Боксер 2: назад в СССР
Шрифт:
— Вот, у нас даже приз подготовлен!
Савелий похлопал рукой по телевизору.
— Знаешь, сколько трудов мне стоило такой замечательный приз выбить! Телевизор, цветной!
Я подметил, что телевизор действительно совсем новый. Рядом даже упаковочная коробка стояла. Достать такой аппарат было действительно непросто, и я охотно поверил, что это стоило Савелию больших трудов. Молодец директор, нам в лагере действительно не хватало цветного ящика. А вот что это за соревнование Савелий организовал и что мы теперь будем делать, чтобы они состоялись — интересно.
Телевизор-то этот, даром
Спросить я не успел, Савелий вдруг замолчал, нахмурился. Взгляд его остановился на каких-то осколках — видно, от разбитой бутылки водки.
Директор резко замер и медленно-медленно, дрожащей рукой приподнял ткань, закрывающую экран.
— Ох ты ж мама дорогая… Как же так вышло?
Трещина шла через весь экран, и теперь новенький телевизор можно было отправить разве что только на помойку.
М-да. Не знаю, с чем был связан пьяный дебош, но у директора теперь явно были проблемы.
Савелий опустился обратно на кресло. Весь мокрый, жалкий, едва не плачет. Ходячее пособие на тему, что может быть с людьми, если не контролировать себя. Любые возможности можно вот так вот… потерять.
Чего директор не знал, так это того, что здесь есть одно крайне заинтересованное лицо. И уж оно, это лицо, своего постарается не упустить.
— Савелий Иннокентьевич, — я кашлянул в кулак, привлекая внимание директора. — Я хочу предложить вам сделку.
Глава 20
Директор замер и заинтересованно прищурился.
— Ты сейчас вообще о чем, Рыжиков? — пролепетал он.
— Да все о том же, Савелий Иннокентьевич. Говорю, что помогу вам решить вопрос с телевизором, — заверил я.
— Ты — поможешь? — директор приподнял бровь от удивления. — Как же ты с такими вещами можешь помочь… ладно, Михаил, поболтали и хватит, мне, сам говоришь, надо гостей наших встречать.
Савелий предсказуемо не придал никакого значения моим словам. А кто бы придал? Как может помочь мальчишка четырнадцати лет, который, к тому же, находится здесь же, в лагере. С кем договорится, где что достанет? Так что подобной реакции я ожидал. И честно признаться, я действительно понятия не имел, как могу помочь, потому что цветные телевизоры в середине семидесятых в СССР все же были дефицитом. Но тут ведь главное что? Взяться. А как пойдет дальше — дальше и решим.
— Молча помогу, — заверил я. — Соглашайтесь, все равно ничего не потеряете!
Савелий снова вернул на меня взгляд.
— Ну допустим, а мне что тебе надо дать взамен?
Что такое сделка, директор даже в этом состоянии прекрасно понимал. Выгода должна быть взаимной.
— Вам взамен надо будет потратить каких-то пять минут своего времени, ну, может, десять, — обозначил я и следом выдал, что мне нужно от директора: — Попрошу вас составить рекомендательное письмо нашему тренеру для спортивного общества «Динамо».
— Так его же из СКА выперли под… — директор запнулся, смекнув, что при мне такие вещи нельзя говорить. — Рекомендательное письмо, говоришь? Ну, мне труда не составит. Если это все, что нужно, сразу напишу, как ты свою часть договоренности выполнишь.
— Здорово, только письмо я попрошу подписать не только
вас.Савелий осоловело смотрел на меня и ждал.
— Надо ещё и директоров других спортивных лагерей.
Савелий задумался, а я, чтобы ускорить принятие им решения, подчеркнул:
— Телевизор у нас все-таки не чёрно-белый, а цветной, — я подмигнул Савелию.
Тот закашлялся. Понимал, что со второй частью сделки придется извернуться и сделать ряд звонков. После таких просьб обычно должным остаешься, это не просто письмецо накалякать по личной инициативе, которое дай бог вообще прочитает кто-нибудь
— А тебе это зачем? Почему сам Григорий не пришел?
— А он человек гордый, — с одобрением произнёс я. — А нам, его ученикам, не хочется такого замечательного тренера отпускать.
Савелий еще помялся, посомневался.
— Ладно, Михаил, хоть я и не верю, что ты реально помочь можешь, но в одном ты прав — хорошему человеку надо помогать. Так что я на твое предложение, пожалуй, соглашусь. И я думаю, что будет лишним говорить, что наш разговор, как и договоренности, остаются в этих стенах?
Мы пожали руки. Я поймал себя на мысли, что директор уже общается со мной как со взрослым человеком, не делая никакой скидки на возраст. И руку он мне тоже пожал крепко, совсем по-взрослому.
— Ну собирайтесь, Савелий Иннокентьевич, надо вам переодеться во что-то более подходящее.
— Да-да, — он отрывисто закивал. — Буквально пару минут, не пойду же я, в самом деле, в таком виде.
Тема с рекомендательным письмом возникла у меня спонтанно, но такой документ всерьез мог выступить неким «помилованием» для тренера. Да, я, как и Савелий, считал, что хорошим людям надо помогать, но в этой помощи все же был зашит мой собственный расчет. Тренер у меня был обалденный, и его методики, которые не понравились работающим по старой методичке чиновникам, шли на несколько шагов впереди любых других методик из «классики». Так что если и существовали люди, которые могли мне помочь за пару лет превратиться в высококлассного спортсмена и отобраться на Олимпиаду, то это был Григорий Семенович.
Пока я размышлял, Савелий удивительно споро начал собираться. Одевшись, принялся за причёсывание непослушной шевелюры, потому что после сна волосы с одной стороны головы у него натурально торчали колом. Я же подошел к телевизору, глянуть хотя бы модель и характер повреждений. Хотелось верить, что в этом случае удастся обойтись ремонтом. Не косметическим, конечно, но все же. Со стороны это выглядело так, что я стоял и деловито хмыкал.
— Михаил, ну пошли. И это… если кто будет спрашивать, скажи: задержались, потому что я отчетностью занимался.
Савелий с важным видом взял тройной одеколон, плеснул на палец и вытер его о язык.
— Фу-у, какая гадость!
Видимо, таким незатейливым образом он от перегара избавлялся. Не знаю, насколько это могло помочь, но дух в комнате действительно стоял жуткий.
Через пару минут мы с директором уже шли к воротам лагеря, где нас ожидала целая делегация. Директор, конечно, все еще выглядел помятым и потрепанным, но теперь помятость скорее смахивала на вид после тяжелой умственной работы. Умеет все-таки паршивец правильно себя подать.