Бог не проходит мимо

– Так что же вы его не зовете!
– начиная злиться, повысил голос полковник.

– Так вы сами велели никого не пускать, - послышался удивленный голос.

– Мать вашу! Да я сказал журналюг не пускать, идиоты!
– заорал полковник в селектор так, что голова еще сильнее заболела, словно в нее стали вбивать железный штырь.

Он присел, потер виски руками и застонал.

– Как голова болит. Где эти таблетки?
– пробубнил себе под нос. Нажал кнопку селектора, устало попросил: - Сань, таблетку мне от головы принеси.

В дверь постучались, на пороге стоял пожилой сутулый священник в светлом льняном подряснике, за его спиной маячил сержант Саня с таблеткой и стаканом воды в руке.

– Здравствуйте, меня зовут священник Николай, - ровным голосом произнес батюшка, замешкавшись в дверях, словно робея.

– Да вы проходите, садитесь, - вскакивая со своего места и указывая рукой на стул, поспешил предложить полковник.

– Разрешите идти?
– спросил сержант, поставив на стол Адамова стакан с водой и положив упаковку анальгина.

– Иди.

Священник робко присел на краешек стула и огляделся по сторонам.

В кабинете по-прежнему было накурено, старый вентилятор продолжал устало стрекотать в углу.

– Простите, я не знаю, как правильно обращаться к духовному лицу.

– А как удобно будет, так и обращайтесь, отец Николай можно, а можно просто Николай Васильевич.

– Мои подчиненные вас долго не пропускали, простите за ожидание, - замялся Адамов.

– Ничего страшного. Я пришел сообщить вам...

Отец Николай говорил без акцента, тщательно подбирая слова. В официальных местах он никогда не позволял себе говорить на родном малороссийском наречии. Даже его архиерей не подозревал, что отец Николай в обычной жизни балакает.

– ...очень важную информацию. Вчера я смотрел новости. Телевизор обычно не включаю, а вчера утром, как чувствовал - включил. Так вот, у вашей комендатуры убили...
– отец Николай запнулся.

Он заметно волновался и не мог подобрать правильного слова. Сказать «бандита, террориста» -язык не поворачивался.

– ...убили человека. Я хочу сообщить, что позапрошлой ночью этот человек, Ахмет, был у меня и принял крещение.

Глаза полковника округлились.

– Вы не возражаете, если я закурю?
– спросил Адамов.

– Курите.

Адамов нервно защелкал зажигалкой, но, кроме искр, она так ничего и не выдала.

– А ну ее, - Адамов в сердцах отбросил зажигалку и сигарету, - продолжайте, я вас слушаю.

– Если коротко, то этот человек пришел ко мне ночью и попросил о крещении, еще он сказал, что убил журналиста Кирилла, я забыл фамилию, и оставил его документы, вот они, - и батюшка достал из кармана потрепанную бордовую книжку.
– Он просил передать эти документы и рассказать, что этот... как его... бандит по кличке Султан предлагал журналисту принять ислам, а журналист отказался, и за это было приказано его расстрелять. Я как священник считаю, что очень важно знать, за что его убили, и сообщить его родным об этих обстоятельствах.

Полковник Адамов неожиданно вскочил, схватил за руку отца Николая и, с силой сжав его сморщенную старческую ладонь, быстро заговорил.

– Батюшка, милый, вы не представляете, какую неоценимую помощь вы нам оказали, приехав сюда и рассказав все это. Мы ведь вчера голову сломали, почему у убитого крест и Евангелие.

Такие эмоции не были свойственны сдержанному и суховатому в общении полковнику. Он словно в исступлении продолжал сжимать руку священника, так что тот поморщился от удивления и боли в ладони.

– Ой, простите, батюшка, простите, - опомнившись, сказал полковник и выпустил руку священника, - вы не представляете, как я рад, что вы приехали и это все рассказали.

Полковник не сразу отпустил священника, все спрашивал его о причастии и исповеди. Поведал, что сам в церковь не ходит и на исповеди ни разу не был, но в Бога верует и крестик носит. А жена его ходит в церковь, и куличи святит на Пасху, и воду берет на Крещение, и все в таком духе. Полковнику хотелось говорить и говорить со священником. Потому что в жизни он с ними почти не общался, кроме того случая, когда освящал машину, да и тогда с батюшкой не удалось поговорить, постеснялся. Хотел спросить его о чем-то, да забыл, о чем. Показалось тогда, что не стоит отвлекать и беспокоить священника по пустякам. А тут такой случай представился, так что полковник не мог не воспользоваться моментом. Слишком много накопилось у него на душе такого, что хотелось рассказать именно священнику.

Наконец обед был приготовлен, дети накормлены и уложены спать. Как ни странно, сегодня они угомонились очень быстро, наверное, погода на них подействовала. За окном стоял серый сумрак, и это в три часа дня! Настя почувствовала непреодолимую усталость, так что почти рухнула на диван. На кухне осталась полная раковина немытой посуды, но сил подняться не было совсем, и Настя задремала.

«Потом, - проваливаясь в сон, думала Настя, - потом посуда, надо еще мясо мужу на ужин приготовить».

Она собиралась сообщить ему о новости и приготовить по этому случаю вкусный ужин. Постоянная денежная нехватка не позволяла особых вольностей в еде. Зарплата была небольшая, а требы, где у священников появлялся дополнительный заработок, распределял настоятель. Настоятель, как назло, был серьезно настроен против отца Сергия и поэтому треб давал ему крайне мало. Конфликт, а вернее, противостояние, длилось несколько лет.

Все произошло из-за того, что отец Сергий стал настаивать на крещении взрослых в большой купели и на проведении специальных бесед либо курсов для желающих креститься или просто больше узнать о Православной вере. Настоятель открыто вроде и не выступал, но, что называется, ставил палки в колеса и устраивал различные гонения на отца Сергия, в том числе зажимал его материально. Другие священники, видя это, просто помалкивали, иногда в кулуарах сочувствуя своему коллеге. Кому хотелось попасть в немилость к настоятелю? Проще было промолчать.

Настя терпела, старалась не роптать, она всегда пыталась воспитывать в себе терпение. Она никогда не жила в достатке, ей и не привыкать было. Родители всегда жили очень скромно: мать перешивала вещи, на еде экономили, в отпуск не ездили. Мысли о безденежье напомнили ей о детстве, затем плавно перешли на Алену. Она вспомнила, как баловали родители Алену, свою единственную дочь. Они были очень обеспеченными, ни в чем себе не отказывали, ездили на курорты. Дочери покупали у спекулянтов или в «Березке» самые модные, самые красивые вещи.

Однажды они взяли Настю с собой на море, но это произошло только потому, что Алена отказывалась ехать без Насти. Потом брали Настю на дачу, потому что все лето Настя проводила в пыльной и душной Москве, а Алене было скучно одной без подруги.

Настя вспомнила Алену, в сердце что-то защемило. Ее любимая подруга пропала, нет никаких вестей. Настю удивляло, что родители Алены были спокойны, говорили, что дочь пишет, звонит, скоро приедет и очень счастлива. Настя не верила, ей казалось, что Алена попала в беду.