Большая книга ужасов - 6

Построение — это было уже серьезно.

На всякий случай я отошел в сторону. Тоска тоже переместилась подальше, на веранду. Она где–то раздобыла старый театральный бинокль с длинной ручкой и теперь сидела в кресле–качалке с видом светской львицы… Хотя нет, на светскую львицу она не тянула, скорее, на светскую лисицу. Чернобурую.

Построение началось.

Первым на построение вышел Радист.

Радист прошагал от веранды до полянки с грацией заржавевшего Кощея Бессмертного, решившего на старости лет сбацать брейк. Что–то в его голове работало уже не так, как раньше, и он не сумел вовремя остановиться и наступил на ногу Чугуну.

Чугун завизжал и завертелся на месте, как всякая нормальная собака, которой отдавили лапу.

Тоска захлопала в ладоши и выставила вверх большие пальцы. Она была в восторге.

Чугун уселся на землю и принялся дуть на покалеченную ногу.

Тут я не выдержал и засмеялся.

— Смирррна! — заорал Чугун, забыв про свою ногу.

Радист стал по стойке «смирно». Он развернулся на пятках и вкопался в землю сантиметров на двадцать.

Гундосов был тут. Он встал рядом с Радистом, щелкнул ботинками и сделал стеклянный взгляд.

Последним подтянулся Доход. На ногах Доход держался уже с большим напряжением, поэтому единственно безопасным для себя способом передвижения он выбрал кат. То есть качение. Доход ложился на бок и катился. Поскольку мускулатура его развилась и сверху и снизу, Доход теперь представлял собой бочкообразное образование, бугрящееся ненормально развитыми мышечными мешочками. Весьма приспособленное именно для качения.

Вот он и прикатился. Радист и Гундосов подняли его на ноги и для поддержания равновесия подставили ему под мышки рогатины и одну рогатину приставили сзади.

— Равняйсь — вау–вау! — тявкнул Чугун.

И выживатели сравнялись. Или выравнялись, не знаю уж, как это у них, у выживателей, водится.

Чугун расхаживал вдоль строя. Иногда на двух ногах, а иногда, забывшись, на четырех.

Потом он подумал и рявкнул:

— Добыть огонь из подрручных срредств!

Команда выживателей принялась добывать огонь. Вернее, принялась пытаться добыть огонь.

Я не стал смотреть на это безобразие и отправился на Чертов омут. Поискать разрыв–травы. А вдруг повезет?

Глава 8. К жмурику

Ночка выдалась та еще.

Я почти уснул и даже начал видеть сны, как вдруг проснулся. Со мной такое часто случается: сплю–сплю — потом бац — и проснулся! И сейчас я тоже проснулся.

И сразу понял отчего — за озером кричал козодой. Это мне совсем не понравилось. Во–первых, козодои тут водиться совсем не должны, они должны водиться севернее. А во–вторых, козодой, как известно, орет к весьма неприятному событию.

Козодой орет к мертвецу.

У одного моего знакомого чувака был ручной козодой, и он запугивал своих приятелей тем, что обещал натравить на них своего козодоя. Козодой сам по себе птица довольно страшненькая, а если учесть еще его умение накликивать смерть…

Короче, моего знакомого все уважали и даже боялись.

Так вот, я принялся думать о козодоях и смерти и, само собой, больше не мог уже уснуть. У меня были старые, еще моего деда, командирские часы, они лежали на тумбочке и мерцали зеленым фосфорным светом. Я злился, старался уснуть изо всех сил и, само собой, уснуть при этом не мог. Часы мерцали в темноте и нагоняли на меня мрачное настроение. И Выключатор. Мне стало казаться, что он каким–то образом за мной наблюдает, смотрит на меня прямо через карман. И не дает мне нормально уснуть. Мне стало казаться, что скоро случится что–то таинственное…

И что–то таинственное случилось.

Ровно в полночь в дверь стали скрестись.

Я вообще–то человек по части нереального безумия бывалый, но когда в полночь в заброшенном доме в лесу, после того как козодой пропоет свою унылую песню, в дверь начинают скрестись…

Волосы на голове встают дыбом даже у самого бывалого бывальца.

Но ужас ужасом, а делать что–то надо было. Я выхватил кинжал и скатился на пол. Подошел к двери. Прислушался.

Тихо.

Потом снова царапанье.

— Кто? — Я поднял над головой руки с кинжалом, чтобы в случае чего быть готовым к нападению.

За дверью зашуршали, и под дверь просунулся листок, вырванный из блокнотика. На нем было написано: «Это я, Тоска».

Почерк Тоски я знал, но этот почерк был одновременно и похож на ее, и не похож. Трясущийся какой–то. Поэтому определить, она это или нет, я не смог.

— Чего надо? — спросил я.

Опять шорох и опять бумажка.

«Можно я войду?»

Мне стало не по себе.

Почему?

По нескольким причинам.

Причина первая.

Вампиры, во всяком случае некоторые вампиры, прежде чем войти, просят разрешения.

Причина вторая.

Чего Тоске делать у меня?

— Чего надо? — спросил я снова.

«Впусти, мне страшно!»

Это было странно. Вот уж не думал, что такая вредная особа, как Тоска, способна чего–то бояться. Ну, разве что взлета цен на армейскую обувь. А она боялась. И держать ее за дверью было нельзя. Но и впускать ее мне тоже было страшно.

Надо было как–то ее проверить.

— Прочитай «Отче наш», — сказал я.

«Я не знаю «Отче наш“!!!» Написано истерическим почерком.

Другого способа проверить, вампир Тоска или нет, у меня не было.

Тогда я решил проверить, Тоска ли это вообще. Смотреть в скважину было бесполезно — темно. Я взял эту самую бумажку и написал: «Кто написал оперу «Фауст“?» — и подсунул под дверь.

Кто написал оперу «Фауст», я знал — весной мы с классом ходили в театр.

«Придурок! «Фауста“ сочинил Гуно!»

Правильно. Я открыл дверь.

Тоска вошла.

Я приготовил нож.

Ничего мрачного и наглого в ней больше не было. Обычная перепуганная девчонка. Даже без плеера. Даже симпатичная.

— Ну, чего? — спросил я.

Тоска указала на горло и помотала головой.

— Понятно. Это оттого, что ты в красно–белых носках ходила, — сказал я. — Красно–белые носки притягивают неприятности. И еще ангину. Что у тебя стряслось?

«Там кто–то ходит», — написала Тоска.

— Где?