Большая книга ужасов – 90
Шрифт:
Больше всего было конспектов или каких-то документов, судя по печатям, но Настю странно притягивали рисунки. Детские, настоящие, видно, что не кондитеры на лекциях исподтишка рисовали. Цветной карандаш, реже – фломастер, кривенькие тортики и конфеты, подписи огромными печатными буквами «Митя», «Вася», «Лена»… У «Мити» палочка в букве «и» повёрнута не в ту сторону.
Смотреть на рисунки было почему-то жутковато, казалось, что с этими детьми случилось что-то плохое, если их рисунки оказались здесь, в этих грязных руинах, в этом мусоре. Их место на холодильнике под магнитиком-черепахой из Турции, в старой папке с верёвочками на антресолях, но не здесь…
–
– При взбивании теста… Серый испугался нарисованных пирогов! Испугался, что не выдержит и слопает бумагу!.. – Мышка, наконец, прекратил читать конспект и с разбегу влетел в разбросанные по полу листки: – Не бойся, Серый, я тебя от них защитю! – Рисунки и конспекты ворохом разлетелись из-под его ног, подняв облако пыли. Мышка ещё и пробежался туда-сюда, взрывая бумагу, как сугроб.
Настя отшатнулась, закашлялась, Серёга молча погнался за Мышкой, на ходу пытаясь дать пинка. Ленка щёлкала фотоаппаратом, не их, а стены, руины, вот это вот всё. Ваня молча крутил пальцем у виска. Под ногами бегущих рвались и пачкались ещё больше кривенькие тортики, нарисованные неизвестными детьми.
– Хватит! – Насте казалось, что они делают что-то плохое, непоправимо плохое, о чём пожалеют потом…
Мышка замер с поднятой ногой, вопросительно глядя на Настю. Серёга, вместо того чтобы отвесить ему пинка, тоже замер на ходу. Наверное, она крикнула это слишком громко, слишком… Слишком.
– Тут ещё куча мест, где мы не были. – Настя кивнула на ряд закрытых дверей. – А вы всё пыль поднимаете. Мы так до утра всё не обойдём.
– Не обойдём, – легко согласился Серёга. – Площадь-то огромная. Если Ванина собака и правда забежала сюда…
– Пошли! – оборвал Ваня и дёрнул ближайшую дверь.
Бывший учебный класс выглядел как бывший учебный класс. Несколько уцелевших парт (явно когда-то их было больше), сломанные стулья, шкаф без дверей с выглядывающими корешками каких-то книг. На стенах – пыльные плакаты с рекламой конфет двадцатилетней давности.
– И здесь школа! – Мышка дурашливо взвизгнул и попытался запрыгнуть на руки Ленке.
– Она достанет тебя везде! – подхватил Серёга. – Сейчас выскочит призрак училки и заставит тебя отвечать без шпаргалки! – Он взмахнул руками и, кажется, зацепил шкаф. С открытой полки прямо Серёге под ноги вывалилась какая-то книга.
– Ну я ж говорил… – он поднял тяжёленький фолиант, открыл, скорее автоматически, чем от любопытства. – Альбом, ха-ха! У моей бабушки такой!
Ребята подошли посмотреть. То, что держал в руках Серёга, действительно напоминало древний бабушкин фотоальбом, даже обложка похожа. Красный бархатный переплёт, внутри – плотные листы бедно-зелёного картона со специальными полукруглыми вырезами под фотографии. На первой странице от руки фломастером было написано: «Карамельщики».
– Звучит как ругательство.
– Замолкни, карамельщик!
Напротив во весь лист красовалась чёрно-белая групповая фотография. Люди в белых халатах и смешных шапочках стоят вдоль ленты конвейера и улыбаются в камеру. Снимок был паршивенький и какой-то дырявый. Не смазанный, как часто бывает со старыми чёрно-белыми фотографиями, не с попавшим в кадр пальцем, размытым на полкартинки, не с капельками на линзе, какие пытаются выдать за призраков в старушечьих передачах про потустороннее. Именно дырявым. Белые халаты, как будто вырезанные на темном фоне цеха. Серые лица толком не разглядишь в этом жутком качестве. А некоторых людей
просто нет. На их месте – белые пустые силуэты, как будто выжженные по трафарету какой-то химией.Несколько секунд ребята смотрели на эти странные дыры, даже Мышка молчал. Вроде ерунда: в каком старом альбоме не найдётся испорченного снимка? Тогда на телефон не умели щёлкать, целая история была: фотоплёнка, проявитель, фиксаж. Ну не удалась фотка, не выбрасывать же! Но от этого снимка было неуютно. Чужие люди, возможно, давно умершие, и точно, что давно старые, на древней фотографии. …И эти силуэты, как призраки. Как те, кого больше нет.
– Эти что, плохо работали, что ли? – Мышка поскрёб пальцем белый силуэт, будто надеясь, что от этого проявится картинка. – Им сказали: «Халтурщики не достойны быть на страницах нашего священного альбома!» – и вытравили.
Ленка потихоньку выдохнула, и, кажется, не она одна. Озвученная Мышкой мысль была проста, понятна, а главное – вероятна. Если чёрно-белая фотография, даже не «полароидная», то это ж какое время-то было! Ей бабушка рассказывала, как их не допускали на общую классную фотографию за бантики не того цвета. Да сама она сколько раз убирала в Фотошопе бывших подруг! А потом, когда мирились, возвращала обратно. Почему бы и нет? Просто «фотошопов» тогда ещё не было, приходилось действовать грубо.
– Может, они с фотографом поссорились. – Она хихикнула, и все разом ожили. Мышка цапнул альбом, шлёпнул им Серёгу и помчался от него через парты. Серёга наугад взял другую книгу и побежал догонять, Ленка защёлкала фотоаппаратом, Настя и Ваня подхватили падающий шкаф, поставили и стали изучать содержимое.
Парочка учебников, чьи-то конспекты и ещё несколько похожих альбомов. Должно быть, каждая бригада делала себе свой. Настя листала «Бисквитчиков». Тут были газетные вырезки, детские рисунки, дурацкие самодельные стихи и, конечно, старые чёрно-белые фотки. Много. По ним можно было наблюдать, как стареет каждый в бригаде: к середине альбома Настя уже начала их узнавать. И выжженный силуэт тоже. У «Бисквитчиков» такой был всего один, но почти на каждой фотке. И, кажется, это был один и тот же человек, потому что остальные присутствовали неизменно из года в год, как будто они там вообще никогда не болели, не увольнялись, не прогуливали. И только выжженный силуэт, Настя его уже узнавала. В косынке, в юбке, торчащей из-под халата, значит, женщина.
– Как же она так накосячила-то, что её везде поудаляли? – Ваня смотрел через плечо, держа в руках другой раскрытый альбом. Серёга с Мышкой еще бегали.
– Вряд ли об этом напишут в таком альбоме. Он же для истории и дурацких стишков, показать, какие все офигенные, а не наоборот.
– У меня двое. – Ваня махнул своим раскрытым альбомом. – А в самом конце уже фотки без них.
– Ну правильно: накосячили и уволились… – Настя пролистала свой альбом. Выжженная пропала где-то к середине и больше уже не появлялась. Странно всё-таки расправлялись с провинившимися работниками в прошлом веке.
– Ты говорила, здесь люди пропадали. – Ваня сам не понял, зачем спросил. Наверное, эти навели на мысль.
– Я говорила, что про это место куча страшилок, одна другой глупее. Но да: таких много. Ещё с тех времен, когда фабрика работала, да и после закрытия. «Работник кондитерской фабрики не вернулся домой»… Только, знаешь, первая половина таких баек пришлась на девяностые, когда фабрику продали в частные руки, а вторая – тоже на девяностые, когда её разорили и закрыли.
– Думаешь, разборки владельцев?