Бог не проходит мимо
Шрифт:
Проснувшись от очередного толчка, Алена не сразу поняла, почему автобус стоит, но, когда увидела происходящее, ужас объял ее. Это был конец, все надежды рухнули в одно мгновение, не оставив следа. Дорогу перегородила забрызганная грязью серая «Волга». В открывшуюся дверь автобуса поднимался Ахмет.
У Алены поплыло перед глазами, в ушах загудело. Она поняла, что все кончено - ее нашли. Стеклянными глазами на нее смотрела смерть. Животный страх задавил все ее естество. Ахмед шел по проходу, в руках у него гудела и фыркала рация, из которой доносились обрывки чеченской речи. Они встретились глазами, Алена оцепенела, словно кролик перед удавом. Сейчас он выдернет ее из кресла и, толкая в спину, поведет к выходу. На них будут смотреть пассажиры, и робкий, испуганный шепот пронесется
Потом она родит и никогда не увидит своего сына, потому что ее кровиночку отнимут и унесут, а ее убьют в тот же день за предательство. Может, перед смертью она увидит Султана -того, кого когда-то любила больше собственной жизни. Она не знала, что Султан отдал приказ уничтожить ее, не дожидаясь рождения ребенка.
Черный немигающий взгляд остановился на ее лице. Он медлил, она не понимала, почему он медлил. Неожиданно он повернулся к ней спиной и поднял рацию к лицу. Алена зажмурилась, как перед выстрелом.
– Все чисто, отбой, - произнес он и быстро направился к выходу.
Алена не верила своим ушам, не верила своим глазам, ей казалось, что она в бреду. Ведь бывает так, когда мозг отказывается воспринимать действительность.
Двери автобуса с шипением закрылись, водитель, выругавшись, тронулся дальше. Серая, неимоверно грязная «Волга» развернулась и умчалась назад. Пассажиры полушепотом начали обсуждать проблему бандитских разборок на дорогах.
Алена не верила в свое спасение. Она сидела в оцепенении, ее разум отказывался верить в происшедшее. Сна как не бывало, ее трясло и колотило в сильном ознобе. Ей казалось, что все слышат, как стучат ее зубы, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Наконец, когда она немного пришла в себя, воспоминания, словно давно забытые картины, потянулись одно за другим. Она вспомнила, как сидела в ущелье возле реки и со злобой бросала камни в воду, как чуть было не разбила себе голову от любви, ненависти и ревности. Когда появился Ахмет и стал поодаль, запустила в него камнем, так ненавидела его в тот момент. Ведь это из-за Ахмета Руслан прогнал ее и взял другую женщину, Насиру.
Она вспомнила расстрелянного журналиста и перекошенное от злобы лицо Султана, чуть не застрелившего Ахмета. Почему спасла его и что было бы, если бы не оказалась тогда рядом? Этот случай изменил всю ее жизнь. Она ушла бы на задание, подорвала себя в метро, и никто никогда ничего не узнал бы про нее. Не было бы этого ребенка, и не было бы для нее больше жизни. Эти страшные мысли резанули сознание. «Так не бывает», - произнес мозг, и Алене показалось, что у нее начинается бред.
Протоиерей Николай отслужил всенощную. На следующий день была назначена заупокойная литургия: исполнялось двадцать лет со дня смерти его матушки Софьи. Каждый год в этот день он служил заупокойную по своей супруге.
Отец Николай сидел у себя в комнате, допивал чай с вишневым вареньем и собирался готовиться к завтрашней литургии. За окном темнело, он медлил, все вспоминая свою Сонюшку: как познакомились, как уговаривал ее родителей отдать за него замуж, как сбежала с ним, ведь родителей так и не удалось уговорить. Как делила с ним все скорби и тяготы священнической жизни. Бог не дал им детей. Соня об этом скорбела всю свою жизнь, может, и умерла от этого так рано и безвременно.
Всякий раз, когда владыка предлагал ему более богатый приход, батюшка отказывался. Здесь, в этой предгорной станице, в маленьком саманном доме с белеными стенами и деревянной верандой, протоиерей Николай прожил более сорока лет, здесь у церковной ограды похоронил свою матушку. Он любил свой небольшой уютный храм с крашеными голубым куполами. Любил луга с перелесками, синеватые горы вдали, где в хорошую погоду сам Эльбрус показывал свою суровую седую двурогую голову. Любил своих прихожан - простых станичников, потомков казаков, воевавших здесь с горцами почти два века назад. Он и сам был одним из казачьих потомков
и даже говорил на местном наречии - смеси украинских и русских слов, на том наречии, на котором всегда говорили на Кубани и в Ставрополье.Совсем стемнело, наступила непроглядная южная ночь, запели сверчки, пробудившиеся к ночи. Удушливый дневной зной сменился легкой ночной свежестью.
Отец Николай сидел в темноте, подперев голову ладонью, недопитый чай давно остыл. Две слезы покатились по морщинистым щекам и затерялись где-то в бороде. Воспоминания о прожитом полностью захватили его, сменялись картины прошлого. Вот его рукоположение: его выводят на амвон, и он видит ее лицо, глаза, полные слез, а потом он - молодой священник, службы, требы, людское горе, и она всегда рядом, на клиросе, на приходе, тихая и немногословная. Сколько она молилась о ниспослании ей детей, сколько скорбела! А вот уже Софья - угасающая и уходящая. Она ушла от него в мир иной так же тихо, как и жила. Он даже не сразу понял, что ее больше нет, так привык к ее незаметному присутствию.
Наконец отец Николай заставил себя встать, зажег настольную лампу, поправил потухшую было лампадку и надел старенькую требную епитрахиль, собираясь читать священническое правило перед причастием.
В этот момент в дверь тихо постучали.
Отец Николай прекратил читать, прислушался. Тихо. Подумал, что показалось, но тут постучали вновь, громче и настойчивее.
Отец Николай отложил молитвенник и, тяжело вздохнув, пошаркал к двери.
– Хто тама?
– Откройте, мне надо с вами поговорить.
– Дюже поздно, завтра балакать приходьте, - ответил отец Николай как можно жестче.
Последние годы в предгорных станицах было неспокойно, то и дело устраивали бандитские вылазки радикальные исламисты, которых поддерживало мусульманское население. В советское время мусульман в станице почти не было, кроме нескольких черкесских семей. Да и те жили всегда дружно.
После чеченских событий мусульман появилось много. На соседней улице построили мечеть с минаретом и ядовито-зеленой подсветкой. Появился важного вида мула, который, как говаривали, учился где-то за границей. Месяц назад на здании местного дома культуры появилась провокационная надпись: Аллах над нами, крест под нами. Надпись очень долго не решались закрасить, пока не вмешался глава администрации и не счел надпись оскорбительной для русского населения.
В соседней станице два года назад боевики похитили местного священника отца Михаила и увезли в неизвестном направлении. Батюшку не нашли. Так и жили. В такой ситуации открывать незнакомцу, да еще ночью, было более чем легкомысленно.
– Мне очень надо с вами поговорить, это срочно, - отозвался незнакомец.
– Кака така надобность? Вот завтра с утречка, после службы и заходьте у храм, а сегодня дюже поздно, - стараясь еще более грубо ответить, произнес отец Николай.
– Это вопрос жизни и смерти, меня завтра здесь не будет, - почти так же резко ответил незнакомец.
Лоб отца Николая покрылся испариной, разговор его изрядно утомил, в душе он чувствовал, что надо открывать. Отец Николай перекрестился, произнеся Иисусову молитву. Будь что будет, может, и правда важно. Священник не имеет права отказывать страждущему.
Отец Николай повозился с замками и защелками, распахнул дверь и остолбенел, увидев стоящего человека. Это был самый настоящий бандит: черные волосы, черная борода, горящие черные глаза, камуфляжная форма, автомат за спиной. Первое его желание было захлопнуть дверь, он даже попытался сделать это, но проворный незнакомец уже придерживал дверь рукой и носком ботинка.
«Вот и мой конец», - подумал было отец Николай и приготовился к худшему, положившись на волю Божию.
Незнакомец уловил настроение священника и, подняв ладони вверх, поспешил его успокоить.
– Не бойтесь, мне нужно с вами только поговорить, и я уйду.
– Шо за нужда така посредь ночи? Ну проходи у хату, мил человек, коли с добром, только оружие свое здесь оставь. А коль не с добром, так мне бояться нечего. Я стар и свое уже пожил, на все воля Божия, - и отец Николай, еле держась на ватных ногах, пошаркал в глубь комнаты.