Большая игра

Как этого добиться – вопрос оставался открытым. Но Эльвин понимал, что, только взяв в свои руки инициативу в игре, можно переломить ее ход. Требовался неожиданный для противника, неординарный ход, который спутал бы все планы сторон. Но как придумать его, если пока не известно в точности, кто является противником и какие цели преследует?

Женщина-гибберлинг, выполнявшая работу официантки в таверне, подошла к столику эльфов. На ней, кроме собственной шерсти, было короткое платье, грубо сшитое из тонкой коричневой кожи. Поскольку меню заведения особым разнообразием не отличалось, она просто зачитала наизусть те его пункты, которые могли заинтересовать эльфов. Карина предложила Эльвину парочку вариантов, и оба, недолго посовещавшись, выбрали одинаковые блюда.

Официантка ушла выполнять заказ, а Эльвин покосился на столик, за которым отдыхали канийцы. В отличие от эльфов, люди куда больше нуждались в общении с себе подобными. Если эльфы устраивали совместные застолья только во время Великих Балов, во всех остальных случаях предпочитая куда более узкий круг общения, то люди старались сбиться в кучу при любой возможности. А если возможности не было, это людей расстраивало, чему Эльвин не раз становился свидетелем, когда под его началом, на десантном корабле, служили канийцы из абордажной команды.

Вот и сейчас канийцы шумно беседовали, хохотали, много ели, отрывая мясо и хлеб прямо руками, еще больше пили, иногда расплескивая на стол содержимое кружек, но совершенно не обращая на это внимания.

По виду – самые настоящие разбойники. В точности такие же, которых Эльвин немало перебил в притоне, пробивая кинжалом себе путь к свободе. И это напрягало бывшего капитана. И чем дальше, тем больше.

Он подумал, что у Карины были все возможности выбрать именно эту таверну, а не любую другую. Ведь девушка отвергала их одну за другой, вроде как из соображений брезгливости, пока благосклонно не одобрила эту. И именно в этой канийцы сидят все вместе, за одним столом, числом более двух десятков. А Карина, якобы из тактических соображений, усадила Эльвина к ним почти спиной, так, что приходилось коситься через плечо, чтобы не упускать их из виду. Многовато совпадений.

Эти рассчитанные кем-то «случайности», а также полное непонимание реального положения дел и расстановки сил настолько уже напрягали Эльвина, что у него начинали сдавать нервы. Он все более отчетливо понимал, что сам себя загонит в ловушку, если не предпримет нечто неожиданное. Возможно, неожиданное для себя самого. Но каждый раз его останавливала мысль, что он, возможно, сгущает краски. Ну, сидят канийцы, пьянствуют, что с того? Посадить вооруженного мужчину за столик лицом ко входу тоже вполне логично.

Чем дальше, тем больше Эльвин ощущал нечто похожее на раздвоение личности. У него даже голова от этого начала немного кружиться. С одной стороны, все объяснения Карины логичны и правдоподобны, с другой стороны, благодаря эксклюзивности монет в своей коллекции, Эльвин точно знал, что она лжет и ведет игру против него. А может, не против?

«Может, может, может…» – эхом отдавалось в голове бывшего капитана.

Могло быть все, что угодно. И никак нельзя узнать, что именно, не перехватив инициативу. Даже если это будет дурацким ходом, его все равно необходимо сделать. Иначе просто с ума можно сойти.

Мысли метались, путались. Иногда они захлестывали страхом, приводя к каким-то кошмарным выводам, иногда, наоборот, возникало ощущение, что вообще никакой игры нет, а Эльвин сам себя загоняет. Потом он вспоминал о единственном неоспоримом факте – подмене монет, и снова все закручивалось по новой.

Принесли еду, но Эльвину кусок в горло не лез.

– Ты неважно выглядишь. – Карина с беспокойством глянула на него.

– Просто устал. Очень. Скоро на корабле отдохнем. Судя по капитану, там нас ждет достаточно комфортная каюта.

– Я тоже устала, – призналась девушка. – Но ты вроде держался, а сейчас начал киснуть.

– Всему есть предел, – уклончиво ответил Эльвин.

И тут дверь в таверну открылась. На пороге появился крепкий широкоплечий каниец. Эльвин сразу обратил внимание, что первый взгляд он бросил точно на них с Кариной, не на кого-то еще. Это могло быть случайностью, но их уже накопилось столько, что они перестали восприниматься Эльвином как совпадения.

Заметив двух эльфов, каниец отвел взгляд, помахал рукой людям за столиком и присоединился к ним. Кося взгляд, Эльвин заметил, что ему налили полную кружку.

Некоторое время ничего особенного не происходило. Эльфы ели, канийцы, преимущественно, пили и хохотали. Но Эльвин то и дело косился через плечо. И, как оказалось, не зря. Он заметил, как недавно вошедший о чем-то нашептывает двум склонившимся к нему друзьям, то и дело украдкой показывая на Эльвина с Кариной.

Это стало последней каплей. Бывшего капитана сложно было обвинить в трусости, но неудобства похода, роль постоянно убегающего преступника, против которого восстал целый мир, постоянная неизвестность и невозможность перехватить инициативу, все это действовало на нервы с силой, грозившей срывом. Эльвин уже был готов на что угодно, только бы действовать вне рамок игры, за пределами тех путей, которые проторили для него неизвестные кукловоды. Любой ход, не предусмотренный ими, мог поломать все их планы и дать шанс беглецу начать игру в собственных интересах.

Мысль согласовать свои действия с Кариной он отбросил сразу же. Канийцы, сидящие за столом неподалеку и что-то замышляющие против Эльвина, стали последним и самым ярким подтверждением версии «канийского следа» в развернувшейся против бывшего капитана игре. Причем в самом худшем варианте этой версии, так как бандитский вид и повадки людей за столом не давали возможности допустить их работу на официальное руководство Совета Лиги.

Эльвин не сомневался, что это самые настоящие разбойники, согласованно действующие с бандой, отбившей пленника при нападении на конвой. И их цель – похитить Эльвина, выудить из него секретные сведения, а затем уже выгодно продать Совету Лиги, заодно очернив эльфов, как предателей интересов союза. Этого допускать нельзя было ни при каких обстоятельствах.

Бывший капитан готов был поделиться рассказом о нападении на патрульную эскадру в астрале, но именно с руководством Совета Лиги, причем в присутствии всех трех союзных рас, чтобы ни одна из них не могла использовать информацию в своих целях, в ущерб партнерам по Лиге и в тайне от них.

К сожалению, такой возможности у Эльвина не было, и он не знал толком, как такой план вообще можно претворить в жизнь. Ведь выйти на руководство, даже находясь на столичном аллоде, не так-то просто, и придется контактировать ради этого со многими, каждый из которых мог начать собственную игру. А Эльвин не доверял уже никому, ни сородичам-эльфам, уже утаившим, скорее всего, важную информацию от союзников, ни канийцам, которые рады любой возможности укрепить свои приоритетные позиции в руководстве Лигой, ни даже гибберлингам, которые, ради повышения собственной зыбкой значимости, могли тоже пуститься в интриги. Причем, не владея этим искусством так, как владели им эльфы и люди, гибберлинги могли наломать дров больше, чем любая другая сторона.

Пока нет возможности рассказать о нападении на эскадру одновременно всем трем представителям, придется держаться на безопасной дистанции от любой из союзных сторон. В этом плане Карина права: очень подошел бы Вольный Город. Но пассивное ожидание не соответствовало натуре Эльвина. Он понимал, что каждый из упущенных дней грозит Лиге поражением. Ведь если эльфы утаили важную информацию, канийцы и гибберлинги будут совершенно не готовы к возможному нападению Империи с применением нового типа кораблей. И, кроме него самого, похоже, спасти Лигу больше некому. Если Совет Восьми Домов сам не передаст сведения Совету Лиги, а надежды на это мало, значит, именно в руках Эльвина, как ни странно, оказывались все шансы Лиги на выживание. И эти шансы просто необходимо было реализовать, а не отсиживаться в Вольном Городе.