Бог всегда путешествует инкогнито

Генеральная ассамблея акционеров была назначена на двадцать восьмое августа, а встреча с Дубровским — на двадцать девятое… Значит, он хорошо информирован и назвал эту дату не случайно. А я-то думал, что он принял решение в пылу нашей последней встречи… Нет, тут все продумано.

Придя домой, я позвонил в свой банк и купил несколько акций «Дюнкер Консалтинг», что было необходимым условием для участия в конкурсе на место президента. Устав гласил, что заявлять кандидатуру заранее необязательно, достаточно сообщить об этом в начале ассамблеи.

Моя идея имела один шанс на тысячу. И в этом случае я должен был предстать перед акционерами и постараться их убедить в своей правоте. От одной мысли об этой перспективе меня бросало в дрожь… Я и перед одиннадцатью коллегами робел, чего уж там…

У меня уже заранее пересыхало в горле и тряслись руки. Надо было что-то предпринять… Не мог же я из-за страха упустить свой шанс… Надо было придумать, как заставить себя спокойно говорить перед публикой.

Я снова поискал в Интернете. Многие институты предлагали курсы или семинары. Мне удалось дозвониться только по одному телефону, остальные в августе не работали. Название института было многообещающее: «Спич-Мастер». Человек, поднявший трубку, предложил мне сначала встретиться с организатором, а потом уже записываться на курсы. Мы назначили время.

Вслед за этим я позвонил в бюро Алисе.

— Я говорил тебе, что Дюнкер публикует фальшивые приглашения на работу?

— Да, Алан. И я с этим никогда не смирюсь.

— Слушай, ты мне нужна. Ты сможешь восстановить список?

— Список фальшивых приглашений?

— Да, он самый.

Она помолчала.

— Это займет много времени. А за какое время тебе нужен список?

— Точно не знаю. Ну, скажем, за последние три месяца.

— Для этого мне нужно просмотреть одну за другой все публикации во всех газетах и сопоставить их с нашими списками.

— Сможешь это сделать для меня? Это необыкновенно важно.

— Ты сегодня какой-то загадочный.

— Прошу тебя, Алиса…

41

Поскольку мне не удалось найти следов старого журналиста из «Монд», я решил поискать информацию у первоисточника. Задача была деликатная, тяжелая в плане эмоциональном, но зато я мог много узнать.

Дом найти оказалось нетрудно. Газеты той поры достаточно точно описывали место. В квартале больше не было людей с такой фамилией, и я быстро нашел адрес в справочнике.

На место я отправился на машине. Витри-сюр-Сен — юго-восточный пригород Парижа. Зная, что за мной могут следить, я то и дело посматривал в зеркало заднего вида. Ничего особенного я не заметил, но все равно рисковать было нельзя. Игорь ни в коем случае не должен был догадаться, куда я еду. Я выехал на Южное шоссе через Орлеанские ворота, но, проехав несколько километров, съехал на полосу срочной остановки и принялся копаться под капотом, якобы отлаживая зажигание. Маневр опасный, но беспроигрышный.

В парижских пригородах вообще очень трудно ориентироваться. На каждом светофоре я останавливался и сверял маршрут с картой, которая лежала на пассажирском месте.

Я въехал в Витри по бульвару Максима Горького, проехал мимо коллежа Макаренко, улицы Юрия Гагарина и Сталинградского бульвара. Куда я попал?

Я думал, СССР распался двадцать лет назад… Я повернул голову направо и увидел мэрию. От удивления я чуть не въехал в машину, шедшую впереди. Мэрия представляла собой Кремль в миниатюре.

Ладно, все это очень занятно, но надо было отыскать дорогу. Посмотрим, где я нахожусь. Проспект Робеспьера, улица Марата… Да уж, сплошные великие демократы… Похоже, я заблудился. Включив аварийную сигнализацию, я остановился, чтобы свериться с картой. Ага, вот: надо проехать по проспекту Восстания, свернуть на Столбовую аллею и переехать через мост Расстрелянных. Вот что мне предстояло…

В результате я очутился на тихой улице с сельскими домиками по краям. Дома были очень скромные и производили трогательное впечатление. Я припарковался и дальше пошел пешком. Номером девятнадцатым оказался узкий и высокий кирпичный домик, выкрашенный в белый цвет. Наверное, когда-то он был прелестным, пока время над ним не поработало. Штукатурка пошла пятнами и кое-где обвалилась, обнажив кирпичную кладку: темные отметины на коже больного.

Я подошел к деревянной двери. Садик, если так можно назвать узкое пространство между домом и улицей, пребывал в запустении, сквозь щебень на дорожках пробивались сорняки.

Номер дома был нарисован на маленькой жестяной табличке, как раз над почтовым ящиком, на котором не значилось имя жильца.

Я собрал в кулак все свое мужество и коротко позвонил.

Поначалу дом казался нежилым, внутри царила мертвая тишина. Потом дверь приоткрылась, и показалось бледное, источенное временем старческое лицо. Главным скульптором этого лица явно была печаль. Я сразу понял, что не ошибся адресом.

— Месье Литтрек?

— Да, здравствуйте.

— Меня зовут Алан Гринмор, я приехал к вам, чтобы задать несколько вопросов. Заранее прошу простить меня, если всколыхну дурные воспоминания, но мне очень нужно поговорить с вами о вашем сыне.

Он отрицательно замотал головой, и продольная складка на лбу стала еще глубже.

— Нет, месье, — сказал он слабым голосом. — Я не хочу об этом говорить.

— У меня есть основания полагать, что я попал в такое же положение, как и ваш сын тогда, и я…

— Пригласи его в дом! — крикнул откуда-то изнутри женский голос.

Старик опустил глаза, грустно вздохнул, безропотно посторонился и отошел от двери.

Я толкнул деревянную створку, которая жалобно скрипнула, и вошел.

Обстановка была простая и старенькая, воздух застоявшийся, но чувствовалось, что содержат дом хорошо.

— Я не могу встать, чтобы поздороваться с вами: у меня больные ноги, — сказала из глубины кресла старушка с забранными в узел волосами.

— О, что вы, я очень благодарен, что вы меня приняли, — отозвался я, повинуясь ее жесту и садясь на обитый репсом стул.

Я услышал, как заскрипели деревянные ступени: это удалялся ее муж.

— В настоящее время мне угрожает один человек, психиатр Игорь Дубровский. Если моя информация точна, вы подавали на него жалобу, когда…

— Когда мой сын покончил с собой…

— Этого человека оправдали за отсутствием доказательств. Не могли бы вы рассказать мне все, что вам о нем известно?

— Это было тридцать лет тому назад… — сказала она задумчиво.

— Расскажите, пожалуйста, все, что помните, чтобы я мог попробовать… как-то себя защитить.