Боевые маги: несмышлёныши

— Дура! – хмыкнула спутница Энди, и метнула ожерелье, или что там это было.

Ожерелье коснулось самого кончика платья, задело и лопнуло, разлетаясь бело-серыми бусинами. Только они, эти странные и кажущиеся смешными, ракушки с черепами, птиц или ящерок, так и не упали на брусчатку. Намертво вцепились в ветхую ткань, брызнули в стороны хорошо заметными черными жидкими плетьми.

Существо, так стремившееся к теплым вкусным людям, закричало. Тонко и плачуще, подняв руки к луне, зовя и страдая. Аспидные линии бежали по ней, толстели, наливаясь и становясь все плотнее, выбрасывая тонкие нити побегов. Существо кричало…

Недолго, упав и замерев, лишь содрогаясь под плотным и блестящим коконом. Чуть позже по туго-вздувшимся успокоившимся змеям пробежали алые крохотные точки. Пара ударов сердца, и они превратились в язычки пламени, растущие на глазах.

Мулатка, сплюнув на расходящийся костер, двинулась дальше. А Энди… Энди остановился, рассматривая все варианты бегства. Но не успел.

— Эй, белячок! — крикнула она, обернувшись.

Он и застыл, глядя на поднесенную ко рту руку с длинными тонкими пальцами, сложившимися в кулак. Мулатка коротко, грудью, дунула, дотянувшись до него каким-то порошком, вдруг замерцавшим багровыми переливами. И Энди, застыв на месте, ощутил глубокий странный холод, добравшийся повсюду в его тело.

– Так-то лучше, – она вытерла ладонь о штанину.
– - За мной.

И ноги понесли его сами, ускоряясь и подстраиваясь под цоканье ее шпилек. Все дальше и дальше, в кажущееся бесконечным переплетение старых улиц чертова варварского древнего города, стоявшего на семи холмах.

Они шли все быстрее и быстрее, почти пробежав наконец-то появившихся людей, миновав длинные пруды с лавками вдоль них, мелькнувших сбоку тощего человека в клетчатой паре и кепи, игравшего в карты с огромным мохнато-черным котом. Дальше, дальше, мимо самого обычного ресторана с золотой «М», мимо спящего кирпично-стенного дряхлого монастыря, мимо, мимо, опять нырнув в проклятые старые улочки. И остановились лишь у темного каменного дома с колоннами, прячущегося в глубине холодного и почти облетевшего парка.

Мулатка подошла к невысокой дверке, укрытой сбоку, взялась за кольцо-ручку, несколько раз стукнула. Энди, не говорящий ни слова, застыл за ней, ожидая… ожидая чего угодно.

Скрипнула окованная стальными полосами дверь, зарыжела горящая лампа-фонарь, закрытая железом, смахивающим на защищающее дверь.

– Я Ниа, – сказала мулатка, – меня должны ждать.

Низкий широкий горбун, держащий в одной руке светильник, а в другой что-то, сильно смахивающее на огромный двуствольный пистолет из треснувшего ложа и черных трубчатых костей, кивнул, приглашая спускаться по вытертыми ступенькам. Внимательно осмотрел округу и только потом закрыл.

Спуск, спиралью уходящий под землю, освещали факелы, брызгавшие искрами. Остро пахло смолой и настоящим живым пламенем. По стенам, из каменных ставших кирпичными, а потом снова превратившихся в кладку больших каменюк, разбегались крепкие побеги-корни, туда-сюда сновали блестящие тараканы. Попискивали то ли мыши, то ли что страшнее. Энди чуть не упал, да не один раз, но удержался, вцепившись в торчащий скользкую корягу. Та зашипела, изогнувшись красно-черным полосатым туловом, выпустила клыки.

Горбун на ходу обернулся, ухватив ее огромной лапищей с лошадино-желтыми толстыми ногтями на пальцах, густо поросших волосом. Поднес ко рту и откусил половину, начав тут же жевать. Остатки протянул Энди, добродушно что-то пробормотав на рокочущем и шипящем местном подобии языка.

– Съешь, – посоветовала молочно-кофейно-кожая ведьма, тащившая его с собой в Преисподнюю. – Полезно, аспид защищает от некоторого колдовства, тебе скоро понадобится.

Скоро? Защита от колдовства?! Съесть?!!

Да. Просто съесть, именно так. А рука, слушаясь ее приказа, уже потащила трепыхающуюся половинку гадины ко рту. Энди смог лишь пискнуть, стараясь не выплюнуть или даже…

Оказалось, как жевать соленый и чуть перченый резиновый шланг. Да, похрустывало, но терпимо. Энди жевал и глотал, заметив, как снизу доносится все больше и больше шума. Пели, гомонили, кто-то очень сильно ругался, это он понял, хотя языка не учил. Брякало пиано, звякало и тоненько звенело посудой и ножами-вилками.

Ресторан? Откуда тут ресторан?!

Лестница закончила крутиться через несколько шагов, выведя их в каменный мешок, перекрытый простой грязной портьерой. Шум несся из-за нее. А перед ней…

Из влажно пахнущей зверем огромной норы слева высунулся подвижный черный нос, втянул воздух, клацнули желтые клыки, рыкнуло, наружу выбрался косматый и не особо большой медведь, с металлической маской, закрывающей ноздри. Глаза зверя почти ничего не отражали, странно мутные и непроглядные.

На входе, прихлебывая из деревянного ковшика на длинной гнутой ручке что-то кисло пахнущее и жидко-золотое, сидел сухой мужчина с острой бородкой и подкрученными усами. Малиновое длинное пальто из тонкой шерсти, перетянутое широким алым поясом из атласа, поперек груди несколько спускающихся вниз красно-золотых клапанов вместо пуговиц. На кожаной перевязи висела настоящая сабля. А у стены, матово блестя длинным и широким изогнутым лезвием в треть длины, стоял топор на высоком, по грудь хозяину, древке.

Сидел странный человек с мертвым левым глазом на обрубке бревна, покрытом не менее странно выглядящими темными пятнами и потеками по бокам. Эти самые въевшиеся пятна пахли медью и солью. Совсем как на бойне в родном городке Энди.

– Кого нам тут Триглав принес, а? – понятно, почти сносно, поинтересовался этот жуткий тип. – И кого ты, брат Кулом, притащил? Мясо в общий котел, что ли, само пришло?

– Я Ниа, – смерив его взглядом, почти сплюнула мулатка, – меня ждут.

– Эвон как, ждут ее… – усатый-бородатый снова приложился к своему ковшику. – И кто ж, голуба ты моя, тебя тута ждет?

– Ясмень-сокол.

– Все чудесатее и чудесатее, право, – мужчина вытер усы, – ну, хорошо. Только допрежь позволь спросить, голуба моя, чегой-то ты за человечка привела, ась?

– Почему должна отвечать?

– О как, видел, брат Кулом? Стоит тут, вся така фря шоколадна, и мне, хозяину, грит: кто ты такой, мил-человек? А, каково? То-то, что нахальна девка-от… Я-то, горлинка ясная, сторожу тут помаленьку, Ондрейша-стрелец меня кличут. Сам-треть сторожим, чтоб чево не вышло дурного, я, дружок мой Потапыч, этот вот, что сопит, да друг-бердыш, уж, почитай… много веков тут и сторожим. Ты уж, краса ненаглядная ненашенская, ответь, как есть: кого ты тут притащила? Чего он губешек своих разлепить не может и глаз рыбий у оного вьюноши? Ась? Морок навела?

– Это мой слуга, морок… пусть будет морок. Из Контроля, думаю, новичок. Притворялся испуганным, встретив нечисть, очень неуверенно. Неумело… Пришлось стреножить и забрать, вдруг пригодится. Вот тебе, Онд… стрелец, за внимательность и обходительность.

Звякнуло тусклое древнее золото, масляно блеснув толстыми бочками. Горбатый с фонарем что-то радостно забулькал.

– Че, че ты там весь подпрыгиваешь, Кулом? О, как, неужто пиастры? Редко такое встретишь. Ась? Чего встали, заваливай давай, шоколадка ты моя, и топтуна своего прибери, не забудь. Тьфу, анчутка, из Контроля он… а ты его, Кулом, сразу видно, аспида этого, настоящим аспидом кормил, деликатес же. Пусть с тобой идет, дева красная, леший с ним. Или хош его в гардероб сдать? Так он у нас туточки, прямо у Потапыча. Не жалаешь сдавать? Да и правильно. Добро пожаловать, гости дорогие, в кабак «Неясыть», основанный еще…