Боксер 2: назад в СССР
Шрифт:
— А я ведь верила ему, он ведь просил еще один шанс… — причитала Алла, делясь неизвестно с кем.
Я дал ей время прийти в себя. Сам взглянул на ворота нашего лагеря, до которых с опушки было рукой подать. Потом опустился перед ней на корточки и, коснувшись букетиком из одуванчиков ее плеча, шепнул на ухо.
— Он не стоит твоих слез.
Она вздрогнула и как-то слишком быстро развернулась. Настолько быстро, что я не убрал голову. Мои губы застыли в сантиметрах от ее губ. Я видел ее растекшуюся тушь, смазанную помаду. Я мог отодвинуться, но вместо этого подался вперед и нежно
— Просто поверь, — шепнул я, не отводя глаз.
Ее глаза были широко открыты, Алла напоминала перепуганного олененка.
— Я…
Увы, то, что она хотела сказать, осталось тайной. Послышался продолжительный гудок клаксона. Я повернулся и увидел, что к воротам лагеря подъехал автобус. Новенький ЛАЗ-695М красно-белой раскраски. Ворота были закрыты, поэтому попасть на территорию автобус не мог. Снова посигналив и не получив ответа, водитель ЛАЗа вылез из автобуса и принялся ходить около ворот.
— Кто это, интересно? — Алла шмыгнула носом, поднимаясь с бревна.
Кажется, она спешила, что называется, сменить тему разговора — хоть на что-нибудь. Потому что теперь смотрела на автобус буквально не отрываясь. Я тоже, конечно, посмотрел.
— Какой то… — я вгляделся в надпись на бочине автобуса, сделанную белой краской поверх красной. — … «Вымпел».
— Точно, Савелий Иннокентьевич предупреждал, что они приедут, — вспомнила Алла. — А чего же им не открывают ворота?
— Не вовремя он, — резонно заметил я.
А про себя подумал, что открывать, собственно, некому. Тренера по боксу и борьбе, как люди в возрасте, были сами не прочь поспать в тихий час, да еще и в такую жару. А остальные или торчали на полянке, или были заняты выяснением отношений с Романом Альбертовичем. Поэтому, если кто и знал о визите, то благополучно забыл.
— Пойдемте, пустим, что ли, раз вы их ждали, — предложил я.
Алла кивнула, стерла пальчиком смазанную тушь, без всякого зеркала угадывая, где потекло, и шмыгнула своим курносым носиком.
— Ты прав, Михаил, надо встретить гостей. Нельзя забывать о деле…
Мы двинулись к воротам. Про себя я обратил внимание, что после нашей последней встречи Алла обращалась ко мне исключительно по полному имени. Мелочь, а все-таки приятно.
— Очень доброго дня! — поприветствовала водителя Алла.
— И вам доброго, открывать-то ворота собираетесь? — улыбнулся тот.
Алла окинула взглядом ворота, ища запор, но я опередил ее и открыл ворота сам. Те тяжело распахнулись, и автобус заехал на территорию лагеря. Я увидел в окнах автобуса недовольные рожи ребят, навскидку — наших ровесников.
— Так, что тут происходит! — услышали мы. Не знаю, была ли у Томы чуйка на такие дела, или ее магнитом тянуло, но старшая пионервожатая оказалась тут как тут.
Причем уже переодетая из легкомысленного платьица в спортивный костюм. Хотя глаза ее выдавали, были красными и немного опухли от слез.
Двери ЛАЗа открылись, и наружу вышел мужчина средних лет.
— Пионерский лагерь «Вымпел», по приглашению Савелия Иннокентьевича,
прибыл! — отрапортовал он. — А где он сам, почему гостей не встречает? Непорядочек.Тома замялась, не зная, что ответить.
— Я за ним сейчас схожу, — я поднял руку, переключая на себя внимание.
— Сходи, — закивала Тома, так и не понявшая, о каком приглашении идет речь.
Я отправился к директору и через пару минут уже стучал в дверь его комнаты, но Савелий не спешил открывать.
— Савелий Иннокентьевич, — я постучал настойчивее, прислушался и услышал с той стороны храп директора.
Что-то подсказывало, что Савелий отнюдь не прилег отдохнуть во время тихого часа. Готов биться о заклад, что сегодня он еще в принципе не просыпался.
Я оглядел дверь, присмотрелся к щёлке между полотном и притолокой и обнаружил, что она закрыта с той стороны на крючок. Сбегал на улицу, нашел тонкую длинную ветку, сунул в щель и крючок аккуратно поддел, приподнимая. Дверь, скрипя, открылась, а меня с порога обдало запахом перегара, тушенки и сигаретного дыма. Директор спал прямо в кресле — и явно не от больших трудов его так сморило. На нем были брюки, рубашка без рукава расстегнута, галстук не снят.
Из динамика компактного патефона играл Шаляпин, как колыбельная. В целом обстановка в комнате говорила о том, что у Савелия была долгая и бессонная ночка. На полу валялись пара бутылок из-под водки и перевернутый стакан, а на ручке кресла стояла забитая окурками пепельница.
— Савелий Иннокентьевич! — я окликнул директора.
Но просыпаться он не собирался. Я подошел к креслу и потрепал Савелия по плечу — ноль эффекта. Тот лишь что-то невнятно пробурчал и продолжил спать. Церемония возвращения директора к жизни, однако, затягивалась.
Ладно… Я огляделся, наткнулся взглядом на графин с питьевой водой и не долго думая всё на голову Савелия вылил.
Тот вздрогнул, вскочил, как будто его током ударили, и непонимающим взглядом уставился на меня.
— Э… — Савелий тщетно попытался припомнить мое имя.
— Михаил меня зовут. Доброе утро, Савелий Иннокентьевич… было бы, ноо далеко за полдень, — сухо проговорил я. — К вам, то есть к нам, там гости приехали.
— Какие гости? — директор проморгался и всё-таки сфокусировал взгляд на мне.
— «Вымпел».
— Вымпел, вымпел… — Савелий защелкал пальцами, припоминая, о чем идет речь, — Точно! У нас же товарищеский матч по футболу! И что, уже приехали?
Савелий нахмурился, покосился на календарь на стене и почесал макушку.
— Точно, мы же на сегодня договаривались…
— Сегодня, сегодня, автобус их уже у ворот, — подтвердил я.
Директор поправил рубашку, как будто это могло как-то скрасить общую его помятость.
— Представляешь, Миша, — он прочистил горло, но осиплость голоса никуда не исчезла. — За всеми этими делами в лагере у меня как-то из головы вылетело. Я даже Тамаре забыл сказать, предупредить, чтобы она подготовилась. Это ведь крайне важно для отчетности…То есть…
Савелий заметался по комнате, подбирая разбросанные носки, ища сухую одежду почище. Пока метался, наткнулся на телевизор, почему-то завешенный тряпкой.