Бог не проходит мимо

Вероника быстро забеременела, примерно через месяц после начала супружеской жизни. Она была счастлива. В беременности своей она почти забыла скорбь, связанную с первой любовью ее супруга. Теперь она полностью принадлежала Андрею - и телом, и душой, она была с ним единым целым, она носила его ребенка. Для нее это было очень важно.

Беременность проходила тяжело, отеки, лишний вес, но это ее не расстраивало, она мечтала о том моменте, когда родит ему ребенка - ему, своему мужу. Весной у них родился сын. Назвали Марком в честь апостола и евангелиста Марка. Сколько было радости, когда она видела глаза мужа, с трепетом смотрящие на маленького человечка. Она думала только о том, чтобы больше счастья принести своему супругу, и полностью забывала о себе. Она не обижалась, что отец Андрей мало уделяет внимания семье и сыну, что пропадает целыми днями в семинарии и соборе, приходит поздно вечером уставший, ест и ложится спать, чтобы рано утром опять уйти. Все домашние дела она переделает сама, ни в чем его не упрекнув, главное, чтобы он был счастлив, чтобы забыл Алену навсегда.

Осенью, когда сыну не было и шести месяцев, Вероника вновь почувствовала себя беременной. И опять она была счастлива, что Господь даровал ей возможность родить мужу еще одного ребенка. Она не думала о своем здоровье, которое заметно пошатнулось после первых, далеко не легких родов. Она думала только о его счастье. И когда начались серьезные осложнения со второй беременностью, не сразу обратила на это внимание. На руках маленький Марк, которому не было года, и постоянные мысли о муже.

Грозы не было. Это все более удручало Алену, приближалось время родов, и если ей не удастся выбраться из этой проклятой дыры, то она погибнет, а судьбу ее ребенка будут решать бандиты. Алена из последних сил боролась с нападавшим на нее отчаянием, казалось, еще чуть-чуть и она не выдержит.

«Гели через неделю гроза не начнется, - думала Алена, - придется идти на крайние меры - дать старухе по голове и бежать, но это очень опасно и ненадежно».

Прошла еще одна томительная неделя. В старой собачьей будке уже был спрятан брезентовый плащ, возможно, оставленный кем-то из пастухов и прибранный старухой. Рюкзак с кое-какими вещами собран и лежал под кроватью, самое главное сокровище - деньги находились в надежном месте, в узкой щели под подоконником, только грозы все не было и не было.

В тот день необычайно парило и было душно. Солнце буквально обжигало. Алена собирала малину и с надеждой посматривала на бледное безразличное небо. Парило явно перед дождем, но такое уже однажды было, даже громыхнуло пару раз, переполошив старуху, будто подразнив, и все стихло.

Близился вечер, солнце не успело спрятаться за склоном, как из-за соседней горы показалась огромная свинцово-черная туча с рваными краями, похожими на когтистые лапы диковинного чудовища. Алена возликовала, вот оно, сейчас начнется. Пастух спешно погнал стадо овец и коз к аулу. Старуха выбежала навстречу, загнала двух своих капризно блеявших коз, плотно прикрыв дверь сарая, и принялась торопливо закрывать ставни на окнах, в ее глазах угадывалась паника.

Алена поднялась к себе и, не раздеваясь, залезла под одеяло. Надо было еще как-то выйти во двор и придвинуть лестницу к окну. Прыгать в своем положении она явно не могла. Ударил первый гром, старуха внизу заметалась по комнатам, впопыхах что-то доделывая, загремело упавшее ведро, видимо, она уже плохо контролировала себя от страха. Алена спустилась.

– Можно я в туалет выйду?
– как можно непринужденней спросила Алена.

Бабка бросила на нее такой яростный взгляд, словно готова была испепелить свою пленницу, но ничего не сказала. Алена выскользнула во двор, почти наверняка зная, что карга за ней не потащится, поскольку раздался еще один раскатистый гром. Быстро обежав дом, она схватила старую шаткую лестницу, поставила ее прямо под свое окно и вернулась в дом.

– Быстро навэрх, я все закрываю, - прошипела старуха, гремя ключами.

– Бабушка Фатима, не будите меня рано утром, хочу выспаться, а то я ночью плохо сплю, только под утро засыпаю, - на всякий случай подстраховалась Алена.

Впрочем, бабка уже вторую неделю не будила ее раньше девяти, видимо, была достаточно уверена в сохранности вверенной ей пленницы.

Внезапно за окном все стихло, воцарилась гробовая тишина, стемнело.

У Алены от отчаяния стали наворачиваться слезы. Неужели гроза опять прошла мимо?! Три часа она лежала под одеялом, напряженно прислушиваясь к звукам за окном, - ничего.

Очнулась Алена от оглушительного грома и яркой вспышки, озарившей комнату, грохнуло так, что затряслась земля. Над крышей загудело. Алене вначале показалась, что ей это снится, так она ждала этого момента: за окном бушевала настоящая буря, выл ветер, рвавший и гнувший деревья, струи дождя бились в маленькое оконце.

Алена вскочила, схватила рюкзак и принялась открывать окно. Рама поддалась с первой попытки, но в ту же минуту порыв ветра выхватил из рук створку окна и с силой ударил ее об стену, так что хлипкое стекло выпало и разбилось вдребезги. У Алены от страха замерло сердце. Но, на ее счастье, в этот момент раздался еще один мощный громовой удар, гарантировавший, что перепуганная грозой старуха не расслышит звона разбитого стекла. Алена быстро спустилась по шаткой и скользкой от воды лесенке, вытащила спрятанный брезентовый плащ и, на ходу паевая его, бросилась к садовой калитке.

Она бежала сквозь заросли, почти не разбирая дороги. Мокрые ветви деревьев и кустов больно хлестали по лицу. Колючая ежевика цеплялась и обдирала ноги. Молнии сверкали, словно вспышки фотоаппарата, освещая все ярким фантастическим светом. Алена остановилась, чтобы перевести дыхание и понять, где дорога.

«Надо срочно выбраться к дороге», - лихорадочно думала она.

Аул остался позади. Алена стала карабкаться по крутому каменистому склону. Ноги скользили и разъезжались. Алена цеплялась за корни и растения, какие-то колючки вонзались в пальцы и ладони. Наконец она с трудом выбралась на дорогу. Гроза усиливалась. По гравийным склонам с шумом неслись потоки воды.

Это был отчаянный шаг, безумие, когда почти нет надежды на спасение. Именно это «почти» двигало Аленой, как приговоренного к смерти уже на эшафоте посещают зыбкая надежда и вера в «почти».

«Я не из тех людей, кто сдается без боя, - думала беглянка, пробираясь сквозь ливень и грозу.
– Так просто вы меня не возьмете».

Алена почти наверняка знала, что ее рано или поздно схватят, но решила пойти на последний отчаянный шаг. Где-то в душе она верила, что Бог, Которого она предала, спасет. Ведь спас же Он ее тогда, на мосту, в тот проклятый день, когда она чуть не бросилась в мутную воду в погоне за призрачной местью. Как все глупо тогда было, но Бог вмешался и спас ее.

А теперь все куда серьезнее, и теперь она не одна - в ней живет невинное существо, которое она должна спасти, потому что сама во всем виновата, потому что ушла и предала. Думала, что любовь, ее любовь, которую она сама себе придумала, важнее всего на свете. И тогда, на том же мосту, она отреклась от Него ради этой любви. На том месте, где Он ее спас, она швырнула Ему Его крест. За эту глупую веру в любовь, ее любовь, Алена чуть не поплатилась жизнью. Она всегда верила в любовь, слепо верила и всем готова была доказывать, что верит в любовь. Но что есть любовь, она не понимала и не могла понять.

Она вспомнила, как сидела однажды на подоконнике в институтском коридоре с той самой Катей, которую потом убили при загадочных обстоятельствах. А тогда они беспечно сидели, болтали ногами, грызли два больших яблока и рассуждали про любовь. Так странно это было вспоминать здесь, на горной дороге, в грязи, под проливным дождем, будучи на волосок от смерти. Неужели можно вот так сидеть на подоконнике, грызть яблоки и болтать о ерунде? Алена была тогда влюблена в Андрея и доказывала Кате, что верит в любовь. Катя смеялась и говорила, что любовь - призрак, в погоне за которым можно потерять даже жизнь. Не знала тогда Алена, что слова эти станут пророческими для нее самой. А тогда она злилась и говорила, что Катя цинична до безобразия, на что Катя опять смеялась и отвечала, что реально смотрит на вещи.