Бог всегда путешествует инкогнито

Первое ружье выстрелило.

— Восемью девять?

— Семьдесят два.

— Сорок семь на два?

— Девяносто четыре.

— Давайте, давайте, — подталкивал он группу, увлеченно жестикулируя.

Он бранился, как генерал, выгоняющий солдат из траншеи под огонь неприятеля.

— Ты не умеешь считать!

Выстрел номер два.

— Тридцать восемь разделить на два?

Я помедлил, чтобы отдышаться и сбить бешеный ритм, который он задал.

— Давайте, давайте!

Можно было подумать, что он подхлестывает команду, толкающую заглохший автомобиль: надо, чтобы он достиг определенной скорости, иначе не заведется.

— Ты плохой!

Критика оставляла меня равнодушным: уж очень неестественно она звучала. Мои коллеги чувствовали себя еще более неловко, чем я…

— Тринадцать на четыре?

— Пятьдесят два.

— Дилетант!

— Тридцать семь плюс двадцать восемь?

— Увалень!

— Шестьдесят пять.

— Шевелитесь, давайте, давайте! — крикнул Дюнкер.

— Нерасторопный!

— Девятнадцать на три?

— Вечно нога за ногу!

— Еле двигаешься!

— Пятьдесят семь.

— Полный нуль в бухгалтерии!

На лице Дюнкера нарисовалась довольная улыбка.

— Шестьдесят четыре минус восемнадцать?

— Противный!

— Считать не умеешь!

— Плохой!

Стрельба пошла со всех сторон.

Надо сосредоточиться на вопросах Дюнкера. Забыть об остальных. Не слушать их.

— Сорок шесть.

— Посредственность!

— Слабак!

— Ты до двух считаешь целый час!

— Копуша!

Машина заработала в перегрузочном режиме. Все наперебой мне что-то кричали. Дюнкер выиграл.

— Двадцать три плюс восемнадцать?

— Да ни за что не сосчитаешь!

Не слушать. Представить себе цифры зрительно. Ничего, кроме цифр. Двадцать три, восемнадцать.

— Все равно не сможешь!

— Больно копаешься!

Приглушенный смех в зале…

— Эй, замедленная съемка!

— Бестолочь!

— Считать не умеешь!

— Нуль в математике!

— У тебя никаких шансов! Пропало дело!

— Все, тю-тю!

Они настолько вошли в раж, что стали как сумасшедшие.

— Двадцать три плюс восемнадцать? — повторил Дюнкер.

— Сорок… нет…

Он снова ухмыльнулся.

— Запутался!

— Считать не умеешь!

— Сорок один.

— Двенадцать плюс четырнадцать?

— Ничего у тебя не выйдет!

— Ты даже на это не способен!

— Вот жалость-то!

Двенадцать плюс четырнадцать. Двенадцать. Четырнадцать.

— Двадцать четыре… Двадцать шесть!

— Восемью девять?

— Ты скверный!

— Шестьдесят два… Восемью девять, семьдесят два!

— Не знаешь таблицу умножения, да ты хуже всех!

Я растерялся. Почва ушла из-под ног. Сосредоточиться, отрезать все отрицательные эмоции.

— Четырежды семь?

— Ничтожество!

— Ничего у тебя не выйдет!

— Ты не знаешь!

— Провалился!

— Четырежды семь? — повторил Дюнкер.

— Бестолочь!

— Двадцать… четыре.

— Ну, полный провал!

— Полный нуль!

— Провал по всем статьям!

— Жирное пятно на твою репутацию!

— Трижды два?

— Ах, ах, ах! Да ему не сосчитать!

— Да он ничего не умеет!

— Пустой балласт!

— Трижды два!

Смех, улюлюканье…

— Два плюс два?

— Он не знает таблицу на два!

— Полное ничтожество!

— Тупица!

— Два плюс два? — в эйфории повторял Дюнкер.

— Да он никуда не годится!

Дюнкер резко всех оборвал и рывком встал с места:

— О’кей, достаточно. Хватит!

— Руки-крюки!

— Стоп, достаточно, хватит!

Я был измотан, опустошен и чувствовал себя очень скверно. Дюнкер это быстро понял и внезапно стал очень серьезен. Ситуация явно вышла из-под контроля, он за это отвечал и понимал, на какой риск пошел.

— Тест окончен, — сказал он. — Мы зашли немного дальше, чем нужно… На практике это пользы не приносит… Но зато мы имели дело с сильной личностью… Он смог себе позволить… разве не так? Предлагаю приветствовать Алана аплодисментами за мужество. Испытание ему выпало нелегкое!

Группа, резко выведенная из транса, со смущенным видом зааплодировала. Я увидел полные слез глаза Алисы.

— Браво, мой друг! Ты круто с этим справился, — сказал Дюнкер, хлопнув меня по спине, когда я выходил из зала.

16

Я, не останавливаясь, вышел из офиса, поскольку не считал возможным оставаться до конца рабочего дня. Упрекнуть меня никто не отважился. Я повернул по тротуару налево и принялся вышагивать по каменным плитам куда глаза глядят. Надо было снять стресс.

Тяжелый эксперимент меня порядком вымотал, и я был очень зол на Дюнкера. Ну как я теперь буду смотреть в глаза коллегам? Эта скотина публично меня унизил. Но он за это заплатит. Дорого заплатит, очень дорого.

Он у меня еще пожалеет, что так обращается с людьми.

Парадоксально, но тот факт, что тест определил у меня недостаток веры в себя, укрепил мое положение. Такое тестирование являлось нарушением, и ответственность лежала на Дюнкере. Несомненно, я мог причинить ему немало неприятностей в плане юридическом, и он это прекрасно знал. Я становился почти неприкосновенен…

Получив очередную эсэмэску от Дюбре, я выкурил положенную сигарету. Он, конечно же, поможет мне отомстить за себя. Вот только бы он не приказывал мне поминутно выкуривать по сигарете. Курить приятно в режиме полной свободы, но по принуждению…

Я шел по парижским улицам, вынашивая планы мести, а по небу неслись темные, грозные облака. В жарком, наэлектризованном воздухе чувствовалось приближение грозы. От быстрого шага на лбу у меня выступил пот. Интересно, это от усталости или от гнева? Я бы мог, конечно, подать жалобу и добиться для себя определенных выгод. А что потом? Как продолжать работать в таких условиях? Атмосфера сделается невыносимой. Мои коллеги теперь не осмелятся появляться в компании со мной… Как долго я выдержу? Напрасный труд…