Боль мне к лицу

— Я! Виноват! Надо было спрятать ее, увезти! А я вместо этого все похерил! Сука! Ненавижу! Я убью эту мразь, живьем закопаю!

Голос становится все громче; Доронин срывается с места и крушит кухню, скидывая подворачивающуюся под руку посуду, роняя стулья. От ударов на стене остаются кровавые отпечатки костяшек пальцев.

Дикий звук, вырывающийся из его груди, разрывает мне душу на части. Я заставляю себя стоять, не двигаясь, пока он не выдыхается.

Иван скатывается вниз по стене, утопая в острых осколках. Перешагиваю аккуратно, стараясь не поранить босые ноги, но боли избежать не удается. Опускаюсь рядом, вставая на колени, и прижимаю его за голову к себе, давая выплакаться.

Как по-дурацки звучит фраза о том, что мужчины не плачут. Боль потери одинаковая для всех, — она сама выдавливает из человека слезы, чтобы спасти от перегрузки.

Измотанный собственным бессилием, Иван замирает. Мы сидим так ровно три минуты, пока он не отталкивает меня, поднимаясь. В руках снова — бутылка водки. Я отхожу, ощущая, как течет кровь из ранок на стопах. Вопрос, который сейчас не к месту, все же срывается с губ:

— Ваня, почему ты исчез?

Полицейский молчит, поднимая голову к потолку. Я не сразу понимаю, что он пытается остановить слезы, собирающиеся в уголке глаз. Моргает несколько раз, а потом произносит:

— Я пытался спасти вас. Он обещал прийти за тем, кто мне дорог, а я решил, что, пока не нашел эту суку, единственный способ обезопасить близких людей, — исчезнуть. Если нет слабых мест, то не за что цеплять. Я ушел от тебя. Я пошел на развод с Яной… но он не купился. А я проиграл.

Глава 26

Появление младшего Доронина уже не вызывает удивления.

В отличие от брата, он заявляется с виски. Тонкий плащ переброшен через руку; всегда идеально сидящая рубашка выглядит мятой и застегнута через пуговицу.

Адвокат проходит мимо в обуви, хрустко ступая по осколкам. Молча усаживается напротив Ивана и пьет, ударяясь зубами о стеклянное горлышко бутылки.

Я решаюсь уйти в комнату, чувствуя себя лишней, но Петр останавливает:

— Садись. Помянем Яну.

Я все равно выхожу из кухни, чтобы обуться. Возвращаюсь назад, занимая место между двумя братьями. За это время адвокат находит где-то целый стакан и наливает его до краев, пододвигая ко мне.

— Пей, — чеканит, но я с отвращением смотрю на алкоголь.

— Я не могу так, — начинаю, но он ударяет рукой об стол, крича:

— Пей! — и я делаю залпом несколько глотков, давясь от обжигающего ощущения и кашляя после. — Вот так лучше, — произносит Доронин — младший, теряя ко мне интерес. — Скажи мне, Ваня, как ты смог проеб**ть все, что у тебя было?

Иван молчит. Думаю, что он и сам задается этим же вопросом.

— Почему она тебя выбрала, а? Сейчас жила бы со мной. Живая! Я ведь любил ее все эти годы, братец. Понял, да? Любил!

— Я знаю, — Иван смотрит перед собой, слегка пошатываясь. — Ты этого и не скрывал.

— А я для нее был подружкой. Она делилась со мной всеми проблемами. И когда ты, б**ть, дома не ночевал, и когда начал с этой дурой спать. На что ты ее променял? Вот на это? — Петр кивает на меня, и я не выдерживаю, встаю быстро, роняя с шумом стул под ноги.

— Пошел ты на х**, - раздается за спиной голос Ивана, и конфликт переходит на повышенные тона.

Я запираюсь в ванной, набирая номер Елены, стараясь не думать о том, сколько сейчас времени. Она долго не берет трубку, и в перерывах между гудками с кухни доносятся крики и звук ударов.

Я не вмешиваюсь; во мне зреет уверенность, что больше, чем синяками, эта драка не закончится, зато пар они выпустят.

«Все в порядке, сиди пока тут».

«Да ничего, у одного губа разбита, у другого фингал».

«Бабу надо было при жизни делить, дурачье».

— Да, — сонный голос профайлера останавливает поток комментариев.

— Лен, у меня на кухне два пьяных брата Доронина дубасят друг друга. Что делать?

В трубке раздается шуршание, тихий шепот, после чего девушка нехотя отвечает:

— Полпятого утра, Ань. Ладно, сейчас разбужу Антона и приедем.

Я благодарю ее, но она отключается, не дослушав. Нормальная реакция человека, которого разбудили посреди ночи.

К их приезду Иван и Петр успокаиваются; адвокат расхаживает с синяком под глазом, Иван прикладывает бутылку к распухшей губе. Я сижу в комнате с томиком Ахматовой, прислушиваясь к уличному шуму, и когда сквозь приоткрытое окно доносится звук подъезжающей машины, выхожу открывать дверь.

Лена хмуро переступает через порог; за спиной тихой тенью маячит Антон, прикрывающий ладонью зевающий рот.

— Обувь не снимайте, — пропуская их вперед, предупреждаю я.

— Я первый, — Антон останавливает Лену, проходя на кухню вперед нее. Тесное пространство не позволяет уместить всех присутствующих, поэтому я решаю не присоединяться к толпе.

От головной боли, усталости и алкоголя я начинаю плохо соображать. Перед глазами пляшут темные точки, и мне хочется лишь одного: остаться в одиночестве и с головой укрыться одеялом.

Присутствие людей утомляет, поэтому, когда в зале появляется Антон, я почти не реагирую на него.

— Лена сегодня уже пыталась поговорить с Ваней, — заводит мужчина разговор, поневоле привлекая мое внимание, — но он послал нас. Нельзя его за это судить, но… мне неприятно, когда так поступают с любимой женщиной.

— Антон, днем убили Яну, какую реакцию ты ждешь? — я защищаю Ивана, немного раздражаясь от слов собеседника. Собеседник выбрал явно не того человека, чтобы делиться своими проблемами.

— Знаешь, вся эта ситуация меня порядком напрягает. Я тебе не жалуюсь, просто хочу заранее предупредить: скорее всего, в ближайшее время я увезу Лену куда-нибудь подальше.

— А ты ее мнение спросил?

Антон молчит, разглядывая что-то над моей головой. Я жду ответа и пытаюсь разобрать слова в тихом бормотании профайлера.

— Она не согласится. Но я боюсь, что увлекшись всем этим делом, она перетянет проблемы на себя. Ее навязчивое желание всех спасать и помогать каждому встречному может выйти боком. Если честно, я против и того, чтобы Лена занималась тобой. Не в общем, а с тем рвением, с которым она кидается тебе на помощь.