Боги в изгнании, или Утомлённые властью

Ворх молчал, не зная как вести себя… Ответа он тоже не знал и никогда не задумывался над такими вопросами, под страхом быть пойманным и прослыть «критиканом». Он и сейчас заподозрил старика в ловкой провокации, отчего спало напряжение и – ощущал он – возвращалась былая уверенность: «не старайся, не попадусь на твою приманку. Захотел чего знать». Ответил с великодушно прощающей улыбкой.

– Я не являюсь Верховным Предводителем и не уполномочен оглашать какие-либо планы Гильорта.

– Ваши планы давно известны… Создали общество наслаждений, законсервировались в Бауки и сохраняете свой паразитизм. В этом ваша цель, идеология и смысл жизни. Речь о другом… Как перед смертью, всеобщей гибелью скажите, чем вы пожертвуете чтобы спастись всем?..

– Задобрить Всемилостливого, чтобы не обидел нас?..

– Чтобы не уничтожил, в очередной раз!..

– Сократим население! До миллиарда, к примеру… И не потребуются ваши шахты, трубы, грязь… Ты это хотел услышать?

– Это тоже ответ, – кивнул Минтарл и добавил. – К утру ты получишь глайдер. Прощай.

– Как твоё имя?

– Старик, – ответил Минтарл, закрывая за собой дверь.

Ворх ещё долго стоял перед дверью, тупо разглядывая обшарпанный пластик. Такого завершения разговора он не ожидал от себя. «Так открыться!.. А впрочем, пусть знает». Утешало лишь обещание глайдера.

5. Диктат любви

Вернулась Кари. Вошла в комнату, прекрасная, как осыпанная цветами и росой ветка скаракосты. Декоративные кристаллики вспыхивали по всему её туго облегающему костюму, а маленький венок на голове испускал радужный свет. Лицо Кари светилось целомудрием, и столько в нём было счастья, достоинства и уверенности, словно была она не баянна, а равная Ворху элитянка. Непринуждённо подошла к нему, протянула свёрток, поверх которого лежала веточка скаракосты.

– Тебе, – сказала она, глядя в глаза долго, дожидаясь понимания и согласия. И когда увидела, что он не понял её дара, добавила, слегка смутившись:

– Мне дали повеление родить ребёнка. Идти в дом свиданий… не хочу. Пусть будет от тебя… Если не против…

Ворх кивнул, вспомнив, что в каком-то им запрещённом видеосне проигрывался древний обычай. Там девушка отмечала своего избранника подношением веточки скаракосты, а потом танцевала с ним танец любви и брака, свершаемый, по преданиям, только раз в жизни. Новый Порядок запрещал брак низшим кастам, но они, как Ворх теперь видел, сохраняли какие-то остатки ритуала, чтобы скрасить циничную обнажённость предписания.

Ворх принял подношение, чувствуя себя и польщённым, и обманутым одновременно, потому что видел, как его втягивают в какую-то сладкую, дурманящую ловушку. Ведь сам заставил Кари полюбить, а оказалось, что смущается перед ней, ждёт её знаков внимания, ощущает томление от непреодолимого желания ласкать и повиноваться ей одновременно.

Он принял омовение, переоделся в такой же праздничный, как у Кари, костюм, голову повязал косынкой, спрятав под ней скобу Верховных, а к косынке султанчиком прикрепил веточку скаракосты – знак избранного на меск. За широкий пояс засунул коробок с косточками курений, а лучемёт, парализатор и энергопояс с беспечной доверчивостью бросил на постель. Готов!

Кари оглядела его и, довольная, подала руку.

* * *

Полутёмная кабина лифта пошла наверх, отщёлкивая этажи. Ворх припомнил, что много лет назад, как раз после вживления бионика и посвящения в элиты, он в таком же лифте поднимался к себе с молоденькой баянной и не мог унять охвативших его фантазий. Ему не терпелось подчинить полученную девушку, утолить желания, а она воспринимала его мысли, испуганно жалась в угол и мысленно лепетала при этом: «Не надо… Я не люблю тебя…». И как позже пламенно ласкала, подчинённая диктатом, вспомнил Ворх с грустью. Где она теперь? Может быть, трудится в какой-нибудь Аркадемии над расчётами, если проявила научные склонности? А скорее всего, рожает детей, увеличивая поголовье носителей Бауков. Он неожиданно для себя и к радости Кари вдруг привлёк её, стиснул в объятиях.

Лифт остановился. Распахнулись двери. Кари разжала руки Ворха и, благодарно взглянув на него, повела за собой в Солнечный зал – большое круглое помещение, под прозрачным куполом которого горела маленькая звезда. Ворх помнил этот зал, заполненный военной молодежью, обеспечивающей порядок в Габаре. Здесь грохотала музыка, дёргались и извивались в танцах парочки, а над ними изобильно парили дурманные шары скаракосты. Какое было беспечное время, вспоминал Ворх былое, оглядывая ложа, на которых уныло перекатывались под светом искусственной звезды полуобнажённые рабы. Много было стариков и старух, никак не выразивших своего отношения к появившейся парочке в одеяниях меска, но объявились и представители более молодого возраста, они поднимали головы, вставали, передавая друг другу новость и взмахивая руками, радостно звали пришедших к себе.

– Кари, идём к нам!

– Празднуем меск, поднимайтесь!

– Кари! Кари!..

– А ты здесь популярна, – заметил Ворх, следуя за Кари к центру зала.

Им предоставили два ложа и столик. Пока Кари щебетала с окружившими её женщинами, Ворх достал из коробочки косточку скаракосты и кинул её в подстав для курения. Косточка обуглилась, зашипела, стеклянный подстав стал заполняться пузырьками, они там лопались, объединялись в большие дымные пузыри, переливавшиеся всеми цветами радуги, и, наконец, первый шар оторвался и поплыл по залу над ложами, сопровождаемый вожделёнными взглядами рабов, наблюдавших, к кому он опустится, кто будет тот счастливчик, который поймает его на мундштук.

Мужчины собирались вокруг Ворха, простецки шлёпали его по мускулистому телу, с видом знатоков разглядывали его костюм, интересовались, откуда, попал к ним в Габар, принимая за своего. Первые минуты Ворху было не по себе от такой фамильярности, но он как-то скоро привык к добродушно приветливым лицам, а потом пришёл к мысли, что надо ценить эти текущие, несомненно опасные и потому притягательные мгновения. И потому он улыбался всем радостно и открыто, шутил и врал виртуозно, когда придумывал себе биографию сбежавшего из Аркадемии баянна. В довершение ко всему стал раздавать косточки скаракосты, рассыпал в протянутые ладони, чтобы со всех подставов до утра взлетали шары веселящего дыма.

Официанты и их добровольные помощники из числа собравшихся в зале принялись разносить по столикам соки и нехитрые блюда праздничного ужина. Искрился и пенился сок, наполнялись бокалы и множились улыбки, как бы расплывались вширь круг за кругом, вовлекая в общее веселье всё больше скудов, инжеров и баянн. Поднимались больные и немощные и, зажав в руке бокалы, обращали взоры в центр зала, где выделялись нарядами Кари и Ворх. Всем им хотелось выразить своё восхищение вступающим в брак, и они выражали его, выкрикивая пожелания счастья.

Разобраться в общем гуле голосов было невозможно, но Ворх понял главное: этот меск низшие воспринимают как демонстрацию протеста против Нового Порядка. К центру сходились мужчины и женщины, совершенно, как заметил Ворх, незнакомые Кари, чтобы произвести непонятное действие – стукнуть краешком своего бокала об их бокалы и уйти на своё место, не сказав ни слова, но с выражением серьёзности на лице, словно свершили какойто важный поступок.

– Что это значит? – шепнул Ворх Кари.

– А, это наше… Клятва. Прийти на помощь в случае нужды.