Больные ублюдки

Заглянув ему в глаза, я почувствовал, как раздуваются мои ноздри. Он уставился на меня, и его зрачки расширились. Я пятился назад до тех пор, пока мои ноги не упёрлись в край кровати. Я попытался удержать равновесие, но пол ушёл у меня из-под ног, и я упал на матрас. Из-за всего того алкоголя, что влили в меня за последнее время, комната плыла у меня перед глазами. Я чувствовал слабость. Мне не нравилось терять контроль над ситуацией.

Дядя Клайв оказался передо мной, его ремень и штаны были расстегнуты.

Я взглянул на жировые складки у него на животе и попытался встать на ноги. Но дядя Клайв толкнул меня в плечо. Свободной рукой он провёл по моим волосам.

— Ты настоящий красавчик, Хитэн. И такой развитый для твоего возраста — высокий и широкоплечий. И эти серебристо-серые глаза…

— Отвали от меня, — я дернулся в сторону в попытке убежать. Но дядя Клайв был сильнее меня. Он отвёл от меня руки, но только чтобы залезть ими к себе в штаны. Я закрыл глаза, не желая видеть, что он сделает дальше. Он схватил меня за рубашку и вынудил лечь на матрас. Я сопротивлялся изо всех сил, пока он не ударил меня по лицу, и у меня не закружилась голова. Надавив рукой мне на горло, дядя Клайв прижал мои ноги к кровати, и я почувствовал, как он расстегивает мне брюки. Он начал стаскивать их у меня с ног. Я пытался кричать, сказать ему, чтобы он отстал от меня, но он так сдавил мне горло, что я не мог издать ни звука.

Он стянул мне штаны до лодыжек, а затем рывком поднял меня на ноги, ухватив за ворот моей рубашки. Протащив меня через всю комнату, он пригнул меня к столу и, пнув меня по щиколоткам, развёл мне ноги. Его рука прижимала к столу мою голову, пока мое сознание не заполнил запах дуба. Я пытался с ним бороться, пытался высвободиться, но не смог...

И я перестал пытаться.

Я вытащил карманные часы и уставился на циферблат. Я поморгал, разглядывая стрелки, отстраняясь от нахлынувшей вскоре боли. Отстраняясь от кряхтенья, хрипов, падающих мне на шею капель пота... чувства, что он у меня за спиной…

— Тик-так, — шептал я про себя, скользя щекой взад-вперед по дубовой поверхности стола. — Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так…

Выкинув все остальное из головы, я неотрывно глядел на карманные часы, пока не услышал, как дверь спальни закрылась. Комната погрузилась в тишину. Но я не мог пошевелиться. Моя щека прижималась к деревянной столешнице. Дуб. Я всё вдыхал и вдыхал запах дуба.

На циферблат моих карманных часов упал свет и золотым пятном отразился на потолке. Оно подрагивало. Я понял, что это от того, что у меня трясутся руки.

Я вдохнул.

Я выдохнул.

И снова задышал.

Я прижал карманные часы к груди и поднялся со стола. Спину пронзила жгучая боль, но я стиснул зубы и натянул брюки, застегнув их так крепко, как только мог. У меня всё ещё дрожали руки. Мое дыхание было каким-то чужим.

И у меня осталось всего одно место, куда мне хотелось пойти.

Я бросился в другой конец комнаты и, тихонько открыв дверь, выглянул в коридор. Он был пуст. Я пробежал по ковру, с силой сжав челюсти, потому как каждый последующий шаг давался мне больнее предыдущего. Но я не заплакал.

Не думаю, что я знал, как это делается.

Я обогнул лифт и направился к служебной лестнице. Я как можно быстрее взбирался по ступеням, пока не очутился на Куколкином этаже. Увидев, что ее спальня закрыта, я ворвался к ней и захлопнул за собой дверь. Метнувшись в угол комнаты, я скользнул вниз по стене и затаился. Я пытался перевести дыхание.

Но не мог отдышаться.

Все казалось каким-то неправильным.

— Кролик? — со стороны кровати послышался сонный голос Куколки. Я не взглянул в ее сторону. Вместо этого я уставился на свою руку… уставился на стекающую с моей ладони кровь. Я медленно разжал пальцы и увидел, что по-прежнему держу в руке карманные часы. Стекло порезало мне кожу.

— Кролик? — на этот раз голос Куколки прозвучал ближе. Но я почувствовал, что раскачиваюсь. Наблюдая за стрелками моих часов, за тем, как они движутся по циферблату.

— Тик-так, — прошептал я, покачиваясь взад-вперед, взад-вперед. — Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так…

Я пытался не думать обо всём этом.

— Кролик? Что-что случилось? — я почувствовал, как Куколка опустилась рядом со мной. Я вдохнул аромат роз, аромат духов, которыми она всегда душилась. Она ахнула.

— У тебя идёт кровь.

Она побежала в ванную. Вернувшись, она взяла из моей руки часы и накрыла мою ладонь полотенцем.

— Тебе больно? — спросила она.

Наконец, я поднял глаза. Она была одета в длинную белую ночную рубашку, но у нее в волосах по-прежнему был черный ободок, который она всегда носила. И в одной руке она держала свою куклу.

«Она сказала, что в мире есть плохие люди. Некоторые из них совсем рядом. Она сказала мне, что Алиса будет меня от них оберегать…»

У меня в голове вихрем завертелись ее слова двухлетней давности. Те самые, что перед смертью сказала ей её мама.

Плохие люди.

Она хотела уберечь Куколку от плохих людей.

Плохие люди совсем рядом.

Ее папа… её дяди…

— Где ты был? — спросила она.

Пока она это говорила, я заглянул в ее голубые глаза. Они снова стали печальными. Я не знал, что ей ответить.

— Я так по тебе скучала. Миссис Дженкинс сказала мне, что ты занят с моим папой и дядями, она выпятила нижнюю губу. — Слишком занят, чтобы меня навестить. Чтобы поиграть со мной и почитать.

Ее губа задрожала.

— Мне было так одиноко без тебя. А теперь ты такой грустный, — опустив плечи, сказала она. — Я не хочу, чтобы ты грустил.

Ее голос превратился в шепот. Я по-прежнему молчал, тогда она немного отстранилась и попыталась улыбнуться.

— Думаю, я знаю, от чего ты сразу почувствуешь себя лучше.

Куколка поднялась на ноги и кинулась старому розовому проигрывателю ее мамы, что стоял у нее на столе. Она включила его и начала танцевать.

И я наблюдал за ней. Не сводя с нее глаз, я смотрел, как она покачивалась и открывала рот под слова песни. Танцуя, она улыбалась…Потом у меня в голове всплыло другое воспоминание. Слова, что она сказала мне одним летним днем, когда мы лежали на ее покрывале для пикника.

«Я всегда танцую для моего папы и дядей. Они любят смотреть, как я танцую. Я часто это делаю… им нравится… они постоянно меня просят…»

— Прекрати, — тихим шёпотом произнёс я, но Куколка меня не услышала. Закрыв глаза и подняв вверх руки, она продолжала танцевать.

— Прекрати! — уже громче сказал я, но она по-прежнему не слышала.

— Да перестань ты, бл*дь! — закричал я, наконец, так громко, что мой голос пробился сквозь музыку, и воздух наполнился моим гневом.