Бог и человек. Парадоксы откровения
Шрифт:
Вставки в Евангелия от Марка и Матфея имени Иоанна в качестве «свидетеля», сделанные синодальным переводчиком, явились логическим завершением процедуры объективизации. Теперь мы уже должны поверить, что голос Бога, обращенный к Иисусу, слышал не только сам Иисус, но и Иоанн, а возможно, и другие присутствовавшие.
На самом деле, конечно, откровение — дело интимное и касается лишь того, кто избран Богом. В этом нет ничего удивительного. Напротив, было бы странно, если бы дело обстояло иным образом.
Голос Бога и Его образ представляются необыкновенными и описываются очевидцами как нечто необычное потому, что они действительно необычны. Голос Бога — это не тот голос, который воспринимается органами слуха. И те визуальные образы, которые являются очевидцу
Так Иезекииль утверждает: «вошел в меня дух», и описывает процедуру восприятия откровения, находя для этого такие сравнения. Якобы Бог заставил его съесть [sic!] книжный свиток, исписанный внутри и снаружи: «напитай чрево твое и наполни внутренность твою этим свитком, который Я даю тебе». «И я съел, — говорит Иезекииль, — и было в устах моих сладко, как мед».
Смысл сказанного сводится к тому, что какой-то (и немалый) объем информации был вложен непосредственно в сознание реципиента.
По-видимому, этот объем информации превосходит возможности восприятия, что является еще одной причиной страха, сопровождающего откровение. Наверно, многим знакомо чувство страха, охватывающее студента перед экзаменом: кажется, что столь большой объем информации, который требуется для сдачи экзамена, просто не может уместиться в голове. На самом деле так и есть. Возможности человеческой памяти ограничены, и если в момент экзамена наш разум действует в режиме перегрузки, то уже на следующий день большая часть информации стирается. Но ведь это касается лишь одной незначительной части доступного людям знания. А теперь представьте, что в ограниченный объем нашего разума пытаются вместить все знание мира! Очевидно, что страх является естественной реакцией человека на такую попытку: что будет, если разум не выдержит? Но в случае откровения эти опасения напрасны: Бог не налагает на человека бремя, которое он не может нести. «Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для нее», — говорит Коран (2:286).
Стоит обратить внимание также на императивный стиль откровения. Оно не ставит целью логически обосновать свои утверждения. Его цель иная: просвещать, информировать, ставить в известность. Поэтому откровение не говорит: «Это так, потому что…» Оно возвещает: «Это вот так, а не иначе!» Это стиль Бога, не человека. Это человеку нужно доказывать и растолковывать. Бог же не нуждается в доказательствах, Он и так видит и знает все. Представьте себе людей, заблудившихся в густом лесу. Они ищут обратного пути, но не находят. Надо идти на север, говорит один, потому что где-то там должно быть шоссе. Нет, надо идти на запад, говорит другой, потому что, когда мы входили в лес, был полдень, а солнце было от нас с левой стороны. Эти люди могут долго доказывать друг другу свою правоту, приводя новые и новые аргументы — какие-то правильные, другие нет. Но все они — заблудившиеся. А теперь взгляните на ситуацию «сверху», откуда вы видите и этих несчастных, и лес вокруг них, и границы леса, и шоссе, и кратчайший путь, которым они могут выбраться. Вам не надо ничего объяснять и доказывать, достаточно просто указать верное направление.
Код откровения
То, о чем мы говорили выше, относится к области профетологии — научной дисциплины, исследующей обстоятельства жизни пророков и историю создания пророческих книг.
Но одно дело — кто и при каких обстоятельствах получал откровение, другое — о чем говорится в откровении. А это уже предмет другой дисциплины: профетономши, то есть исследования содержания пророческих откровений.
Анализ священных писаний различных народов, таких как Тора, Веды, Авеста, Коран, Бхагавадгита, Мокшадхарма, Манавадхармаша-стра и им подобные, показывает, что основным ядром этих писаний являются так называемые пророческие книги, которые представляют собой не что иное, как протоколы
записей откровений, свидетелями которых в разные времена и при разных обстоятельствах оказывались пророки.Выше мы уже видели, что откровение — это некая информация, приходящая откуда-то извне физического мира и вкладываемая в человеческое сознание. Для каждого из нас возможны два варианта:
1. Информация поступает непосредственно в ваше сознание. В этом случае вы имеете ее из первых рук и вряд ли будете сомневаться в качестве и источнике этой информации. Получение такой информации называют личным мистическим или религиозным опытом. Этот опыт для получившего его человека столь же достоверен и убедителен, как, скажем, наблюдение солнца или попытка взять в руки тлеющий уголь.
2. Информация поступает тем же способом, но в сознание другого человека. И он тоже не сомневается в ее качестве и происхождении. И передает эту информацию вам. Возможно, не напрямую, а через третьи, или пятые, или сотые руки.
Понятно, что первый способ предпочтительнее. Однако вероятность того, что именно вы будете избраны для передачи этой информации, исчезающе мала. Поэтому на первый вариант рассчитывать особо не приходится. Это, конечно, возможно, но очень маловероятно. Большинству из нас, как правило, приходится довольствоваться вторым вариантом.
И вот тут возникают вопросы:
— правильно ли тот человек понял полученное откровение?
— способен ли он адекватно его передать?
— не исказил ли его слова тот, кто услышал их от него первым и передал дальше?
— правильно ли поняли переданное им другие люди?
— правильно ли вы сами поняли то, что вам рассказали со слов очевидца откровения?
Чем больше людей стояло между вами и тем, первым получателем откровения, тем больше вероятность искажения информации, тем больше сомнений. Нельзя ведь отрицать и возможность подлога, обмана, отсебятины, плохой памяти, психической болезни и т. п.
Если между тем первым человеком и вами несколько поколений или несколько веков, понятно, что вы сможете ознакомиться с полученным им откровением только понаслышке. До появления письменности люди могли рассчитывать только на свою память. Свидетельства очевидцев откровения в течение многих тысяч лет передавались изустно, от человека к человеку, от поколения к поколению. К этой информации люди относились очень трепетно, она расценивалась как главная тайна и главное сокровище племени. Ее заучивали наизусть, а чтобы было легче запомнить — рифмовали и исполняли нараспев. Так появились первые стихи и песни. Со священными стихами и священными песнями (обычно — гимнами богам) человек знакомился только по достижении сознательного возраста во время обрядов инициации — самых главных религиозных обрядов в любом древнем обществе. Посвящая юношу в мужчины, старейшины в специальном священном месте, спрятанном от постороннего взора, пересказывали ему главную тайну — рассказ об информации, чудесным образом низведенной с небес. При этом с посвящаемого брали клятву не делиться этой информацией с чужестранцами, детьми и женщинами — разглашение племенной тайны, как полагали, разгневало бы богов и грозило немалыми бедами.
Но память человека все же несовершенна, а сам он смертен. Срок человеческой жизни в первобытные времена немногим превышал 20 лет. Чтобы предохранить священные знания от забвения или утраты, люди пытались фиксировать их, вырезая на кости, камне или дереве, и только с появлением письменности получили, наконец, более надежный носитель этой информации, чем память. Везде, где появлялась письменность, она первым делом использовалась для записи текстов откровений.
Собственно, именно по этой причине и появились священные книги — это были записи той информации, которую кому-то некогда сообщил Бог и которую получатель этой информации должен был передать другим людям. А поскольку древнейшие откровения в течение многих веков передавались в виде стихов и гимнов, стоит ли удивляться, что самые ранние священные книги написаны стихами? Первая книга ведического корпуса носит название «Книга Гимнов» — «Ригведа». Наименьшая структурная единица текста Корана называется «аятом», а Библии — «стихом». В оригинале Библия действительно написана стихами, хотя в современных переводах эта ее особенность не всегда различима.