Богиня Дуня и другие невероятные истории
Шрифт:
"Скорее лезь обратно, а то он ужасно рассердится".
Но я говорил, что вы не рассердитесь, наоборот, вы очень обрадуетесь, когда узнаете, что у вас есть такой самостоятельный палец. Представьте себе, что все ваши пальцы станут такими же. Тогда вы будете спать, или читать книгу, или сидеть в кино, а мы в это время сможем сами что-нибудь делать. Ну, например, пришьем пуговицу пли напишем сказку...
Он стоял передо мной, такой маленький, доверчивый и счастливый, что я не мог на него рассердиться.
– Ты славный палец, - сказал я, слизнув с него капельку крови.
–
Поговорив так со своим пальцем, я снова потушил свет, и мы проспали до утра.
На следующий день, читая книгу, я заметил, что мои пальцы, думая, будто я не обращаю на них внимания, вели между собой такой странный разговор:
– Этой ночью, ребята, я понял, - говорил Указательный палец, - что пальцы вовсе не так уж зависят от человека.
Безымянный, старавшийся в это время разглядеть свое отражение в стеклянной чернильнице, сказал легкомысленно и небрежно:
– Мы зависим от него не больше, чем он от нас.
Интересно, что бы он стал делать, если бы мы отказались умывать ему лицо и расчесывать волосы?
– Послушать вас, просто уши вянут, - вмешался толстяк Большой палец. Если бы у вас под ногтями была хоть капля разума, так вы не воображали бы о себе, а понимали, что мы - это только конечности человека, и всё, и не о чем говорить.
Тут вступил в разговор Средний палец. Он нерелистал за мою жизнь столько разных книг, что был весьма раздумчивым пальцем.
– А вам, ребята, никогда не приходило в голо ву, - спросил он, - как поступает человек в темноте? Он протягивает вперед руку, а рука протягивает пальцы. И мы ведом за собой человека.
Эта мысль была такой ошеломляющей, что все пальцы растопырились от удивления.
– Именно так!
– закричал Указательный, - Мы ведем его за собой.
Мизинец был очень доволен.
– Вот так да!
– смеялся он.
– Кто бы мог подумать, что я веду за собой человека, да еще такого, который пишет сказки!
– Кто пишет сказки?
– удивился Средний палец.
– Разве он пишет сказки? Он сочиняет их, с этим я спорить ие буду, по пишем-то все-таки мы, а не он.
А Большой палец, этот толстобрюхий наглец, подтвердил:
– Это верно, пишем-то мы. Вон и сейчас еще у меня вся морда в чернилах!
Средний палец сказал:
– Так давайте сделаем вывод: мы имеем такое же право на независимость, как и сам человек.
– Л зачем нам независимость?
– спросил Большой палец.
– Что пам с ней делать?
– О, независимость!
– воскликнул Указательный.
– Я бы знал, что с ней делать!
Безымянный мечтал:
– Я бы сделал маникюр. Я бы покрыл свой но гочь лаком. Я бы купил перстень.
– Тьфу, - сказал толстяк, - просто противно слушать.
Но за Безымянный вступился Средний:
– Ты зря на него нападаешь. Ведь только для того и нужна независимость, чтобы делать все, что мы пожелаем, - говорил он.
– Захотим - будем делать маникюр, захотим - будем щипаться, захотим-чесаться. А если вдруг нам придет в голову устроить комбинацию из трех пальцев,
– Это, конечно, очень заманчиво-делать все, что вздумается, - сказал Большой палец, - но ведь это бесплодные мечты.
– Как сказать!
– ответил Средний.
– Если человеку объяснить как следует...
– А что? Может, попробуем?
– перебил Указательный палец.
– Давай, братишка, ты у пас такой начитанный, действуй!
И Средний палец стал действовать.
Для разговора со мной он выбрал такое время, когда я заканчивал одну из своих сказок. В этой сказке я, подобно другим писателям, довольно красноречиво рассуждал о независимости личности.
Мне оставалось дописать только страницу, и я торопливо набрасывал строку за строкой, как вдруг Большой, Указательный и Средний пальцы, державшие перо, разогнулись, и перо выпало из руки, расплескав на бумаге кляксу.
– В чем дело, ребята?
– спросил я.
Сначала мне никто не ответил. Большой палец, тяжко вздохнув, сделал какой-то знак Безымянному и Мизинцу, и все три пальца уткнулись в ладонь.
Только Средний и Указательный стояли, не сгибая суставы, еще вымазанные после работы чернилами, взволнованные и бесстрашные.
– Ну?
– спросил я у них.
Средний палец ответил:
– Ваша сказка почти дописана. А для чего? Разве она может принести кому-нибудь независимость?
– Нет, - сказал я, - но она может пробудить стремление к независимости.
Он спросил:
– А стремление к независимости - это такое же благо, как и сама независимость?
Черт возьми! Ну что на это ответишь? Не дай бог никому иметь на своей руке такой рассудительный палец.
Он смотрел на меня, как мне показалось, с усмешкой, этот маленький дьявол с чернильным пятном на боку.
– Чего вы хотите от меня?
– спросил я.
Он сказал с достоинством:
– Независимости!
– Независимости!
– восторженно повторил Указательный.
Мизинец, сгорая от любопытства, на секунду приподнял свой розовый смешливый кончик, взглянул на меня и сразу же опять свернулся колечком.
Пальцы ждали моего решения. Я разглядывал их, моих разумных помощников, моих маленьких верных товарищей, с ногтями, обкусанными в часы раздумий и неудач. Я вспоминал всю нашу совместную жизнь: когда мне было плохо-и им плохо; когда мне хорошо - и им хорошо. Я делился с ними всеми горестями и всеми благами. Как же я мог отказать им в том, что имел сам - в независимости?
И я махнул рукой:
– Валяйте!
– Ура!
– закричал Указательный.
– Разогните спины, братишки! Больше мы не зависим от человека. Он сам по себе, а мы сами но себе.
Безымянный палец плакал от счастья. Средний бросился на грудь Большому. Мизинец отплясывал какой-то лихой танец. Указательный крикнул:
– А ну, ребята, щелчок в его честь!
И щелчок в мою честь прозвучал как салют.
Я подумал:
"Так уж и быть, пусть этот день станет для них праздником. Сказку я допишу завтра, а сегодня не возьму в руки ни пера, ни книги - дам пальцам полный отдых; пойду гулять".