Богом данный

Она молчит. Шорты которые я с неё стянул, так и болтались на уровне её лодыжек, она сняла и отбросила их. Затем и бюстгальтер. Стоит, голая совсем, в свете луны кажется, что её кожа мертвенно бедного цвета. Лунный свет мягко, словно лаская обтекает её тело, стремится показать мне её в самом лучшем ракурсе. Маленькая высокая грудь, с острыми пиками сосков, впалый живот, мягкая округлость ягодиц, гладкие тонкие ноги… Она идеальная, моя покупка.

— Ты продержишься сегодня, — говорит она. — Может даже завтра. А потом позовешь меня. И знаешь, что самое страшное? Я приду. Потому что ты прав, я просто твоя вещь.

И уходит в свое крыло. Идёт, а я вслед смотрю. Закуриваю ещё одну сигарету, встаю, потом все же оборачиваюсь. Дошла до ночников, они вернули её коже тёплый матовый свет, но я то знаю, что она — льдинка. Закрываю дверь, щёлкает, запирая замок ключ, а я думаю о том, что наверное, она права. Но… я крепче, чем ей кажется.

Дом был пуст и темен. Главное — тих. Я иду и думаю, права, сто раз права, начиная с того, что сегодня я не усну, завтра не усну тоже… к тому времени, как рассвело окончательно я просто сидел в кабинете, смотрел в погасший камин и курил одну за другой. Пепельница полна, в воздухе сизый дым, ветер, что дует в открытое окно не в силах его разогнать. Я поднялся с кресла, прошёл к окну. Сегодня мороз. Все покрыто тонким слоем снега, который растает днем, но ещё немного и зима захватит все вокруг. Тогда станет легче, каждый год становится. Мысли построятся ровными шеренгами, с ними же тараканы, и в голову непременно придёт верное решение.

— Я подумаю об этом завтра, — сказал я вслух и рассмеялся.

Завтра станет легче. Должно. И тогда я буду сильнее той девочки, что закрыта, спрятана в глубинах моего дома, тогда она проиграет. Я позвонил на пункт охраны и приказал готовить машину. Не могу спать, буду работать, до изнеможения, до полной потери сил. Может тогда сломаюсь и усну, перестану думать о том, каковы на вкус её губы.

— Холодно, — я вышел на улицу и ветер щедро бросил в моё лицо мелкого колкого снега. — Слышишь, Сергей? Холодно.

Он кивнул. Выглядит не выспавшимся, со мной тяжело работать. Особенно — осенью. Тяжело подстроиться под мой ритм, не спать сутками, иногда я специально вызываю их в неурочное время, чтобы они мучились так же, как я. Пытка отсутствием сна, уж я то знаю об этом все.

Вельзевул подбежал к моим ногам. Он никогда не ластился, максимум позволял потрепать себя по лобастой башке, мой немой пёс. Я присел перед ним на корточки, отбросил очередную сигарету на мерзлую землю. Вгляделся в его лицо, мордой назвать не получалось. У него чёрная шерсть, с рыжими подпалинами, которые полосами расходятся по телу, имитируя тигровый окрас. Широкий лоб, глубоко посаженые карие глаза. Часто мне кажется, что он хочет сказать что-то и не может. Потому что немой, потому что собака… иногда казалось, что эта псина умнее всех нас вместе взятых.

— Старина, — позвал я. — Уж если бы мог сказать, ты сказал бы, верно?

Ванде он никогда не нравился. Особенности породы таковы, что щенок выбирает себе одного хозяина, все остальные люди — вторичны. Я тогда только взял его, он был мелкий и потешный, а на Ванду рычал, даже старался не подпускать ко мне, ревновал. И я гадал, если это она, узнал ли он? По его поведению ничего невозможно было понять, он не любил всех людей, кроме меня.

— Конечно, сказал бы, — вздохнул я, и махнул Сергею — поехали.

Я уже привык к тому, что езжу в сопровождении минимум двух машин охраны. Раньше это было необходимостью, а теперь, когда все стабилизировалось, просто привычка. Сергей по прежнему настаивает, что это обязательно, а мне плевать. Хотя Ирма смеётся, что я стольким лоботрясам даю работу, которая заключается только в том, чтобы мной любоваться, что государство обязано предоставлять мне налоговые льготы.

— Что на повестке? — спросил Сергей.

— Подраться бы…

Раньше я выходил на ринг. Нет, бои были не профессиональные, но я отдавался им целиком. Мне нравилось одерживать победу в случае, если она заслужена. Один раз, помню, мои ребята до беспамятства избили боксера, который из страха и предосторожности мне поддавался. Сейчас я бы вышел на ринг, но… С тех пор, как ЭТО поселилось в моей голове драться мне было запрещено категорически. И я бы плевал на предупреждения врачей, только вот очередное но…

— Ты не имеешь права так открыто собой рисковать, — заявила Ирма. — Я вижу, ты давно плевал на свою жизнь, но на меня плевать не смей. Ты мне нужен, я не позволю тебе умереть раньше меня, никаких самоубийств, даже чужими руками.

Я обещал. Порой это обещание жгло, бесило, но поделать ничего не мог. Ты же дворянин, говорила Ирма. Ты обязан держать слово. Там, в своей чистой Франции она не догадывалась, какой ценой мне досталось моё богатство, хотя наверное, знала многое. Но не то, что у меня руки по локоть в крови, что ничего чистого во мне не осталось.

— Виктор звонил, — ответил Сергей. — Не знаю, что ему нужно, назначать?

— Назначай, — кивнул я.

Драться мне нельзя, но если он вдруг меня спровоцирует, я могу просто его избить. Я даже хочу, чтобы он меня спровоцировал, и мне плевать на то, как наш конфликт повлияет на соотношение сил в городе. Небольшая война будет кстати, разгонит осеннюю хандру, мысли о девушке, может даже, головную боль.

В офисе тихо. Так тихо, что слышна работа сплит системы и шелест страниц. Коридоры пусты, в ноябре меня стараются избегать даже мои люди. Так что да, Виктор будет очень кстати. Они входят втроем, сам Виктор и два человека охраны, которые встают у дверей — боевиков насмотрелись. Им бы ещё пушки в руки, но с оружием вход воспрещён.

— Чего тебе? — спросил я, не поздоровавшись.

Отпил из бокала. В нем — растворимая таблетка, которая, как я знал, не поможет. Всё равно пью, хотя не рассчитываю даже на эффект плацебо. Лекарство сладкое и одновременно солёное, пузырьки горло щекочут. Смотрю на Виктора, он мнется, и даже интересно стало — что же такого он сейчас скажет?

— Мне девушка обратно нужна, — наконец родил он фразу. — Лиза.

Я чуть не поперхнулся хреновым лекарством, со стулом поставил бокал, а потом… рассмеялся.

— Ты ради этого пришёл? — он кивнул а я продолжил. — И ты думаешь я тебе так просто её отдам?

— Я куплю её, — насупился Виктор. — Сто… сто пятьдесят тысяч долларов.

Я закурил сигарету, улыбнулся — день радовал, утром ничего не предвещало такого веселья. Посмотрел — Виктор хмур, ребята его у дверей просто непроницаемы, Терминаторы российского розлива. Сергей стоит настороженно, наверняка все меры защиты уже принял, параноик.

— Нет, — сказал я. — Она мне самому нравится. Вали.

— Богдан… двести. Двести тысяч, больше я в данный момент не могу дать. И долю акций, в той шарашке, я знаю, что ты их скупаешь… я отдам.

Я прищурился, разглядел ещё раз просителя. Чертовски занимательно! И чем дальше, тем занимательнее.

— Ты же знаешь, — мягко сказал я, не делая пугать раньше срока. — Если я сказал нет, значит нет. Поэтому лучше говори начистоту, зачем она так тебе нужна, а потом я буду думать.

Виктор достал сигарету, закурил. Сергей шагнул было к нему, но я одернул. Курить в моем кабинете можно было только мне, но сейчас пусть курит, руки вон трясутся, до чего ж ему девицу обратно припекло.