Бог и мозг
Шрифт:
Что может означать для нас как отдельно взятых людей и для нашего вида в целом факт несуществования Бога?
Для того чтобы ответить на эти вопросы, сначала нам следует спросить: чего мы хотим от жизни? Чего надеемся достичь? Более того, сходимся ли все мы хоть в чем-нибудь? Существует ли универсальная цель? И если да, зависит ли ее достижение от существования Бога?
Итак, есть ли хоть что-нибудь, чего хочет от жизни любой представитель нашего вида? По рекомендации одного из величайших мыслителей в истории предположу, что такая всеобщая цель существует. Как указывал Аристотель раньше кого бы то ни было, более двух тысячелетий назад, все люди стремятся получить от жизни как можно больше счастья. Согласно постулату Аристотеля в этом и заключается величайшее благо
Допустим, что максимальное увеличение счастья и минимализация страданий — желаемый исход всех человеческих поступков. Каким же тогда образом мы должны достичь этой цели, особенно во вселенной, которая вполне может оказаться лишенной бога? Если достижение счастья представляет собой всеобщую цель всех действий, есть ли всеобщие средства, с помощью которых мы могли бы достичь этой цели? Поскольку краткий период пребывания здесь, на Земле, может оказаться единственным для нас существованием, особое значение приобретает способность успеть найти за свою жизнь ответ на этот вопрос.
Независимо от существования Бога наша конечная цель остается одной и той же
В поисках всеобщего ключа к счастью я вновь обратился к одному из великих древних мыслителей. Сколько бы ни спорили между собой выдающиеся философы, практически все они сходились во мнении, что ключ к счастью — это приобретение познаний (ведь и само слово «философия» дословно означает «любовь к мудрости»). И как уже было сказано, величайшая из многообразных форм знания — знание о самом себе. Сократ говорил, что прежде всего следует «гноти сэ аутон» — «познать самого себя».
Только по той причине, что наш вид обладает уникальной когнитивной способностью к самосознанию, люди могут стремиться приобретать знания о себе, то есть все глубже познавать себя. Ни один другой вид не обладает такой способностью. Следовательно, ни одно существо не в состоянии выявить собственные изъяны. Так как мы в состоянии распознать свои недостатки, то можем и меняться, превращая слабые стороны в сильные. К примеру, если мы считаем свою неспособность летать недостатком, то можем сконструировать себе крылья. Если нам кажется, что мы передвигаемся недостаточно быстро, мы можем изобрести колесо и двигатель, позволяющие нам передвигаться быстрее любого другого существа на Земле. Благодаря этой способности люди лучше приспосабливаются к окружению, а чем лучше мы приспособлены к нему, тем больше у нас шансов на выживание. Чем больше шансов на выживание, тем увереннее мы чувствуем себя в этом мире. Чем крепче наша уверенность, тем меньше тревожность. Чем меньше тревожность, тем мы счастливее. Таким образом, человек наделен уникальной способностью изменять себя так, чтобы становиться более счастливым.
Еще один пример физических изменений, доступных нам, уже упоминался ранее: если наступит новый ледниковый период, вместо того, чтобы ждать, когда в процессе естественного отбора у нас появится густой волосяной покров, мы сможем за считаные часы сшить себе меховую одежду. На более индивидуальном уровне человек может признать, что физически он слабее сверстников. И чтобы компенсировать этот физический недостаток, может предпринять различные действия — от занятий на тренажерах, чтобы стать сильнее, до развития какой-нибудь другой способности, например, интеллекта, чтобы эффективнее конкурировать со сверстниками. Чем эффективнее человек соперничает со сверстниками, тем увереннее чувствует себя, а чем увереннее человек, тем он счастливее.
В качестве примера способов, которыми мы можем изменить себя не физически, а поведенчески, рассмотрим человека, обнаружившего, что он одинок в мире, и потому несчастного. Обдумав свою ситуацию, этот человек понимает, что в значительной мере его одиночество объясняется его же эгоизмом, свойством, которое отталкивает от него большинство родных и друзей. Осознав, что главная причина его одиночества, а следовательно,
и отчаяния, — собственный эгоизм, этот человек может воспользоваться результатами познания самого себя, чтобы изменить ситуацию, в которой оказался. К примеру, он может благодаря новообретенному осознанию вести себя более альтруистично. В итоге у него появится больше друзей, а вместе с ними прибавится и счастья. Еще раз повторю, что только люди наделены этой способностью к самоизменению. В сущности, она представляет собой одно из важнейших преимуществ самосознания.Мы можем преображаться не только по отдельности, но и как вид в целом. Всего одной идеей, одной концепцией, одной технологией любой человек за свою жизнь может изменить ход развития целого вида. Можно ли представить себе еще более универсальное и разностороннее существо? Повторюсь: знание — сила, а самопознание — самое эффективное из всех знаний, или, как красноречиво высказался древнекитайский философ Лао-цзы, «знания о других — ум, знания о себе — мудрость. Повелевать другими — сила, повелевать собой — могущество».
Признав справедливость объединенных наставлений Аристотеля и Сократа, мы согласимся с тем, что всеобщее средство достижения максимального счастья и сведения страданий к минимуму кроется в росте нашего самопознания, то есть в том, чтобы узнать лично о себе и о виде в целом как можно больше. Более того, если в значительной степени наше поведение определяется генетически унаследованными стремлениями, тогда для максимального развития нашей способности к самопознанию, и, следовательно, к достижению счастья, мы должны прежде всего стремиться как можно лучше понять эти унаследованные стремления, которые во многом определяют наши мысли и поступки. Так как некоторые биологические импульсы, особенно в их крайних проявлениях, могут привести нас к потенциально деструктивному поведению, то мы, научившись понимать эти импульсы, сумеем успешнее сдерживать их и препятствовать им. Да, никакой биологический импульс невозможно искоренить полностью. Однако, зная глубинную природу своих биологических импульсов, мы можем попробовать направить часть потенциально опасной энергии в более продуктивное русло. Специалист по генетике и поведению Ричард Докинз выразил подобную мысль в книге «Эгоистичный ген», утверждая: человек должен знать, что если он
…стремится к созданию общества, члены которого великодушно и самоотверженно сотрудничают во имя общего блага, ему нечего рассчитывать на помощь со стороны биологической природы человека. Давайте попробуем учить щедрости и альтруизму, ибо мы рождаемся эгоистами. Осознаем, к чему стремятся наши собственные эгоистичные гены, и тогда у нас по крайней мере будет шанс нарушить их намерения — то, на что никогда не мог бы посягнуть ни один другой вид живых существ{121}.
А если выяснится, что духовность и религиозность человека — не что иное, как следствие унаследованного биологического импульса? И если это правда, разве не следует нам хотя бы поинтересоваться основополагающей природой столь важного компонента нас самих?
Как уже было сказано, совершенных характеристик не существует. Несмотря на то, что каждая физическая характеристика, которой мы обладаем, приносит нам некую пользу при адаптации, у каждой есть свои недостатки. Следовательно, если духовность и религиозность представляют собой внутренне присущие нашему виду физические характеристики, каковы их недостатки? Какое негативное воздействие духовная или религиозная функция оказывает на человека как вид? Лишь когда мы выясним это, мы сумеем довести до максимума позитивные аспекты данного импульса и свести негативные к минимуму. Только когда мы начнем воспринимать духовное и религиозное сознание как эволюционные адаптации, мы сумеем дать объективное определение отрицательному воздействию, которое они оказывают на нас, а значит, приступить к преобразованию в наши сильные стороны.
В общем случае духовные склонности человека довольно безобидны — это всего лишь средство, позволяющее на время сбросить психоэмоциональное напряжение, неизменно присущее нам. Проблемы возникают, только когда наша духовная восприимчивость связана некой стесняющей и догматичной религиозной верой. Поэтому моя критика будет направлена на потенциальные недостатки религиозного импульса.
При всех преимуществах обладания религиозным инстинктом, при всей социальной сплоченности, которую он дает, и чувстве общности, которое он стимулирует, а также при всем смысле и целях, которыми он нас обеспечивает, религия уже неоднократно доказывала свою потенциальную опасность для нас. Как высказался философ Альфред Норт Уайтхэд,