Бог исподволь: один из двенадцати

Ингер не выдержал. Шагнув к пожилой чете, он взял женщину за руку, помогая мужу поднять её. Крестьянка вскинула на него взгляд, её губы мелко задрожали. Она затрясла головой. Серые космы рассыпались по плечам, накрытым обрывком власяницы.

– Тише, Берта, всё хорошо, – зашептал ей муж, – господин просто хочет помочь.

Женщина продолжала трясти головой, но на ногах стояла уже твёрдо. Ингер отпустил её, и она тут же мелко засеменила прочь, подбирая грязные юбки. Её муж растерянно и торопливо поклонился.

– Простите нас, господин, дурная она… Я сделаю всё, как вы сказали. Да хранит вас бог!

Осенив себя крестным знамением, мужчина, прихрамывая, поспешил за женой. Ингер взглянул на Ульриха – тот стоял, не шевелясь.

– Отец Ульрих?

– Да-да, господин, – пастырь внезапно стал самой подобострастностью.

– Вы помните о том, что ваш сан накладывает на вас определённые обязательства?

– Разумеется, но и вне всякого сана я…

– Само собой, – прервал его Ингер, – и главное из этих обязательств – быть примером. Не мне учить вас смирению и христианским добродетелям. А теперь скажите мне – в чём дело?

– Простите, господин, я не…

– Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю.

Ледерсены подняли облачко пыли, когда охотник шагнул к священнику. Тот дёрнулся, пытаясь отшатнуться, но вовремя опомнился, застыв изваянием. В душном мареве недвижно повисли полы сутаны.

– Вам не пришлась по душе моя помощь крестьянке, – Ингер смотрел священнику в глаза, и кончики ножен, выглядывавшие из-под полураспахнутой котты, почти касались одежд Ульриха. Облачко пыли медленно оседало.– Так ведь, святой отец?

– Я-я… – выдавил Ульрих, облизнув губы тонким языком. Из его рта пахло луком. – Я не могу судить о поступках другого человека, – наконец нашёлся он. – Эти люди – наши овцы, и долг наш – пасти их как овец…

– И стричь их шерсть, а овец заблудших возвращать в стадо, – тихо закончил Ингер, – всё верно. И пастырь не должен сбиваться с дороги, так ведь?

– Об этом говорят нам отцы Церкви.

– Иначе овцы пойдут за ним следом неверным путём, – охотник сделал шаг назад. Ульрих шумно выдохнул. – Так вот, отец, долг служителей Священного трибунала – пасти вас, пастырей, вместе с вашим стадом, не делая различий между пастухом и овцами. И той же цели служу я, пусть и не будучи одним из братьев-инквизиторов. Ибо Дьявол неразборчив, и козням его подвластны все мы.

– Господи, спаси, – тут же перекрестился Ульрих.

– Вы, конечно, уже готовы к завтрашней проповеди, – произнёс Ингер с нажимом на «готовы». – Помните, я по-прежнему рассчитываю на вашу помощь. Если, конечно, наши цели всё ещё совпадают.

– Я всецело в вашем распоряжении, господин, – смиренно произнёс клирик, повторно осеняя себя крестом.

– Надеюсь на это, святой отец.

Когда за Ульрихом закрылись тяжёлые двери церкви, охотник не спеша обошёл вокруг строения. Привычно отметил расположение окон – по одному на северную и южную сторону, осмотрел алтарную апсиду с потемневшей крышей-конхой и две крохотные башни, приткнувшиеся по бокам от входа. Южное окно было забрано решёткой, за которой угадывался цветной витраж – немалая редкость для скромной деревенской церкви. Северное окно, закрытое простым мутным стеклом, выглядело достаточно широким, чтобы в него мог пролезть взрослый мужчина.

Но опасность не всегда исходит от мужчин – порой женщины, эти коварно-притягательные создания, обводят нас вокруг пальца, лишая самого сильного его силы, и самого умного – его ума… Козни ли это Дьявола, или сама природа этих созданий такова? О, несомненно одно – даже если Нечистый не приложил лапу к творению их, он испортил их своим пагубным влиянием после…

Ингер хмыкнул. Прекрасные слова для завтрашней проповеди Ульриха.

Не найдя больше ничего интересного, охотник закончил неторопливый обход и двинулся прочь по деревенской улице. В скромном даже в лучшие времена, а ныне полузаброшенном поселении ему отвели не самый плохой угол. Хозяин, крепкий мужик с ватагой ребятни и молодой женой, поддерживающей округлый живот, уже перебрался на соседнее подворье, заняв более просторный пустой дом. На дворе мычала пятнистая корова, которую утром пришла выдоить старшая дочь хозяина. Трогательно покраснев и не смея поднять глаз, она вручила охотнику крынку с молоком и убежала – он даже не успел толком разглядеть её лицо.

Пегая Ромке отдыхала в стойле после дороги из города. Входя на двор, Ингер услышал её ржание – кобыла почуяла хозяина.

День клонился к вечеру, и новая крынка с молоком уже ждала охотника, заботливо отставленная в тень под стеной. Ингер поднял крынку и отправился на конюшню.

Ромке встрепенулась, завидев его. Охотник похлопал кобылу по гладким бокам и поднёс крынку к влажному носу. Ноздри дёрнулись, шершавый язык устремился в жирную белую жидкость, жадно зачерпывая.

– Ну-ну, будет, – Ингер осторожно убрал молоко и погладил лошадь между ушей. – Мне-то оставь.

Кобыла фыркнула и переступила тонкими ногами. Охотник выждал несколько минут, продолжая поглаживать животное и внимательно наблюдая за ним. Ничего – глаза кобылы по-прежнему блестели, бока равномерно вздымались. Ромке прядала ушами, поглядывая на хозяина.

– Умница, – Ингер похлопал лошадь по крупу и, прихватив крынку, вышел.

Молоко тяжело переливалось в глиняной посудине. Оно ещё таило в себе аромат душистых трав и выдаивавших его рук. Охотник поставил ношу на землю и взглянул на соседнее подворье. В пыли за плетнём кувыркались детишки.

– Умница, – повторил Ингер, опрокидывая крынку ногой.

***

«Умница» появилась только с закатом. Оранжевый солнечный шар уже готовился прижечь кромкой горизонт, когда на двор бочком вошла тоненькая девчушка в сером полотняном платье и сером же платке. Корова, недавно приведённая с выпаса, доверчиво повернула к ней голову. Повернул голову и охотник, наблюдая за вошедшей из дома.

Девушка огладила покатый коровий лоб и забрала пустую крынку. Её длинная тень протянулась через двор и коснулась порога.

– Молоко великолепно.

Крынка, глухо ударившись в утоптанную землю, покатилась по двору.

– Я напугал тебя, дитя, – охотник переступил порог, глядя, как девушка полупрозрачными руками кутает лицо в платок.

– Н-нет… – шорох листвы звучал громче, чем её голос, – нет, господин…

– Передай мою благодарность отцу и матери, – продолжал Ингер, – этот дом стал добрым пристанищем для меня.

– Да, господин…

– Ступай, умница, – добавил охотник, глядя, как исчезает за горизонтом верхушка светила, – и пусть хранит тебя Бог.

– Благодарю, господин.

Девушка подхватила крынку и, поклонившись, убежала. Ингер смотрел ей вслед. Девица слишком юна, чтобы врать приезжему охотнику, но именно таких, наивных и юных, используют как орудие в зловредных кознях. О нет, не демоны, а обычные люди, таящие камень за пазухой. Мужчины и женщины, связавшиеся с нечистым бесом мести, запродавшие душу ему в обмен на шанс насолить неугодному человеку.

На всякий случай Ингер ещё раз зашёл на конюшню. Подмешанный в молоко сок белладонны умертвляет не сразу. «Красная заря», что цветёт на рассвете, будучи добавленной в пищу, тут же вызывает страшные мучения. А едкий нектар наперстянки убивает постепенно, учащая пульс, вызывая колики, рвоту и смерть.