Бог Ярости

Но мне все равно.

Пока я чувствую, как его сердце бьется о мою грудь, пока слышу его рыки удовольствия, пока чувствую его пьянящий аромат, я могу барахтаться в ненависти к себе.

Я могу справиться с этими злобными голосами.

Я могу притвориться, что я не пустота, не имеющая никакого чувства идентичности.

Я могу вынести все, что угодно, пока у меня есть он.

Потому что Николай — единственный, кто вытаскивает поцелуями боль из меня, пусть даже на время.

Я провожу губами по его челюсти, высокой скуле, а затем по шее, стараясь не касаться пластыря, закрывающего рану.

Вибрация его стона вызывает во мне дрожь, которая заканчивается на моем твердеющем члене.

— Мне жаль, — шепчу я, снова и снова целуя пластырь. — Мне очень жаль.

И не только потому, что я не смог вовремя его спасти.

Мне жаль, что я трус, который не может поцеловать его на людях, но нуждается в нем наедине.

Мне жаль, что я сдался после того, как он прекратил отношения, хотя должен был бороться за него.

Но больше всего мне жаль, что я вообще ему нужен.

Я нуждаюсь в нем так, что словами не передать, и он единственный человек, к которому я испытываю подобное, но он может заполучить любого, кого захочет, учитывая, что он безгранично уверен в своей ориентации.

Я же не уверен ни в своем теле, ни в своей ориентации, ни в своей гребаной голове.

Но он прикасается ко мне так, будто не замечает всех этих недостатков.

Он прикасается ко мне так, будто я нормальный, и мне это нужно. Будто я, блять, нуждаюсь в этом.

— Это не твоя вина, — он говорит своим низким, рычащим голосом, просовывая руку под мою рубашку и впиваясь пальцами в мои бока. — Перестань извиняться за дерьмо, которого ты не делал.

Вместо ответа я покрываю поцелуями его чернильную грудь, заканчивая у подвески и покусываю сосок. В награду за это я получаю его хриплый голос и сжимающиеся мышцы.

— Тебе нравится? — спрашиваю я, пощипывая его второй сосок.

— М-м-м. Мне нравится твой язык везде.

Я улыбаюсь, поглаживая его сосок, а затем продолжаю спускаться вниз, осыпая поцелуями различные формы и очертания его татуировок. Он преступно привлекателен и прекрасно это знает, поэтому часто расхаживает полуголым.

Мысль о том, что другие могут наслаждаться его красотой, приводит меня в ярость.

Но после меня у него никого не было.

От этой мысли я с наслаждением прижимаюсь к его прессу. Никто не может прикасаться к нему, кроме меня.

Его звуки желания — мои.

Его тело — мое.

Он весь мой.

Я тяну зубами за шнурок на его шортах и смотрю на него снизу вверх.

У меня перехватывает дыхание, когда я вижу, что его глаза темнеют от безумного вожделения, когда он смотрит на меня.

— Чертовски красив.

Мое сердце стучит громче. Я скучал по этим словам и по этому взгляду. Мне чертовски не хватало, чтобы на меня смотрели так, будто он действительно считает меня красивым.

До него я даже не задумывался о том, что могу быть красивым.

Сохраняя зрительный контакт, я развязываю шнурок и стягиваю с него шорты.

И черт возьми.

Он без нижнего белья. Конечно. Это же Николай, и у него сильнейшая аллергия на одежду.

Я опускаюсь на колени между его ног и сжимаю в кулаке его твердый член, двигая по нему вверх-вниз в медленном ритме.

— М-м-м… — звук, который он издает, делает меня чертовски жадным, и мой член утолщается в шортах. — Ты стоишь на коленях.

— Для тебя.

— Для меня. Мне нравится, как это звучит, — его пальцы путаются в моих волосах. — Подавись моим членом. Сделай его небрежным и мокрым, чтобы я мог трахнуть тебя.

— Зови меня «малыш», — я провожу языком по его головке, дразня пирсинг и слизывая сперму.

— Скучаешь по своему прозвищу?

Я сжимаю его, пока он не начинает стонать, но не уверен по какой причине — от удовольствия или от боли. С Николаем легко может быть и то, и другое.

— Скажи это, — я говорю вокруг его головки, всасывая ее внутрь, а затем обхватываю пирсинг зубами.

— Перестань дразниться и возьми мой член в рот, малыш.

Меня пробирает дрожь, и я вбираю в себя как можно больше его длины, до самой задней стенки горла, и заглатываю его проколотую головку.

Николай ругается длинными, нечленораздельными фразами, и я сжимаю его яйца.

— Уммм, — стону я, когда он утолщается у меня во рту.

— Господи, блять, малыш. В твоем рту так чертовски хорошо…

Я лижу его быстрее, вооружившись знаниями, которые накопил за все это время. Николай обожает, когда ему отсасывают, но есть еще кое-что, от чего он приходит в восторг.

Я выпускаю его член, дергая пирсинг зубами, прежде чем с хлюпаньем отпустить.

Мои глаза встречаются с его полуприкрытыми.

— Эй, Нико?

— М-м-м? Почему ты остановился?

— Я хочу, чтобы ты трахнул меня в горло.

Его глаза слегка расширяются, а затем наполняются извращенным желанием и чем-то еще, что я не могу определить.

— Ебанный пиздец, — он сжимает в кулак мои волосы и откидывает голову назад. Я подчиняюсь ему, губы приоткрыты, а пальцы все еще сжимают его яйца. — Ты самый горячий парень, которого я когда-либо видел.

Черт возьми.

Он серьезно.

Почему…?

Прежде чем я успеваю подумать, он входит в мой рот до самого горла. Я расширяю и разжимаю челюсти, чтобы он мог войти как можно глубже. Я очень горжусь тем, что у меня нет рвотного рефлекса.

Я хочу доставить ему такое же сильное удовольствие, какое он доставляет мне.

— Долбанный ад. Ты так хорошо принимаешь мой член. Мне чертовски нравится, как ты заглатываешь мою головку… — его бедра двигаются взад-вперед, ударяясь о диван, пока он трахает мое горло.

Он берет и берет, а взамен дарит мне самый прекрасный вид.

Его лицо.

Мне нравится, что из-за меня он выглядит воодушевленным, кайфующим, как будто он, как и я, зависим от безумного трения, которое возникает всякий раз, когда мы соприкасаемся.

— Открой рот шире, малыш. Вот так… Господи, блять… Мне нравится, как ты задыхаешься от моего члена. М-м-м…. Ты скучал по этому?