Больно не будет

Викентий соображал быстро.

— Да нет, все прилично. Если бы вы не сказали, я бы и внимания не обратил. Пудра только немного сыплется на пиджак.

— Это чепуха. Пудра! Тут дело шло к полному моральному фиаско. Давай, Гриша, стаканы. За это событие, за науку мы сейчас пузырь и раздавим. Жаль, Николаевича нету.

Николаевич, как бы услышав его зов, возник на пороге.

— Привет честной компании! — сказал он весело.

Заготовитель тут же поведал ему историю своего чудесного спасения. Старик засветился иконной благостью. Он и сам сходил удачно.

— Да, теперь и не то умеют, что блямбу закрасить. Спасибо тебе, Гриша, надоумил старого пенька. Все вышло чин чином. До правления я дозвонился, но председателя не застал. Завтра с утра снова пойду звонить. Груня, уборщица, сказала, передаст все как надо. Она женщина опытная, вездесущая. Я у ней и про деньги узнал, за телефон с меня тоже рупь взяли. Она говорит, это можно, это положено, раз дак ты в командировке по общественному заданию. Звони, говорит, хоть сто раз на дню. Все зачтется в казенный бюджет.

Новохатов пошел в ванную умыться, оттуда крикнул Викентию, чтобы тот собирался, сейчас они поедут.

— Куда? — спросил Викентий.

— К твоему папочке, — выйдя из ванной, радостно ответил Новохатов.

Спасенный заготовитель ухарски раскачивался на стуле. Его мысли приняли другой оборот.

— Гриш, а как ты думаешь, если я к Тайке загляну по новой? Не нахрапом, конечно. С работы ее подстерегу. Как ты думаешь? Может выгореть? Нас учат каждое дело доводить до конца.

— Теперь тебе чего бояться, — поддержал его Новохатов. — Со свидания беги прямо в парикмахерскую. Действуй!

Из холла Новохатов позвонил Кременцову, опять никто не ответил.

— Что-то у твоего папаши прогулка затянулась. Не простыл бы.

«Где же может находиться Кира целый день?» — подумал он. Викентий предложил:

— Не хочешь кофейку выпить?

Новохатов с удовольствием бы выпил кофе, он с утра ничего не ел, да и утром, кажется, ничего не ел, но нетерпение сжигало его.

— У тебя ключи есть от квартиры?

— Есть, но...

— Я думаю, у твоего папаши кофеек получше общепитовского? — он дружелюбно потрепал Викентия по плечу.

В автобусе он развил тему родства.

— Ты ему сын, а я кто? Если он мою жену к себе переселил, то ведь мы таким образом тоже породнились. Или нет? Надо будет с него калым взять, верно. Он же у тебя богатенький, да? Архитектор, художник. Это не его церковь вон там виднеется? Да ты не туда смотришь. Во-он слева. Не его? Оригинальная церквуха. Ничего, что я с тобой на «ты»?

Викентий нахохлился, не отвечал.

— Ты что-то там в гостинице про среду говорил. В которой твоего папашку только и можно понять. Это какая среда? Богема, что ли? Вроде он в нее по возрасту не подходит. Или он у тебя замедленного созревания? Я где-то читал, что люди искусства медленно развиваются. Но уж если разовьются, то их ничем не удержишь.

— Мне не нравится этот разговор, — процедил Викентий сквозь зубы.

— Не нравится? Извини! Я думал, тебе приятно об этом поговорить. Я думал, ты для этого ко мне и приходил. Значит, ошибся. Мне простительно. Я в людях плохо разбираюсь. С женой несколько лет прожил, как один денек, и то в ней не разобрался. А вы с женой дружно живете? Не обманывает она тебя? Говорят, все женщины склонны к измене. Даже те, кому некому изменять. У тебя жена порядочная женщина? Не стерва?

— Я-то тебя ничем не обидел, — сказал Викентий. — Чего ты нарываешься?

— Неужели твой папаша способен на убийство? Ты сам посуди, где может Кира пропадать целый день? У нее же в городе никого нет. Ты мне поможешь ее найти? Как земляк земляку? Если он ее укокошил, то тебе все равно придется давать показания на суде. Я ведь на него в суд подам. Конечно, многое зависит от размера откупного. А вы с ним случайно не сообщники?

Викентий вышел из себя. Повернулся к Новохатову, во взгляде бешенство и презрение:

— Вон ты какой?!

Новохатов обрадовался, что встретил наконец реального врага, незамаскированного. И это не старик, не туманное видение, мучающее его по ночам кошмаром своей бесплотности, это достойный противник, интеллигентный молодой человек в кожане, самодовольный, враг и сын врага, плетущий против него какие-то тайные интриги. Вот и отлично.

— Я такой, — сказал он, наливаясь желанным, ответным презрением, — а ты какой! Ты чего от меня ждал, когда шел ко мне? Поцелуев, доверительных излияний? Ошибся, юноша. Перемудрил. Ищи сочувствия в другом месте. Единственное, что ты можешь от меня получить, это доброго пинка под зад. Понял, мыслитель?

— Что ж, по крайней мере, откровенно!

— Да уж не буду юлить, как ты.

Они приехали и сошли с автобуса, настороженно приглядывая друг за другом. Молча добрались до подъезда и поднялись на этаж. Викентий позвонил. Нет ответа.

— Открывай! — приказал Новохатов. Викентий тускло на него покосился, достал ключи, долго копался с замком.

В квартире была темень непроглядная. Как в черную яму шагнули.

— Никак выключатель не найду, — растерянно произнес Викентий. — Переделал он тут все, что ли?

Негромко чертыхаясь, он шарил по стенам, и Новохатов подумал, что это тоже, видно, неспроста. Как это — забыть, где выключатель?

Вспыхнула неяркая люстра и осветила захламленный коридор. В квартире пахло воском, чем-то паленым.

— Видишь, нет никого, — заметил Викентий, странно оглядываясь, будто в самом деле попал в незнакомое место.

Новохатов решительно снял пальто. В коридор выходили три двери. Викентий, не раздеваясь, толкнул первую, вошел, зажег там свет.

— Иди сюда! — позвал. Новохатов вошел то ли в гостиную, то ли в кабинет. Мягкие кресла, низкий широкий стол, заваленный журналами и книгами, книжные полки, полированный шахматный столик из слоновой кости, телевизор в углу на подставке. Тишина и уют.

— Садись, я сейчас.

Новохатов слышал, как он раздевается, топчется в коридоре, потом зажурчала вода в туалете, через несколько минут Викентий вернулся с конвертом в руке.

— Это, кажется, тебе!

Гриша взял у него конверт, на котором размашисто, рукой Киры, было написано: «Грише, лично».