе не из-за плена, а изначально. Один совсем щегол с тонкой шеей и косящим левым глазом. А у остальных, морщины были глубиной с каньон и общая обшарпанность морд, наводила на мысли о доме престарелых. То есть, три явно нестроевых типа. Нет их можно было бы шлепнуть, но я помнил слова своего первого командира, которые сейчас и воспроизвел:

– Ты Гриня, имей в виду, что ад – он не резиновый. И сдерживай порывы своей широкой души. Хоть иногда. Если есть возможность кого-то просто так не убивать – не убивай.

Зам на пару секунд задумался, а потом язвительно хмыкнул:

– Надо же! Не ожидал от тебя такой мягкости и этих поповских штучек. Ад, рай… Я вот в бога вообще не верю!

И гордо задрав нос, скосил в мою сторону хитрый глаз. Дескать, что на это ответишь? Блин! Я уже давно знаю, что мой нынешний личный состав (за редкими исключениями) вообще сильно напоминает сборище дефективных подростков с сильными криминальными наклонностями и околоуголовными понятиями. Вроде все совершеннолетние, но сука, постоянно нарываются и проверяют командира на вшивость. Нет, обычные срочники и в мое время не сильно блистали (а чего еще ожидать от сборища малолетних долбоклюев, самому старшему из которых двадцать лет)? Но все это было не настолько гипертрофировано. Тут же, после революции, у людей, независимо от возраста, вообще планку сорвало, и они с нескрываемой радостью и удовольствием крушат все нормы правил и морали. Вот и Гришка с гордостью заявил о своем атеизме. Мол – знай наших! А ведь раньше, за подобное следовали довольно жесткие репрессии. Но попы, в свое время, сильно перегнули и теперь получают обратку.

Зам же, своим заявлением показывает, что он в первых рядах ломателей устоев, а командир, значит, ретроградствует, вспоминая какие-то эфемерные понятия гуманности и апеллируя к загробной жизни. Вот что этому жизнерадостному орясине ответить? Я лишь вздохнул:

– Поверь, ему глубоко по фигу, веришь ты в него или нет. Главное, чтобы он верил в тебя…

От столь неожиданной сентенции Трофимов выпал в глубокий осадок, а я, соображая куда можно сунуть пленных немцев, хлопнув себя ладонью по лбу, вспомнил:

– Блин! У нас же еще офицерики в бане сидят!

В общем, произвели рокировку и поменяли нынешних и бывших пленных местами.

Допрос неудачливых офицеров производили в опустевшем трактире. Почему опустевшем? Просто, как выяснилось, немцам о нападении рассказал именно сельский бизнесмен. То-то он так трясся, когда мы к нему в первый раз пришли. Я считал, что хозяин ограбления боялся, а тут вона как получилось… В общем, пока мы с фрицами разбирались, свалил местный ресторатор, оставив на охране собственности какую-то бабку и пацана лет пятнадцати.

Ну а нам что? Помещение достаточно большое. Опять-таки, освещение есть. Вот там, расположившись за столом и принимали вояк. Их (как и говорили мальчишки) было трое. Поручик, штабс-капитан и целый подполковник. Все трое были с румынского фронта, хоть и служили в разных дивизиях. Пробирались, по их словам, до дома, до хаты. Документов не было ни у кого. Я думал немцы забрали, но оказалось, что нет. Это еще "небратья" постарались, от которых они вообще чудом ушли, положив патруль и последующую погоню. Во время этой погони с перестрелкой, потеряли двух своих товарищей. А уже здесь в селе еще одного немцы застрелили. Просто у остальных патронов уже не было, но вот у невезучего ротмистра сохранилось три штуки. Немцам от его выстрелов было не холодно ни горячо, а ротмистр, за свою горячность, переселился под землю.

Офицеры о своих приключениях говорили много и охотно. Лукавили только насчет конечного пункта назначения. Почему я так считаю? Да вот фиг его знает – чую и все. Поэтому, поднятием руки остановил очередного рассказчика и обратился к старшему:

– Так, тащ полковник (сука, сбился из-за трех звездочек на двухпросветном погоне и назвал подполковника – полковником), то что вы не под Радой остались, это уже вам в зачет. Значит с людьми, легшими под немцев, никаких дел иметь не захотели. Меня реально интересует один вопрос – вы к Деникину идете, или к Краснову?

Допрашиваемые хором принялись доказывать, что это не так, но я прекратил базар:

– Если включить логику, то мой вопрос можно даже снять. К Краснову в основном идут казаки. При этом, Краснов вась-вась с немцами, с которыми вы не захотели иметь никаких дел. Чубов и лампасов я на вас не наблюдаю, поэтому выбор невелик – Деникин. Непонятно только, чего вы с Дроздовским сразу не пошли? Хотя стоп – отставить. Дроздовский ведь тоже немцам подлизывал…

Тут влез Трофимов:

– И доподлизывался! Наш отряд решку навел этому полковнику. И ему и офицерью, что с ним шли! Всех положили!

Штабс-капитан, до этого лишь изредка поднимающий какой-то мутный взгляд от пола, вдруг вскинулся и ощерившись, выдал:

– Лжешь, собака! Не могли вы, сиволапые, Михаила Гордеевича разбить. Мозгов у вас для этого маловато.

Остальные "благородия" при этих словах скривились, будто уксуса хлебнули (ну еще бы – так глупо сорваться), а Гришка обрадовался:

– Ну вот вы и вскрылись, "господа, просто идущие домой"! А я, с трупа вашего Гордеича, лично, вот этой рукой (тут он явно преувеличил) документы забрал. Так что и мозгов, и смекалки у нас хватило, чтобы малыми силами отборную белую сволочь в землю загнать! И вас к ним сейчас присоединим!

Говорливый пленник, после Гришиного пассажа попытался было вскочить, но стоящий за его спиной боец, ловко влепил прикладом по спине и штабс, навалившись на стол, сдулся. Его друзья замерли, настороженно сверля меня глазами. Я же, лишь хмыкнул:

– Так. Ну, с вашей конечной целью мы окончательно определились. Непонятно только, почему к Деникину, когда страна с немцами воюет?

Тут хрипло дышащий штабс-капитан, оторвал голову от стола и сипяще выкрикнул:

– Да потому что сейчас главное, красную мерзость изничтожить! Чтобы всё мнящее о себе быдло, землю жрало перед смертью! На кол вас! На кол! Всех! Господи, об одном жалею – не успел с Михаилом Гордеевичем уйти! Я бы вас тварей, зубами грыз!

У капитана изо рта летели какие-то темные брызги и в конце он захрипев упал на стол, с которого безвольно соскользнул вниз. Поднялась небольшая суета, когда парни, стоящие в конвое, принялись теребить беляка. Потом один из них поднялся и недоуменно констатировал:

– Дык он того – помер…

Я мазнул пальцем одну из темных капель на столе. Хм… кровь. Парочка его спутников, которых в это время оттеснили к стене синхронно сняла фуражки и перекрестилась. А потом подполковник пояснил: