Богдан Хмельницкий

религии и любят богослужение, хотя сами больше походят на татар, чем на христиан;

во-вторых, на них действует страх королевского имени, а в-третьих, они любят взять

там, где можно достать. Сообразно этому, я употребил с ними три способа». Кисель

обдаривал старшин и наобещал их потомству разных благ и нрав, потом убедил

митрополита послать к козакам двух игуменов, и те уговаривали рыцарей именем

православной веры не подниматься из-за корысти на Речь-Посполитую и не навлекать

беды на церковь, мать свою. Наконец, Кисель составил фальшивое письмо от короля к

себе и послал его Томиленку, показывая вид, что делает это не по обязанности, а из

расположения к козацкой старшине. В этом письме от лица короля высказывались

укоры козакам за то, что они, не доверяя королевскому обещанию, собирались

устроивать чернецкую раду и бежать на Запорожье; следовали затем уверения в

непременной присылке денег, а потом угрозы в случае непокорства и непослушания.

Посылая копию с такого письма, Кисель советовал козакам отправить депутатов на

предстоящий сейм и просить ограждения от обид, сохранения своих прав и исправной

уплаты жалованья.

Но эти уловки не предупредила волнения. Осенью, не дождавшись жалованья,

Чигиринский полк взбунтовался и выступил к Крылову; прочие полки еще колебались.

Изо всех полков собирались охотники на Запорожье с тем, чтобы оттуда выплыть на

море; выписчики толпами приставали к реестровым и сообщали им мятежный дух.

Козаки снова установились в Корсуне, когда им было это запрещено; их армата

перенесена была в Черкасы по приказанию коронного гетмана,—козаки захватили

четыре киевских пушки, взяли свою армату из Черкас и перевезли в Крылов.

. Предполагавшийся морской поход в этом году не состоялся: ограничились

выходом нескольких чаек. Наступила осень; время было неудобное для плавания по

Черному морю. Притом же козакам предстояла надежда • воевать и с дозволения

правительства. Крымский хан воевал с буджацкими татарами, которые, находясь под

начальством мурз Кентемиров, не повиновались хану, и в то же время были врагами

Польши, беспрестанно делая нападения на польские области. По этому поводу

крымский хан вошел с Польшею в дружеские сношения и правительство дозволяло

козакам подать ему помощь. Посланник Речи-Посполитой Дзершек повез хану

обычные упоминки и на дороге прибыл к козакам, которым было приказано проводить

его. Сначала его приняли не слишком доброжелательно. «Не годится,—говорил ему

Томиленко,—чтоб ваша милость вез упоминки хану, когда еще не уплачено жалованье

козакам: для хана у вас деньги есть, а для Козаков их нет!» Однако, Дзершек был

отпущен, когда козакам блеснула надежда на войну; толпа удальцов отправилась

помогать хану: то были все выписчики и запорожцы. Ими предводительствовал Карп

Павлович Гудзан, носивший у Козаков прозвище Павлюк и под этим прозвищем

известный в истории.

81

Одна малорусская летопись говорит, что его звали также Павлюк Ваюн и Полурус,

потому что он был крещеный турок. По известию современного стихотворца-историка,

этот удалой козак служил уже прежде у крымского хана и помогал ему против донских

Козаков при взятии Азова. Он был соучастником Сулимы и, по просьбе канцлера,

избавился от казни. С этим предводителем отправились к хану подобные ему удальцы.

Но были и такие, которые в то время пошли на войну с целью не помогать хаву, а

разорять его подданных, пользуясь тем, что из Крыма вышла с ханом военная сила.

Эти обстоятельства удержали Козаков и от похода на море, и от восстания на

некоторое время. Тех, которые были посмирнее и оставались дома, старшины

уговорили подождать и отправили на сейм просьбу, чрез тех же сотников, как и прежде:

черкасского Ивана Барабаша и Чигиринского Зиновия-Богдана Хмельницкого.

Требования их в этой просьбе были умеренны и касались более одного реестрового

сословия. Покоряясь постановлениям кураковской коммиссии, хотя всегда несносной

для Козаков, рыцари просили только, чтоб им отдали задержанное по их рассчету за

четыре года жалованье, чтоб коммиссия, которая приедет для пересмотра реестра,

вписывала на место убылых товарищей других по желанию Козаков, чтоб армата их

содержалась на казенный счет и им вольно было посылать на селитренные заводы за

порохом и в рудокопни за железом для починки орудий. О своих утеснениях от панов

они писали так: «не довольно того,, что выгоняют нас из шляхетских имений,—не

допускают нас жительствовать и в имениях вашего величества, и Бог ведает, сколько

уже Козаков ушло с женами и детьми в Белгород п поселилось в московской земле.

Прогоняют с бесчестием послов наших; не оказывают нам правосудия, не дозволяют

иметь усадеб и жилищ в городах, не позволяют продавать п покупать горилки, пива и

меда, даже на свадьбы и крестины нельзя нам приготовлять напитков, да притом еще

паны старосты между собою ссорятся, друг на друга наезжают, а нам, козакам,

достается: нас бьют; дворы, оставшиеся после Козаков, умерших на службе его

величества, хотя и должны были оставаться с козацкими правами, но— свидетель пан

подкоморий черниговский, что как только не станет на свете какого-нибудь товарища,

так тотчас старосты и подстаросты ограбят его имущество, а вдову выгонят из дома, и

стариков, которые уже по дряхлости пегодны к службе, не уважают, грабят и

обижаютъ».

На такую просьбу козаки получили очень неприятный ответ. Считая следуемое