Богач, бедняк

– - Это ее дело,-- сказал Рудольф, приходя в ужас от откровенных слов брата. Гретхен! Такая чистая, такая аккуратная девушка, такая вежливая. Он никак не мог представить ее с кем-нибудь в кровати; их потные сплетенные тела.

– - Хочешь знать, с кем она трахается? А может, сам догадаешься?

– - Нет, не знаю.

– - С Теодором Бойланом, вот с кем. Ну, как тебе это нравится?

– - Откуда ты знаешь?
– - недоверчиво переспросил Рудольф. Он был уверен, что Томас лжет.

– - Я выследил их и наблюдал за ними через окно,-- равнодушно говорил Томас.-- Он спустился в гостиную с голой жопой, а его хрен свисал чуть ли не до колен, ну как у жеребца-производителя, налил в два стакана виски и пошел по лестнице к ней наверх. "Гретхен, тебе принести виски наверх, или ты сама спустишься вниз?" -- Томас передразнил Бойлана.

– - Ну, она спустилась?
– - спросил Рудольф, хотя ему не хотелось слышать конец этой истории.

– - Нет, и полагаю, ей было неплохо там, в постели.

– - Значит, ты не видел, кто там был?
– - задал Рудольф вполне логичный вопрос, вступаясь за честь сестры.-- Там, наверху, в кровати могла лежать любая девушка.

– - Послушай, скольких девиц по имени Гретхен ты знаешь в Порт-Филипе?
– - спросил его Томас.-- Во всяком случае, Клод Тинкер видел их вместе, когда она с Бойланом ехала к нему в машине. Она встречалась с ним у магазина Бернстайна в то время, когда должна была дежурить в своем госпитале. Может, и Бойлана тоже ранило? Во время испанско-американской войны1? Что скажешь?

– - Боже мой,-- вздохнул огорченный Рудольф.-- С кем! С этим ублюдком Бойланом!
– - Но даже если бы она переспала вот с этим лейтенантом, который только что вошел в здание вокзала, он все равно защищал бы ее.

– - Она, по-видимому, кое-что получает от Бойлана,-- небрежно сказал Томас.-- Можешь сам спросить у нее.

– - Ты когда-нибудь говорил ей об этом? Намекал, что тебе все известно?

– - Нет. Пусть себе наслаждается. Тихо-мирно. В любом случае, это же не мой хрен. Я просто отправился туда, на холм, чтобы немного позабавиться и как следует посмеяться. Кто она такая для меня? Ла-ди-да, ла-ди-да, откуда появляются детишки, мамочка?

Рудольф удивлялся, как мог его брат в таком юном возрасте испытывать в такой мере ненависть к окружающим.

– - Если бы мы были итальянцами или джентльменами-южанами,-- продолжал кривляться Томас,-- то мы отправились бы на этот холм, в поместье, и отомстили бы за поруганную честь семьи. Отрезали бы ему яйца или просто пристрелили бы. В этом году я слишком занят, но если тебе угодно сделать это самому, то я даю тебе карт-бланш. Действуй!

– - Ты, наверное, страшно удивишься,-- сказал Рудольф,-- но я могу и предпринять кое-что, если хочешь знать.

– - Могу побиться об заклад,-- сказал Томас.-- Но в любом случае лично я уже кое-что предпринял. Так, просто информация для тебя.

– - Что же?

Томас в упор посмотрел на Рудольфа.

– - Спроси у отца. Он знает.-- Томас встал.-- Ну, ладно, мне пора. Поезд не будет ждать.

Братья вышли на перрон. Лейтенант с девушкой целовались. Может, он уже больше никогда к ней не вернется, и это -- его последние поцелуи, подумал Рудольф. Что ни говори, но Америка все еще вела войну в Тихоокеанском регионе, дралась с япошками. Девушка плакала, целуя его, а он, пытаясь утешить, нежно гладил ее по спине. Рудольф подумал, а появится ли когда-нибудь у него девушка, которая, стоя на перроне и провожая его навсегда, будет плакать.

Наконец подошел поезд, покрытый густым слоем сельской пыли. Томас вскочил на подножку.

– - Послушай,-- сказал Рудольф,-- если тебе понадобится моя помощь или что-нибудь из дома, напиши, я все сделаю.

– - Мне ничего больше не нужно от вашего дома,-- резко оборвал его Томас. Он доводил свой мятеж до конца. На его плохо развитом, детском лице была маска веселья, словно сейчас он ехал на забавное представление в цирк.

– - Ну что же,-- неловко сказал Рудольф.-- Желаю удачи!
– - Все же Томас -- его брат, и теперь только одному Богу известно, когда они увидятся снова.

– - Могу тебя поздравить! Теперь вся кровать будет принадлежать только одному тебе. И тебе не придется переносить мою вонь, как у дикого зверя. Не забывай надевать на ночь пижаму.

До последнего мгновения не выдавая себя ничем, Том вошел в тамбур и из него в вагон, даже не оглянувшись на брата. Поезд тронулся. Рудольф увидел молодого лейтенанта. Он стоял в коридоре у открытого окна, махая на прощание своей девушке. Девушка бежала по платформе рядом с вагоном. Поезд набирал скорость. Девушка отстала от него. Остановилась на перроне. Она заметила взгляд Рудольфа, и ее лицо тут же помрачнело, стало сразу замкнутым: с него исчезли следы скорбной печали на людях, печальной любви у всех на глазах.

Рудольф вернулся в парк. Посидел немного на скамейке, ожидая автобус от вокзала назад, в Порт-Филип.

IX

Гретхен укладывала сумку. Большую, потертую квадратную сумку с картонным дном, с желтыми пятнами, с бронзовыми заклепками. В ней когда-то ее мать привезла свое девичье приданое в Порт-Филип. Гретхен еще ни разу, ни одной ночи не ночевала вне дома, поэтому у нее не было собственного чемодана. Она приняла окончательное решение уехать из дома, когда отец вернулся после разговора с братьями Тинкерами и Томом и заявил, что Том надолго уезжает. Гретхен тут же поднялась на небольшой чердак, где хранились собранные семьей Джордахов ненужные вещи. Отыскала там среди хлама эту большую сумку и принесла в спальню. Мать увидела ее с сумкой в руках и наверняка догадалась, для чего она понадобилась дочери, но промолчала. Вот уже несколько недель мать с ней не разговаривала. С той памятной ночи, когда Гретхен вернулась домой из Нью-Йорка на рассвете с Бойланом. Она, очевидно, полагала, что такая беседа с Гретхен может заразить ее, Мэри Джордах, явным неприкрытым развратом, в который пустилась ее дочь.

Атмосфера переживаемого в доме кризиса, скрытый конфликт, странный взгляд отца, когда он позвал к себе Рудольфа, чтобы сказать ему что-то важное, наконец подтолкнули Гретхен к решительным действиям. Нужно уехать в это воскресенье -- лучшего дня для отъезда и не придумаешь.

Гретхен очень продуманно собирала и укладывала свои вещи. Сумка, конечно, была мала для того, чтобы вместить все, что ей нужно. Ей пришлось выбирать, и она вытаскивала одни вещи, потом возвращала их обратно, снова вытаскивала, а на их место складывала более необходимые. Она рассчитывала уйти из дома еще до прихода отца, но была готова и на столкновение с ним. Она не испугается и все расскажет ему. Скажет, что потеряла работу и что уезжает в Нью-Йорк, чтобы поискать там другую работу. У отца на лице было такое странное выражение, когда они с Рудольфом спускались по лестнице. Брат тоже вел себя как-то странно и был, по-видимому, чем-то сильно ошарашен,-вот почему, решила она, сегодня как раз самый удобный день, чтобы уехать из дома и сделать это без ненужной стычки с отцом.

Ей пришлось перерыть все книги, пока она не нашла в одной из них конверт с деньгами. И для чего эта безмолвная дурацкая игра матери с ней? Ума не приложу. Можно смело предположить, что у матушки есть шансы оказаться в психушке: пятьдесят на пятьдесят. В таком случае она наверняка быстро научится с жалостью относиться к ней. Гретхен очень не хотелось уезжать, не увидевшись с Рудольфом и не попрощавшись. Но уже темнело. Никто не рискнет приезжать в Нью-Йорк в полночь. Она понятия не имела, к кому обратиться в Нью-Йорке. Но в конце концов можно обратиться в Ассоциацию молодых христианок1. Девушки проводили свою первую ночь в этом громадном незнакомом городе и в местах похуже.

Гретхен быстро оглядела свою голую теперь комнату, стараясь не затягивать прощание с ней. Достала деньги из конверта и положила конверт на середину своей узкой кровати. Потом вытащила чемодан в коридор. Мать сидела за столом. Курила. Остатки их праздничного обеда -- скелет гуся, холодная красная капуста, печеные яблоки в склизком желе, покрытые жирными пятнами салфетки -- оставались на столе уже несколько часов. Мать сидела за столом молча, вперив взгляд в стену.

– - Ма,-- сказала Гретхен,-- по-моему, сегодня самый подходящий день для отъезда. Так что я собрала вещички и уезжаю.