Больной вопрос

– Да у меня можно и поговорить.

Антуан вышел, не дожидаясь, пока его хозяин кивнёт.

Суржиков дождался, пока за спиной Алекса закроется дверь, и повернулся к эльфу.

– Итак, мэтр, начнём работать… За какой точно период точно пропали записи?

Жил Антуан в мансарде, и это было всё, по чему можно было догадаться, что он не родственник и не гость, а слуга. Комната была большой и светлой, на полу лежал отличный большой ковёр, а мебель стояла такая, что Верещагин невольно стал прикидывать, не спросить ли потом, по окончании расследования, где её покупали.

Камердинер жестом предложил ему сесть в кресло возле журнального столика, сам сел напротив и уставился на сыщика.

– Вы в курсе, по какому поводу ваш хозяин нас пригласил?

– А чего ж не быть в курсе-то? – пожал плечами Антуан. – Мэтр, как приехал, пошёл новые записи в тайник класть, ну, и увидал, что там пусто. За сердце схватился…

– Вы при этом присутствовали?

– Нет, меня Клавдия позвала, – насупился мужчина. – Я в ту комнату, где он с пациентами разговаривает, не хожу, нечего мне там делать.

– А Александр где был?

– По-моему, пошёл котёл проверять, горячая вода плохо шла.

– Значит, мэтр вместе с вами и секретарём вернулся в Москву в пятницу, двадцать второго ноября, так? Расскажите, пожалуйста, что происходило в доме эти три дня…

***

Мэтр Алариен отчего-то нервничал, не мог сосредоточиться ни на вопросах, ни на ответах. Несколько раз вставал и подходил к окну, выглядывал в него и смотрел на безлюдный, заливаемый дождём переулок. Наконец Суржиков сдался.

– Мэтр, у меня такое впечатление, что вам не до меня. Давайте сделаем так: я напишу свои вопросы на листе бумаги и оставлю вам, а сам пойду и поговорю с кухаркой. Госпожа Карен, так?

– Да, верно. Вы совершенно правы, – целитель потёр лоб. – Отчего-то мне неспокойно.

– У вас сивиллы в роду не встречались?

– Боги миловали, – усмехнулся Алариен. – Просто тянет где-то на сердце. Но это ерунда, пройдёт. Прошу вас, садитесь за стол, вот бумага и магическое перо, и пишите вопросы. А я покину вас на полчаса, помедитирую, может быть, поможет.

Он вышел в ту самую комнату, где разговаривал с клиентами. Проводив его взглядом до двери, Суржиков сел за стол, отметив удобство кресла, положил перед собой лист бумаги и магическое перо, откинулся на спинку и начал диктовать.

В Малом Гнездниковском переулке детективы провели почти целый день. Домой они попали, когда уже начинало смеркаться. Небо, вроде бы посветлевшее после окончания дождя, снова посинело, начало наливаться влагой; к тому же похолодало изрядно. Алекс, потянув носом, сказал:

– А ведь подморозит к ночи, и будет сплошной каток. Надо попросить Аркадия, чтобы какой-нибудь согревающий суп сварил, фасолевый, что ли.

– Тыквенный, – проговорил Влад непослушными от холода губами.

Его лёгкая куртка, отлично подходящая для люнденвикского туманного ноября, в московском предзимье совсем не спасала.

– Тыквенный, – согласился Алекс, покосившись на него.

***

Мужская компания, собравшаяся этим вечером за ужином в столовой старого двухэтажного дома, была на редкость молчалива.

Молчал хозяин дома, обдумывая разговоры с целителем и его окружением.

Молчал Суржиков, благодарно глотавший огненный суп и чувствовавший с каждой ложкой, как отогревается изнутри.

Тихо сидели близнецы, по виду которых можно было точно сказать: сегодня им будет не до репетиций «Макбета», так они умотались.

Не говорил ничего и майор Никонов, голодный и уставший до крайности.

И даже с подоконника не раздавалось ни единого звука. Аркадий Феофилактович, домовой, приписанный к дому на углу Селивёрстова и Костянского переулков, с умилением наблюдал, как насыщаются едоки.

Наконец исчез с блюда последний пирожок с капустой, и самовар отправился на кухню вместе с грязной посудой. Близнецы синхронно зевнули, и Стас посмотрел на Суржикова.

– Дядя Володя, простите, но мы сегодня просто отрубаемся, очень день был трудный. По пять пар, да ещё собрание с кураторами курса, а там такие ведьмы были, что Шекспиру и не снились.

– Идите спать, дети, – ухмыльнулся Влад. – А взрослые люди пойдут в кабинет и ещё немножко поработают.

ГЛАВА 9

Чем труднее добиться успеха, тем решительнее надо приниматься за дело.

Бомарше, «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность»

– Ну что, начну я? – спросил Суржиков, устроившись в кресле, и продолжил, не дожидаясь ответа. – Начну с госпожи Карен, кухарки. С ней всё просто: при мэтре Алариене она живёт последние двадцать с лишним лет, нанял он её в Монакуме, откуда и перебрался в Москву. Целитель стал очень популярен, и дом его разросся – до переезда из Гамбурга в Монакум всем хозяйством занимался Антуан. в новом доме уборкой стали заниматься приглашённые специалисты, а для готовки нашли госпожу Карен. Причём Алариен не довольствовался тем, что она умела: трижды он отправлял кухарку на поварские курсы, так что теперь она обладательница двух серебряных и одного золотого диплома каких-то престижных кулинарных школ. Одиннадцать лет назад они перебрались в Москву…

– Почему? – перебил его Никонов.

– Потому что в Монакуме от мэтра потребовали вступить в Гильдию или прекратить деятельность.

– Хм… Иначе говоря, к нему шло страждущих больше, чем к гильдейским врачам?

– Ну, вслух это сказано не было, но подразумевалось, – хмыкнул Влад. – А в Москве правила иные, тут в Гильдию вступают по личному желанию, а для практики нужна лицензия, выданная Минздравом, и подтверждённый диплом. Здесь после переезда Алариен нанял управляющего и секретаря. Вернее, сначала у него работала личная помощница, выполнявшая обе эти функции, некая госпожа Мацуо, но три года назад она уехала домой в Киото.

– Была ссора?

– Нет. По словам Карен, у помощницы заболел отец, и её призвали ухаживать за ним. Тогда-то и появился Александр Котенев. Опять же, по словам кухарки, он был неимоверно точен, исполнителен, вежлив и внимателен.

– Сущее совершенство, – пробормотал Алекс, ощутив не то зависть, не то ревность. – Ну, а что-то ещё госпожа Карен рассказала? О том, что происходило в доме после отъезда мэтра, например?

– Кое-что рассказала, да…

Тут Суржиков выдержал хорошую театральную паузу, рассчитывая сорвать аплодисменты, или хотя бы получить толику восторга. И получил, Верещагин не подвёл.