Богач, бедняк. Нищий, вор.

С застывшей на лице страдальческой гримасой Гретхен не сводила глаз с брата. За его мальчишеской улыбкой она угадывала скрытую злобу, желание причинить боль, предвкушение удовольствия от страданий другого — все то, что отталкивало ее от Томаса, когда они жили в Порт-Филипе. Конечно, думала она, этого и следовало ожидать. Именно так он и должен был кончить — зарабатывать на жизнь кулаками.

Оба были сильными, оба одинаково быстро двигались. Негр действовал менее агрессивно, но длинные руки помогали ему лучше защищаться. Томас постоянно наступал, наносил удар за ударом, заставляя негра пятиться, а загнав в угол и прижав к канатам, просто избивал.

«Убей черномазого!» — кричали из задних рядов всякий раз, когда Томас наносил подряд серию ударов. Гретхен морщилась — ей было стыдно находиться здесь, стыдно за всех, кто сидел в этом зале. Ах, Арнольд Симс, ты, что ковылял в больничном халате и говорил: «У вас красивые ноги, мисс Джордах», ах, Арнольд Симс, мечтавший о Корнуолле, прости меня за сегодняшний вечер!

Матч продлился не десять, а всего восемь раундов. У Томаса текла кровь из носа и была разбита бровь, но он не отступал и, неуклонно надвигаясь на противника, как бездушный, жестокий робот, выматывал негра. В восьмом раунде негр уже едва шевелил руками. Сильным ударом в лоб Томас бросил его на пол. Когда судья досчитал до восьми, негр, шатаясь, еле поднялся на ноги, и Томас — лицо в крови, но на губах улыбка — тотчас снова безжалостно бросился вперед и обрушил на негра град ударов. Гретхен показалось, что он успел ударить его в эти считанные секунды по меньшей мере раз пятьдесят. Негр свалился лицом вниз под оглушительный рев зала. Он попытался подняться, даже привстал на одно колено. Томас, чуть пригнувшись, ждал в углу, настороженный, окровавленный, неутомимый. Казалось, он хочет, чтобы противник поднялся, хочет продолжить бой, и Гретхен готова была поклясться, что в глазах Томаса мелькнуло разочарование, когда негр беспомощно рухнул на пол и рефери досчитал до конца.

Ее тошнило. Прижав ко рту платок, она с удивлением ощутила аромат духов, такой чуждый в Пропитанном зловонием зале. Съежившись и глядя в пол, она сидела не в силах поднять глаза. Ей было страшно, что она упадет в обморок и тем самым объявит всему миру о своем роковом родстве со зверем, одержавшим победу на ринге.

Рудольф на протяжении всего матча не произнес ни слова, и только губы у него порой неодобрительно кривились — грубая кровавая драка, ни стиля, ни красоты.

Боксеры покинули ринг. Негру, замотанному в полотенце и халат, помогли пролезть между канатами. Том ушел, улыбаясь и победоносно махая зрителям рукой. Окружавшие его люди одобрительно похлопывали его по спине.

Публика начала расходиться, но Гретхен и Рудольф продолжали молча сидеть, избегая смотреть друг на друга. Наконец, все еще боясь поднять глаза, Гретхен глухо сказала:

— Идем отсюда.

— Мы должны сходить к нему.

— Зачем?

— Мы пришли сюда, мы видели его на ринге, мы обязаны с ним встретиться, — твердо сказал Рудольф.

— Он не имеет к нам никакого отношения. — Она сама знала, что говорит неправду.

Томас, обмотанный вокруг пояса полотенцем, сидел на грязном топчане для массажа. Врач накладывал ему швы на разбитую бровь. Рядом стояло несколько мужчин — Рудольф узнал их: они окружали Томаса в его углу на ринге. Какая-то молодая женщина в плотно облегающем крутые бедра платье тихонько вздыхала каждый раз, как врач вонзал иголку в кожу. У нее были абсолютно черные волосы. На полных ногах — черные нейлоновые чулки. Выщипанные высокие брови — две тонкие, словно нарисованные карандашом ниточки — придавали лицу удивленное кукольное выражение. В комнате висел застоявшийся запах пота, массажной мази, сигарного дыма и мочи — дверь из раздевалки в уборную была открыта.

— Ну, вот и все, — сказал врач, отступая назад, и, склонив голову набок, полюбовался своей работой. — Через десять дней снова можешь драться.

— Спасибо, док, — ответил Томас и открыл глаза. Он увидел Рудольфа и Гретхен. — Господи Иисусе! — Он криво усмехнулся. — А вам какого черта здесь надо?

— Сегодня днем мне позвонил какой-то Эл и сообщил, что поставил за тебя на сегодняшний вечер пятьсот долларов при ставках семь к пяти, — сказал Рудольф.

— Молодец старина Эл, — буркнул Томас и с беспокойством взглянул на крутобедрую брюнетку, точно хотел скрыть от нее это известие.

— Поздравляю с победой, — сказал Рудольф, шагнул вперед и протянул руку. Секунду Томас колебался, затем улыбнулся и тоже протянул брату свою покрасневшую, опухшую руку.

— Я рада за тебя. Том, — сказала Гретхен. Она не могла заставить себя произнести «поздравляю».

— Да? Спасибо, — с веселым удивлением глядя на нее, ответил Томас. — Давайте-ка я вас всех познакомлю… Это мой брат Рудольф и моя сестра Гретхен. А это моя жена Тереза, мой менеджер Шульц, тренер Пэдди… ну и все остальные, — он небрежно махнул в сторону собравшихся мужчин.

— Очень приятно познакомиться, — сказала Тереза. В ее голосе звучало подозрение, как и днем, когда она отвечала Рудольфу по телефону.

— А я и не знал, что у тебя есть родственники, — удивился Шульц.

— До сегодняшнего дня я и сам не был в этом уверен, — ответил Томас. — Как говорится, наши пути разошлись.

— Ну что ж, вероятно, у вас есть о чем поговорить, обменяться новостями. Пошли, ребята, — Шульц надел пиджак, с трудом застегнул пуговицу на выпиравшем животе. — Ты сегодня отлично работал, Томми, — сказал он напоследок, выходя за дверь вместе с врачом и остальными.

— Итак, милая семейка вновь воссоединилась, — улыбнулся Томас. — Полагаю, такое великое событие надо отпраздновать. Как по-твоему, Тереза?

— Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть брат и сестра, — визгливым обиженным голосом ответила Тереза.

— Я просто как-то забыл о них за эти несколько лет, — сказал Томас и спрыгнул с топчана. — А теперь, если дамы выйдут, я оденусь.

Женщины вышли в корр. Гретхен была рада уйти из душной, смрадной комнаты.

— Если дамы выйдут, — передразнила Тереза, на ходу сердито надевая старое манто из рыжей лисицы. — Можно подумать, я никогда не видела его голым. — Она с явной враждебностью оглядела строгое черное платье Гретхен, ее туфли на низком каблуке и простое спортивное пальто с поясом. Она, вероятно, сочла туалет Гретхен вызовом собственному стилю — своим крашеным волосам, обтягивающему платью, слишком чувственным и слишком полным ногам, броско намазанному лицу. — Я и не знала, что Томми вышел из такой благородной семьи, — ехидно заметила она.

— Мы не такие уж благородные, не беспокойтесь, — ответила Гретхен, направляясь к единственному стулу, в надежде прекратить этот разговор. — Если вы не возражаете, я присяду. Я очень устала. — Тереза раздраженно повела плечами под рыжей лисой, потом начала нервно расхаживать по коридору. Ее высокие каблуки-шпильки нетерпеливо цокали по бетонному полу.

Томас одевался медленно. Время от времени он с улыбкой поглядывал на брата и, удивленно качая головой, повторял: «Черт возьми».

— Как ты себя чувствуешь, Томми? — спросил Рудольф.

— Нормально. Правда, завтра утром буду мочиться кровью. Этот мерзавец два раза здорово саданул меня по почкам. А в общем-то матч прошел неплохо, как ты думаешь?

— Да, — сказал Рудольф. У него не хватило духу признаться, что, на его взгляд, это была заурядная, грубая драка.

— Я с самого начала знал, что уложу его. Хотя ставили не на меня, — продолжал Томас. — Семь к пяти! Недурно. Я на этом заработал семьсот долларов. — Он сейчас походил на хвастливого мальчишку. — Жаль, правда, что ты сказал об этом при Терезе. Теперь она знает, что у меня завелись деньги, и вцепится мне в горло мертвой хваткой.

— Вы давно женаты? — спросил Рудольф.

— Официально два года. Она забеременела, и я решил: черт с ним, женюсь. Она вообще-то ничего. Немного глуповата, но ничего. Зато парень получился мировой! — Он недоброжелательно взглянул на Рудольфа. — Может, я пошлю мальчишку к дяде Руди, чтобы тот сделал из него джентльмена, а то вырастет нищим, тупым боксером вроде отца.

— Мне бы хотелось на него взглянуть, — сухо сказал Рудольф.

— Пожалуйста, приходи к нам в любое время, — ответил Томас, натягивая черный свитер. — А ты женат?