Болотная царица

— Мы привезли теб вызовъ на смертный поединокъ отъ нашего вождя, старца Венда. Будь на разсвт у городскихъ воротъ. Вождь встртитъ тебя и сразится съ тобой за обиженный тобою народъ, какъ нкогда сразился онъ съ Азами и уничтожилъ ихъ. Если же ты силой чаръ или оружія побдишь нашего государя, то не одинъ онъ богатырь въ своемъ народ! Я первый…

Но — на этомъ слов — затрепеталъ богатырь; голосъ его прервался, и онъ впился безумными отъ испуга очами въ ночную тьму, которая, за спиной всадника, была какъ будто и гуще, и туманне, чмъ всюду. Слыша, что товарищъ умолкъ, не скончавъ рчи, — богатырь-морякъ подумалъ: «врно, ороблъ!» и продолжалъ, за него:

— Нашъ вождь и вс мы въ Золотомъ город — дружина и народъ — одно тло. Не знаемъ, одолешь ли ты васъ, но, если и одолешь, дорого станетъ теб побда. Грудью пойдетъ дружина Венда на твои чары, и вотъ эта, привычная къ битвамъ съ людьми и моремъ, грудь будетъ первою, которую ты встртишь въ бою…

Но тутъ и морякъ оборвался на слов: очи его расширились, волосы на голов зашевелились, колна задрожали, и зубы застучали, какъ у лихорадочнаго. Замтивъ это, третій богатырь всталъ съ земли и, закрывъ глаза рукой, чтобы подобно товарищамъ, какъ предположилъ онъ, не увидать чего-нибудь страшнаго, спросилъ:

— Что же прикажешь ты передать Венду?

И опять раздался голосъ, подобный вздоху песчанаго холма:

— Буду!

На обратномъ пути къ Золотому городу третій богатырь спросилъ:

— Братья! что было съ вами? отчего вы такъ странно замолкли?

Убійца льва сказалъ:

— У меня открылись очи на невидимое. Знай, братъ: всадникъ не одинъ на холм. За нимъ видлъ я великое полчище образовъ, блдныхъ, страшныхъ, искаженныхъ судорогами смертельной муки. И въ полчищ этомъ былъ… мой покойный отецъ. Онъ рыдалъ, ломалъ руки и длалъ мн знаки, чтобы я замолчалъ… О, братъ! слово само застыло у меня на устахъ!

Морякъ сказалъ:

— Я видлъ то же самое… и своего старшаго брата Арна. Лицо его было бло, какъ известь, а на лбу краснла рана, что привела его къ погребальному костру. Далеко, на счастливыхъ островахъ великаго моря, за столбами Мелькарта, убили брата черные люди; а вотъ въ эту ночь онъ предсталъ предо мною здсь на гор и, рыдая, молилъ меня взглядомъ и движеніями, чтобы я не раздражалъ чернаго всадника.

— Братья! воскликнулъ третій богатырь, — у кого же были мы, кого видли, если онъ творитъ такія чудеса?

— Это волшебникъ! сказалъ убійца льва.

— Это злой духъ! сказалъ морякъ.

— Это сама смерть! подумалъ третій богатырь.

Вендъ ждалъ возвращенія богатырей въ своей опочивальн. Безсонный лежалъ онъ на лож, блуждая въ темнот открытыми глазами, и думалъ объ умершемъ сын и о своемъ народ, но не плакалъ и крпко сдерживалъ накипвшія въ сердц слезы, потому что боялся ослабить рыданіями силу своихъ мышцъ предъ утреннимъ поединкомъ. Молча выслушалъ онъ пословъ и отвернулся отъ нихъ лицомъ къ стн. Предъ разсвтомъ оруженосецъ вошелъ въ опочивальню, чтобы разбудить Венда, но нашелъ его уже вооруженнымъ: со шлемомъ на голов и съ мечомъ у бедра.

— Вождь! замтилъ онъ: разв нтъ у тебя лучшаго меча? Ты препоясалъ свой старинный мечъ, выкованный изъ плохой стали неискусными руками грубыхъ горныхъ кузнецовъ.

— Да! возразилъ онъ. — Но не бойся: его не съла ржа, и онъ по рук мн, какъ въ дни юности. Имъ когда-то поразилъ я Азовъ; имъ сослужу я послднюю службу своему народу. Духъ живетъ въ моемъ старомъ меч, - вщій духъ любви, чести и свободы, и горе тому, противъ кого возстаетъ этотъ духъ! Врую въ него, и не надо мн лучшаго меча! Сдлай мн коня, и — смло на врага!

VII

Блый туманъ лежалъ на горахъ, долин и стнахъ Золотого города. Вс зубцы на стнахъ были усяны людьми, пришедшими видть поединокъ, но напрасно они искали своего царя въ молочной мгл разсвта. Только его серебряный рогъ звучалъ гд-то подъ стной, въ бездн тумана, вызывая отвтные трубные звуки на песчаномъ холм. На дальней вершин загорлась золотая точка; къ ней, какъ стрлы къ цли, полетли лучъ за лучомъ еще не виднаго въ долин, но уже взошедшаго за ея крутыми границами, солнца. Горные скаты и обрывы расцвтились румяными пятнами. Въ зыбкіе клубы тумана посыпались розы, серебро, золото и драгоцнные камни. Молочная мгла заволновалась и стала таять, осдая росою къ земл или всплывая паромъ къ легкимъ облакамъ лазурнаго поднебесья.

Горожане увидли Венда. Въ блой одежд, сверкая золотомъ на панцыр и шлем, возвышался онъ, верхомъ на бломъ кон, на бугр у большаго пути изъ горъ въ Золотой городъ. Онъ былъ свтелъ лицомъ, и булатное копье не дрожало въ его рук. Онъ смотрлъ навстрчу солнцу, выплывающему большимъ шаромъ изъ-за высотъ востока, и, казалось, читалъ молитвы. Единодушный вопль привта вырвался, какъ изъ однихъ устъ и одной груди, у всхъ горожанъ, когда они увидли своего героя; а онъ наклонилъ свое копье — привтствуя ихъ и прощаясь съ ними…

Какъ грозовая туча, спускался съ песчанаго холма черный всадникъ; земля гудла подъ копытами его коня; онъ казался еще громадне и грозне, чмъ вчера. Во ста шагахъ, не дозжая Венда, онъ остановился. Такъ какъ народъ на стнахъ очень смутился, и вс мертво молчали, то далеко разнеслось и было слышно мощное слово всадника къ Венду:

— Старикъ! дай мн дорогу. Я хочу войти въ твой городъ.

И слышно было слово Венда:

— Ты не войдешь!

— Вендъ, любимецъ Зевса! Я, имющій власть надо всмъ на свт, хотлъ бы пощадить тебя… Дай дорогу.

Вендъ сказалъ:

— Я и мой старый конь — вотъ твоя дорога. Растопчи наши тла копытами твоего коня. Но, пока я живъ и сижу на сдл, ты не подешь дале.

— Вендъ, возразилъ черный всадникъ, — я знаю, что ты этою ночью вопрошалъ свтила, и они сказали теб, кто я.

— Да, я знаю, кто ты.

— И все-таки противишься мн?

— Да.

— Берегись, Вендъ! Я — неодолимая сила.

— А во мн живеть безстрашная любовь.

— Ты — безумецъ, Вендъ.

— Нтъ, я — вождь. Когда мой народъ былъ рабомъ я его освободилъ. Когда онъ былъ безправенъ, я его судилъ. Когда онъ голодалъ, я его кормилъ. Когда нападали на него болзни, я его лчилъ. Когда врывались къ нему враги, я спасалъ его побдой. Теперь я могу умереть за него.

Черный всадникъ покачалъ шеломомъ.

— Ты стоишь предо мною, о Вендъ, какъ слабая соломенка предъ бурей пустыни. На какихъ же условіяхъ будемъ мы биться?

— Что можетъ предписывать слабйшій сильнйшему? возразилъ Вендъ.

— Вендъ, клянусь теб, еслибъ я умлъ и могъ смяться, я смялся бы надъ твоею безумною отвагой… Чего ты потребуешь отъ меня, если побдишь?

— Ты оставишь меня и мой народъ жить и умирать такъ же, какъ вела насъ воля Зевса до твоего прихода, — спокойно сказалъ Вендъ.